дети дети что я вам сделала?
буду теперь ангелов рожать
тонкую плоть
душевную ткань
темен человек душен
а то приходи вечером поскучаем
снова слышишь ангел пролетел
делать нечего
старые женщины ангелов рожать стали
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
молодому человеку
лучше с бородой
сунуть в руки автомат
просто любо-дорого!
а если посадить задом
на горячую броню
в яркий день
хоть снимай на кинохронику!
такой пыль-порох с бородой едет
глядят небось (ага!)
идет рослая пара (ненавижу таких)
что-то ей (про меня) – обернулась
да как она смеет (при мне)
такую короткую юбку
такие длинные ноги носить!
его – к стенке (ага!)
запрыгала челюсть
её – в заброшенный сад
юбку – на голову
засыплю всю лепестками шиповника!
будет она у меня плакать
будет смеяться счастливая
глажу нежно
гладкое темное железо
утешаю глупую: да ты
у меня как за каменной стеной —
в укрытии
бьет где-то близко
щелкают осколки
сыплются срезанные ветки
а мы
нашли забытый воинский склад
еще с прошлой войны
столько ящиков банок бутылок
тушенка французский коньяк
красивую жизнь проживем
погоди погоди я сейчас…
почему-то приходится в резком солнце
бежать и стрелять
и вжиматься в каждую щель…
на асфальте в луже крови
женщина смотрите сидит
силится приподняться —
только дергаются обрубки…
погоди погоди – ты у меня будешь
всё у меня будет
вот сейчас добегу… добегу…
ПРЕДМЕТЫ ПРИРОДЫ
профиль римского цезаря
лысеющая головка —
старуха в кресле на колесах
«жуки-древоточцы съедают
великолепную мебель
и под лаком труха и разруха»
у нее не было ног
зато были мозги
в глубокой тени не просыпались еще
сухие венки бессмертников
мы сходились на молитву
сосуд камень раковина-рапан —
на досках стола
светили предметы природы
всякий своей извилиной
отсветом или изъяном
Учитель учил что природа —
идеальный почтовый ящик
вот он сам – клинышком бородка
посылает своё посланье
(он всегда глядит на темный габриак
свилеватый похожий на женщину)
в полдень когда солнце по-хозяйски
располагалось
под ветхим навесом
и вечером когда удалялось
перебирая венки
на каменной стене
мы снова сходились на молитву
мы были община
больше чем семья
никто не знал кто с кем спит
потому что света по ночам не зажигали
в двухэтажном доме —
шорохи перебежки впотьмах
глухие вскрики стоны
а утром – святые предметы
но однажды ночью
Бог исполнил все наши просьбы
пятеро не явились к утренней молитве…
как установило следствие
сосуд камень заточенная раковина —
идеальное средство
отравить убить перерезать горло
(Учитель жил со старухой и внучкой
муж которой Витя жил с долговязым Борей)
мы были община
больше чем семья
но жуки-древоточцы —
тайная работа
превращала нас всех в труху
ИЗНАНКА
рассеянно чертил по листу бумаги
справа и слева:
сначала редкая решетка
потом штриховка все чаще и гуще
такой частый ельничек
дальше непролазные заросли
и в самой середине —
середке
возникла извилистая
чернота —
промежность
жуткое дело но я туда полез
не раздумывая…
с трудом протискиваюсь
сжимаемый влажными стенками
затем меня стало проталкивать
все сильнее —
больнее и судорожней
я завопил благим матом
снаружи басовито сказали:
головкой идет
и родился
с другой стороны
естественно сразу все забыл
все забывают
я рос
(картину переписали
но подмалевок остался)
и теперь
лежа с закрытыми глазами
ощупью продвигаться вспять
до самого испода
стать этим дном —
тонким рядном бумаги
и услышать как кто-то ее берет
перекладывает с места на место
говорит по телефону:
да я вернулся – прилетел
из Германии
хорошо
конечно надо повидаться
обязательно
и мне хочется с ним повидаться
кто это?
я подозреваю
что это я
но зачем я летал в Германию?
что касается меня
я там не бывал
ДЕЛО БЫЛО ОКОЛО
давно это было – до войны
во дворе летом
бывший кавалерист
в расстегнутой гимнастерке
с гитарой
присаживался на край
садового стола
на гимнастерке – орден
иногда выносил именную шашку
мы – дети его не боялись
контуженный
«изрублю в ка-капусту!»
пел почти не заикаясь:
«дело было около
у поселка Сокола
очередь за квасом
очередь за мясом
за десятком яиц
бегаешь как заяц…»
выбрит до сизого блеска
в глазах стеклянеет
свирепое веселье —
за что боролись?
шашка и гитара – на стене
но стакан с утра – регулярно…
в конце концов за ним приехали
то ли белые ангелы с красным крестом
то ли черные вороны в штатском —
увезли бедолагу
тридцать три жизни прошло на Москве
некоторые – многие умерли
а стихи слышу как вчера их сочинил
поэт-кавалерист
ТЕЛО ГУЛАГА
врал художник за стаканом водки:
входишь в барак – на нарах
баб навалом —
голые толстые булки
ба! кто к нам пришел…
воистину лагерное воображение
с седоватым венчиком
веничком бородки
новый Чернышевский:
интереснейшие люди!
таежный университет!
мой покойный тесть
карточки перебирал в спецчасти
каждая фамилия —
чья-нибудь судьба
все же отложил себя вниз
в шахту в забой
к братьям по духу по сроку
видел я черный квадрат на снегу
человеческий дышащий
каждое утро его ровняли
лагерные малевичи в погонах
в ремнях и овчине – скрипит на морозе —
не размышляя о супрематизме
мама моей Милы реабилитированная:
утром поднимают на развод
волосы от стенки не оторвать
с ночи примерзли
по словам Сысоева да и сам знаю:
горяча похлебка – рыбьи кости на муке
селедочный глаз со дна миски
удивленно пялится:
как? вы все еще живы?
«на снегу на лиловатом
раны рваные траншей
грязно-серые бушлаты
расползлись как куча вшей» —
писал я – солдат с натуры
бригадирша – нестарая женщина
с черными как нарисованными бровями
жалела мою серую шинель
картошкой угощала печеной
о консерватории вспоминала
била своих девушек наотмашь —
в кровь как по клавишам
(то-то мне снятся картошкой в сетке)
бушлаты к с иголочки
красивые ушанки
хромовые сапоги чеканят шаг
Господи! если бы видели
эти кинодети-американцы
как уныло тащится
подгоняемое окриками —
а те сколько верст оттопали
железо ладони прихватывает —
стегано-сатиново-бахильное
хитрое дурное снежно-пыльное
жилистое матерком повитое
рваное голодное немытое
битое овчарками травленное
стрелянное резаное давленное
тело Гулага
ПОХОРОНЫ
мой брат был честный коммунист
на рынке – август и астры
в квартире от горя черно
все были растеряны
и не знали как надо
но кто-то привычно командовал
и дело двигалось:
ушибая гроб о стенки
вынесли тело —
автобус еще не подъехал
—автобус подъехал!
—где тело? несите тело!..
на кладбище
две белокурые женщины
так плакали убивались —
родственники? кто это?
гроб катил по дорожке
как именинник
кого-то забыли
кисли лиловые астры
в изголовье – лицо брата —
сырой нашлепок
видно долго мяли —
приводили в порядок
все равно непохоже
но вдова упала закричала —
пожелтела березовая прядь
запахли сыростью комья
наступила осень
старые коммунисты верны себе:
у могилы произносили:
товарищи
на поминках вставали:
товарищи —
седые с впалыми висками:
себя не жалел! —
если что – жилистые
ни себя ни тебя не пожалеют…
бедная моя Мария!
горе – нож с черным черенком
столько резали – сам притупился
а его втыкали в колбасу и мясо
покраснев осатанев от водки
всё вставали
всё произносили…
честные коммунисты
они и подумать не могли
что пришельцы их изучают
что мафия давно купила город
что родился антихрист
и что брат мой снова родится
на этот раз у мулатки в Аргентине
ПОЛЕТЫ
главное найти подходящую свалку
и средство передвижения
вернее канал