Ученики, и подмастерья,
И – вместе с ними – «мастера»,
Все, кто в прохвостах обалдело
Своих пророков признавал,
И – кто пустил оружье в дело,
И – кто оружье им ковал!
Чудесное письмо*
Чем больше жену бьешь.
Тем щи вкуснее.
Всем бита, и об печь бита.
Только печью не бита.
Как в Чапаевском колхозе
Куры роются в навозе,
Куры, куры, курочки,
Серенькие дурочки.
А петух-то, петушок
Вскинул важно гребешок,
Сам собой красуется,
Всем интересуется –
И коровушкою Машкой,
И собачкою Кудлашкой,
Задремавшей в конуре,
Вешней радуясь поре,
Черной кошкой,
И хаврошкой,
И жучком, и малой мошкой;
Он – хозяин во дворе.
Он – куриный повелитель,
Муж-владыка и родитель
Всем хохлаткам,
Всем куряткам.
Наблюдает за порядком:
«Ко-ко-ко!..
Ко-ко-ко!..»
Прогневить его легко,
Если что-нибудь случится,
Кто в ворота постучится,
Скрипнет где-нибудь запор,
Ворон сядет на забор,
Петушок распетушится,
Он храбер, на все решится,
Закричит он на весь двор,
Крыльями захлопает,
Ножками затопает.
«Кто там? Кто там? Свой иль вор?
Кто такой,
Кто такой
Нарушает мой покой?
Захочу,
Настою
На своем приказе я!
Затопчу,
Заклюю!
Что за безобразие!!!»
Накричал,
Замолчал,
Быстро успокоился
И, пока
С пустяка
Снова не расстроился,
Позабывши о враге,
На одной стоит ноге,
На одной стоит ноге
В яркокрасном сапоге
С крепкою опорою,
Боевою шпорою.
Куры, куры, курочки,
Серенькие дурочки,
Роют мусор торопливо,
На хозяина пугливо
Смотрят, сузивши глаза:
«Ну, гроза!»
На улице Пахом с Егором
Коротким обменялись разговором.
«Что, брат Егор?»
«Что, брат Пахом?»
«Гляжу на курицу. Не быть ей петухом».
«А бабе – мужиком.
Сказать ты это хочешь?»
«Хоша б и так».
«Гляди, не ошибись грехом».
«Не ошибусь. Вот ты – за баб ты зря хлопочешь.
Что сталось с бабами! Перевернулся свет!»
«Вот бабы приберут к рукам ваш сельсовет,
Так ты по-бабьи залопочешь».
«Кто? Я? Ну, с этим, брат, еще мы погодим».
«Потом увидим».
«Поглядим.
Пустые все твои нахвалки.
Не выйти бабе ввек из-под мужицкой палки.
Наслушался, Пахом, каких ты дураков?»
«Пословица не зря идет от стариков:
У баб мозги из пакли.
Бей шубу, будет потеплей,
Бей бабу, будет помилей.
Сам прежде, вспомни-ка, ты говорил не так ли?»
«Был прежде дураком».
«А нынче стал умен?»
«Не я один».
«Мужик втесался в бабье стадо.
Подумать, до каких мы дожили времен!»
«Получше прежних, думать надо».
«Да я… Коль с бабами своими я сшибусь…»
«Не ошибись».
«Не ошибусь!»
Пахом ошибся. Гроб! Убила!
Его вдруг баба загрубила:
«Иду в колхоз!»
«Я тож иду!» –
Дочь задудила в ту ж дуду.
Пахом за палку в лютой злобе:
«Вы это что? Взбесились обе?
Да кто я в доме? Пес? Урод?
Меня хотите – в оборот?
Да я вас, чертовы наседки!»
Глядь, у порога, у ворот
Соседи сбились и соседки
Шумят, чума их забери:
«Брось, дядя, палку!»
«Не дури!»
Пахома вежливо, без свалки,
Сгребли три пары дюжих рук.
Жена – с соседками… Нахалки!
Танюша, дочь, среди подруг.
Пахом – осмеянный, без палки
(Смеялась даже детвора!)
Ушел сердитый со двора.
Вернулся к ночи. Лег, не евши.
Такая злость!
Такая злость!
Кряхтел на печке, разопревши.
Про бабу думал: сучья кость!!
На дочь ярился, на Танюшку,
Угрюмо лежа на боку.
«Пропала жизнь ни за понюшку,
Ни за понюшку табаку!..»
Он муж, отец… хозяин вроде…
А уваженья ни на грош.
И нет сочувствия в народе.
Выходит, он же нехорош…
Бунтует баба… Дочь – заноза…
Ей ни во что указ отцов…
«Ужели мне в конце концов
Не отбрыкаться от колхоза?!.
Хр-р-р-р!.. – Стал похрапывать Пахом. –
Хр-р-р-р!.. Порастай, хозяйство, мхом!..
Хр-р-р-р!.. Дали бабам своеволье…»
Пахом ругался сквозь дрему,
Ворочаясь как на уголье.
Проснувшись, вглядывался в тьму,
И все мерещилось ему,
Что домовой скулит в подполье.
«Скулит!.. Известно, почему!..»
Потерял Пахом охоту
Приниматься за работу.
Женка с дочерью одни
Выполняли трудодни,
Все наряды отбывали,
От других не отставали,
Становились впереди.
У Пахома ком в груди.
Он слоняется понуро,
На людей глядит он хмуро,
В двор уходит от ворот,
Коль завидит, как народ,
Особливо парни, девки,
Жадно слушают припевки
Озорного паренька,
Балагура-шутника,
Силуяна-гармониста,
Как засвищет он в три свиста,
Как Пахому он вдогонь,
Растопыривши гармонь,
– Чтоб те, черту, впасть в сухотку! –
Загорланит во всю глотку:
Как весна-то верх взяла
Эх, да над морозами,
Три деревни, два села
Сделались колхозами.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела!
Сделались колхозами.
В нашем доме кавардак,
Спорят стены и чердак,
Спорит ложка с черепком,
Спорит баба с мужиком.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Спорит баба с мужиком!
Вот так раз!
Вот так два!
Бабе муж не голова,
Баба-сельсоветчица
Мужу не ответчица.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Мужу не ответчица.
Все девчоночки у нас
Настоящий ананас,
Прянички медовые
Четырехпудовые!
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Четырехпудовые.
Только я один зачах
На девических харчах.
Мне бы к пряничку охота,
А у пряничка работа.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела
Замечательные!
Как за тракторным рулем
Сидит девка королем,
На слова задириста,
Очень бригадириста.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Очень бригадириста.
Ходит дядюшка Пахом
В настроеньице плохом,
В настроеньице плохом,
Весь обросший лопухом.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Весь обросший лопухом.
Как у дядюшки Пахома
Заварилась каша дома:
Дочь, Танюшу, маков цвет,
Членом выбрали в совет.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Членом выбрали в совет.
Дочь, Танюша, маков цвет,
Девятнадцать Тане лет,
Девушка сурьезная,
Оченно занозная.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Оченно занозная.
Дочь отца – стыда в ней нету –
В сельсовет зовет к ответу.
Чтобы дочь, да чтоб отца!..
Дождался Пахом конца.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Дождался Пахом конца.
Дождался Пахом конца.
Ходит вроде мертвеца
С тяжкой раной ножевой,
Матерится ж, как живой.
Фу-ты,
Ну-ты,
Вот дела:
Матерится, как живой!
У Пахома от досады
Сердце ходит ходуном.
Все он слышит из засады,
Притаившись за окном.
Озорному Силуяну
Уж загнул бы он ответ.
Хоть парнишка-то… не спьяну
Он горланит, что Татьяну
Членом выбрали в совет.
И Пахом признать стыдится,
Что он дочерью гордится.
Повстречается Егор,
Будет новый разговор.
Дочь свою хулить не гоже,
А хвалить… обидно тоже.
Смех обидней, чем укор.
«Обсмеет меня Егор,
Петуха и кур вспомянет,
Скажет, дочь меня-де тянет,
Я ж – хочу аль не хочу –
Уж по-бабьи лопочу!»
Но Пахом и впрямь, одначе,
Стал смотреть на баб иначе,
Без ругни и воркотни,
У Пахома трудодни
Накоплялись, прибывали.
Мужика не узнавали.
Силуян порой чудил,
Что Пахом «перебродил»:
Превратись «из квасу в пиво»,
Стал колхозником на диво.
У Пахома все в дому
С новым ладом так сдружилось,
Что Пахому самому
Было чудно: «Не пойму,
Как все это так сложилось?»
День закончив трудовой,
Засыпал он всем довольный,
Позабывши, есть живой –
Иль ушел жилец подпольный:
У него под головой
Не скулил уж домовой.
Был домовой в былые годы
Персоной главною в дому.
Живя в грязи, в чаду, в дыму,
Свои жестокие невзгоды
Народ приписывал ему.
Ему почтенье выражали,
Его молили, ублажали,
С ним заключали договор.
Чтоб он берег и скот и двор.
Но домовой всегда и всюду
Нуждой измаянному люду
Так заворачивал дела,
Что, глядь, густая паутина
Бесхлебный закром заплела, –
Глядь, и того страшней картина,
Лихая выпала година,
Все подмела ее метла:
Во рву последняя скотина,
И двор весь выгорел дотла!
Народ испуганно судачит: