Том 4. Проверка реальности — страница 5 из 74

13 СИМФОНИЯ

Еще не отзвучало начало – публика еще ворочалась дышала и кашляла – еще в дали большого зала какое-то движенье возникало – еще соседка запоздало программку изучала краем глаза – я знал уже – с каким печальным наслажденьем! – непроизвольно отметая все – что он нас проведет по всем ступеням – пробегая по нервам знойным холодом – и бросит к своим ногам волной аплодисментов


Там – подъезд сияющий в снегу – на бегу распахнутая дверь – старушки возле гардероба – здесь свист костей и пляски гроба! – визжит взбесившийся клубок – прах отрясают кастаньеты – Бобок! бобок! бобок! – и разверзается – и в э т о проваливается ошеломленный зал


Что было? – что произошло? – вылез на сцену востроносый в широких брюках – отрывисто раскланялся – скандируя и нарастая – зал открытым сердцем шел к нему – пожал сухую руку дирижера – кто ты? – ловкий мистификатор? – нет! ты эксплуататор душ человеческих – какою дьявольской уловкой сумел ты отворить наш бренный механизм – где молоточек с барабанной перепонкой – и каждому свой резонатор вставил


И вот вошло как мучаешься ты – как одинокое созданье – то и дело оступаясь – летит в пролет и в пустоту – как на лету его подхватывает кто-то – в недоумении – что произошло? – «Но это безусловно гениально» – сказала седая дама спутнице


Но время кончилось – и все – из света в темноту – неспешно возвращаются к себе – троллейбусом такси метро – как будто ч т о полчаса назад наигрывала с м е р т ь на каждом позвоночнике – и в упоенье и в тоске – как поворачивается ржавый гвоздь в доске забыли начисто! – все обернулось консерваторией толпой полузнакомых – так прошмыгнув под колесом вильнувшей в сторону машины – еще визжат голодные колодки тормозов – уже спешат по тротуару – к себе – забыться сном – любовью – чем-нибудь

ВЕСНА В ФИНЛЯНДИИ

В березах Куоккало гуляет мартовское солнце – где кроткий и чересчур прославленный старик – смотрел на поле Финского залива – беспомощно жуя бородкой – будто ожидая от серо-голубой полоски – так близко – почти не различая – которая одна осталась – в тумане слез – разгадки жизни всей – и ветер выдувая влагу сушит съедает льдистый снег


И на дороге в Териоки вдруг припомнишь строки: «…на даче в Куоккало» – «…уехал в Териоки» – журнальная виньетка начала века – чье-то больно шевельнется воспоминанье – и там где в соснах розовый просвет напоминает лето – приснятся чьи-то восемь лет – вот у калитки ваш сосед в чесучовом пиджаке – раскланялся с твоим отцом – врачом или профессором – и женщина белея взволнованным лицом и полосатым платьем – бежит в траве – и тебя оглохшего от сумасшедшей тряски снимают руки нежные с коляски – и близко-близко счастьем осветленные глаза


Послушайте Куоккало и Териоки – нельзя же так! нельзя – навязывать чужое детство – и соседство с великим дачником – я не был тут – недобрым старичком – вернее был гораздо позже – теперь сейчас – и посетил музей – бесцельно проехал в войлочных лаптях по лакированным паркетам —


Но почему же так тоскливо? – как будто т а к сложилась жизнь м о я ! – здесь я играл – там похоронен эмигрантом – а отсюда в марте с горки глядел поверх берез и елей на белизну залива – на финских рыбаков – тюлени на льду – они чернели сиротливо —

ЗНОЙ И ВЕТЕР

Под дикою грушей читаю Платона – и слышу – пятная меня рябой и дрожащей тенью – заглядывают через плечо – и еще – коллективное сознанье муравьев – над морем – над миром – мерцает текучей дорожкой на сером


Ветер взял взаймы трепетную плоть листьев сливы – и бежит над нами серебристый – зной повис блаженным звоном цикады – и вполне живет одним впечатлением —

А Сократ беседуя с друзьями растирает ноющую ногу – как земля в трещинах пятка – но уже растерт яд – раб несет чашу цикуты – и мудрец пьет – он считает что вполне логично умереть и стать диалогом Платона

А быть может смерть была легка – «Критон мы должны Асклепию петуха» – что была его выздоровленьем


Складкой земли притворяется Федр – Лисий – собачкой что мимо сейчас пробежала – лисьей породы – ящеркой Эриксимах ускользнул в серебристую щель – облачком Апполодор над безоблачным Крымом стоит

И как не кощунственно это – здравствуй Сократ! – и во мне отзывается: здравству-уй… —

Алкивиад Агафон и Критон и Павсаний! – вы молчаливой толпой – семенем став и травой – принимая любые обличья – пылью и камнем всегда существуя – мне говорите – что я – тоже – всегда – и повсюду – море! я был – небо! я буду – и наконец кто-то однажды прочтет диалоги Платона под дикою грушей – и нечто припомнив – моими ушами услышит — з н о й – и моими глазами увидит – в е т е р   б е г у щ и й

ДОХЛАЯ КОШКА

В первые дни они еще сохраняли благолепие лица во сне – и при жизни присущее им выражение – слезы вопли растерянность – казалось что дрогнут ресницы – ни малейшего движения – лишь улыбка понимания оттянула угол сизых губ

Но после вскрытия на третий в гробу нам выносили труп – покорно сложенные руки – непримиримо сомкнутые губы – вместо милого лица злая маска мертвеца – и там внутри еще хихикает какой-то подлый нерв

Притихшие глядим: кадавр —

И общий ужас оглушая общим горем – спешим засунуть гроб в машину – не думать – думать о своем – сунуть в яму – какой ушел прекрасный человек! – и поскорее закидать землей – о Боже! убери его от нас


На солнце отворена дверь – прядают бабочки в огороде – и меня занавески волнуясь из окна обдувают – засохшие цветы в стеклянной банке – и бездыханный мотылек – как же э т о бывает? – и как э т о будет со мной?


Я тоже умру – но умру понарошку – сквозь сомкнутые веки буду слушать как будут плакать человеки – уберите дохлую кошку – интересно там слякоть или солнце? – ну что же вы? очнитесь позовите – я воскресну

Никто не зовет – грубо тащат – кладут на живот – обтянутые мясом кости обмывают как не мои – на щеку села муха – никто и не подозревает – не догадывается смахнуть – переговариваясь тихо меня готовят в путь


Все сразу примирились – поверили что я уже не я— друзья и близкие толкуют о каком-то человеке – и у меня к нему симпатия – красивый благородный всенародный – одели в старый пиджачок – а слезы катятся и катятся – жена – стереть бы со щеки – неодолимая апатия – и только улыбнуться я могу – но сладким духом тянет в ноздри – послушайте уберите дохлую кошку!..

Постойте куда меня несут? – не пук – не пикнуть – челюсть подвязана платком – ребята что вы в самом деле! – члены одеревянели – положили на помост – рука в резиновой перчатке – блеснуло что-то – лиловый холод проникает в мозг…

Остановись! – оставь мне жизнь хотя бы идиота – хотя бы кошки краткий век – хотя б мыслишку воробья – смешно – друзья семейство родина – копается во внутренностях гадина! – готово: сердце в банке – и ужаснувшись виду моему – беритесь за хвост! – на помойку дохлую кошку! – поспешно прячут грустные останки

О ЛЮБВИ

Мы жили тогда на задворках больницы рядом с моргом —

Каждое утро будила нас медная музыка в зелени – и каждую ночь – в грудь мою твое толкалось сердце – и вытягивался девственный живот в сумасшедших простынях – все учащеннее дышала – и мучили друг друга рты – а под полом – внизу в подвале стояли банки с формалином – отдельно – сердце – желудок – легкие – яичники – два черепа безгубых – я и ты…

КРАСАВИЦА

Красавица лежит на пляже – плечо лопатки – все красиво – и книга – может быть читает – и если стать тенью ее головы на странице – тоже прочтешь:

«Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни слова не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыразимо стыдно…»

Красавица пошевелила пальцами ноги – и несколько камешков раскатившись – недоумевают белея на солнце – почему она их отвергла? – и если стать этим – перепелиным яйцом – то вероятно расслышишь в шуме прибоя слова Одиссея:

«Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю!

Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба,

То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,

Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким;

Если ж одна ты из смертных…» и так далее

Солнце поглаживает спину – углубляясь в ямки бедер – нажимает всем горячим небом – хочет ощутимо сделать больно – чтобы ночью красавица вспоминая ревнивое солнце говорила любовнику мужу – «не трогай… мне больно… я сегодня у моря сгорела…» – и если стать как-нибудь его ладонью – можно услышать как стучит ее сердце:

Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук и т. д.

ПОСОЛ СОЛНЦА

«Без дураков – сказал Райков – он бог, великий человек, поговорите с ним» – с лепных старинных потолков взирали серые амуры на бутылки из-под водки —

И вот – лопатой сунута ладонь – характерный мыс волос врезан в низкий лоб – из-под бровей из глубины – как объявление войны – потушите все лампы осеннего дня! – неужели на улице солнце? – нестерпимый взгляд в упор – как удар


Зашел в кусты – и там стоит опустив штаны – глядят на солнце не мигая зрачки – булавочные точки – мясистый хер стоит дубиной – и входит в тело сила – свет – растерянным пятном халат – сестрица заглянула в куст – и только ах из нежных уст – выплеснулась сперма на траву – стоит магнит планет и звезд – белым клеем задувает одуванчики лютики и лопухи – переливаясь через край – в тумане тонет вся поляна – больничный корпус – вся Москва – он весь дрожит как генератор – работает лиловый ротор – легко пустеет голова – как щедро энергию накопленную солнца он людям отдает


А им не дам! – они вызывали милицию – в сортире поставили рацию – они гуляли по бедной голове под воскресенье – я их за это накажу – полотрясенье! – весь мир энергией снабжаю – душеспасенье!