Завопили Клим и Пров:
«Что ж ты раньше, дрянь, молчала?»
«Знать бы это все сначала!»
«Ладно. Знаем, наконец:
Деньги в гроб унес отец!»
Пров и Клим в одно мгновенье
Тут же приняли решенье –
Вскрыть могилу.
«Стоп! Нельзя!»
Поп сказал, крестом грозя:
«Святотатство!.. Прегрешенье!..
Кто позволит?!»
Разрешенье
На каких искать путях?
Клад – в могиле, на кладбище,
На ноге, поди, по тыще! –
У покойника… в лаптях!
Что тут было! Что творилось!
Что тут только заварилось!
Брату брат – смертельный враг,
Брат от брата ни на шаг.
Брат родной следит за братом,
Как за лютым супостатом:
На кладбище шпарит Пров,
А уж братец – будь здоров! –
Из куста ему навстречу, –
Жди того, что вступят в сечу,
Ухватясь за топоры!
Всполошились все дворы,
Всем не елось и не спалось,
Об одном везде шепталось:
«На кладбище у куста,
У отцовского креста
Братья кончат дело скверно,
Перережутся, наверно!»
«Чтоб беду предупредить,
Надо стражу нарядить!»
У Авдеевой могилы,
Прихватив с собою вилы,
Клад могильный сторожа,
Заходили сторожа;
Сбоку Клим и Пров ходили,
За охраною следили, –
И на весь на этот сбор
Поп глядел через забор:
«Проморгал какое дело!»
У попа в башке гудело.
Он не долго здесь торчал,
К благочинному помчал.
Долго батюшки грустили:
«Экий случай упустили!»
«Сторожат?»
«И день и ночь».
«Кто сумел бы нам помочь?»
«С кем-то надо нам совместно…»
«Кто решится?»
«Кто? Известно!
Нам поможет становой:
И подлец, и с головой!»
Покатили к становому.
Разговор по-деловому
Был поведен становым:
«Вот вы с делом каковым!..
Что ж! Не прочь я… от дележки.
Устраню крестьян от слежки
И, убрав народ, семью,
Стражу выставлю свою».
Становой в село примчался,
Расшумелся, раскричался:
«Беспорядки тут? Разврат?
Искалечил брата брат!
Сторожить могилу стали!
А причина не пуста ли?
Может, все – ребячий бред!
Налагаю мой запрет!
Сыновей и вашу стражу
Я отсюдова спроважу.
Эй, урядники! Гони!
Разберемся тут одни!»
«Разберутся, крокодилы!»
Отшатнулася толпа.
Лишь остались у могилы
Становой и два попа
Да урядников четверка,
А народ вдали: галерка.
Тут урядники в момент
– Преогромнейшие каты! –
В ход пустили инструмент,
Припасенные лопаты.
Через час был гроб открыт,
Наверх вытащен и вскрыт.
Над покойником зловонным
С видом этаким законным,
Как голодных три клопа,
– Чай, добыча неплохая! –
Наклонилися, чихая,
Становой и два попа,
Быстро лапти размотали,
Все бумажки подсчитали:
«Всё ли?»
«Всё! Покойник гол!»
А для Фролов и Микол,
Подозвав народ поближе,
«Подписавшиеся ниже» –
Попик, местный богомол,
Становой и благочинный –
Очень ясный и не длинный
Огласили протокол:
«Дня, и месяца, и года
При стечении народа
И в присутствии особ
Был раскрыт такой-то гроб.
Труп лежал горизонтально
И, осмотренный детально
От волос и до ногтей,
Оказался… без лаптей,
Слух кощунственно-преступный,
Что в лаптях-де клад был крупный,
Не основан ни на чем,
Что скрепляем сургучом».
Поплелся народ с кладбища.
Поплелися Клим и Пров.
«На ноге на каждой тыща!»
«Нет лаптей! Ищи воров!»
Толковали, горевали:
«По закону своровали!»
Ночь пришла – темна, слепа.
Спал народ. Как ночевали,
Спали ль Клим и Пров? Едва ли!
Злость их грызла до пупа.
И не спали – то ж примета! –
Пировали до рассвета
Становой и два попа.
Признать ли повесть однобокой?
Нет, верно выявлены в ней
Дела не столь далеких дней
И старины не столь глубокой.
По селам всем и деревням
Авдеи прежде бытовали,
Крестьянским прежним черным дням
Они окраску придавали.
Деревню нищали они.
Теперь пришли иные дни,
В деревне жизнь иною стала.
Лишенных силы, капитала,
Осатанелых кулаков
Схватили крепко мы за жабры,
Они доселе были храбры, –
Стал вид их нынче не таков:
Кто уничтожен, кто укрылся,
Кто, как червяк, в навоз зарылся,
В единоличный свой навоз,
А кто прокрался и в колхоз.
И там, пришипившись украдкой,
С покорно-сладеньким лицом
И с осторожною оглядкой
Вредит, где делом, где словцом,
Где злоехидною ухмылкой,
Где злоприманчивой бутылкой,
Лихой отравою – винцом;
Влил в председателя отравы,
Тот и готов: и глух и нем, –
Кулак колхозникам меж тем
Свои прилаживает нравы,
Внушает мысли им свои.
Тут обласкает, там похвалит
И постепенно дело валит:
Колхозной дружной нет семьи,
Иван с Петром, Андрей с Архипом
Шумят, подзуженные шипом
В колхоз прокравшейся змеи.
Кулак, споивши предколхоза,
Потом повсюду шепчет сам:
«Товарищ Тяпкин – вот заноза! –
Большой мастак по чудесам,
В полтыщи рубликов растрату
Так расписал по аппарату,
Сумел так ловко зализать,
Что и концов не указать;
Иль тож – пустился на уловку,
На рынке сбыл свою коровку
За тыщу двести, не вредит,
Потом, коровку сбыв дрянную,
Купил в колхозе племенную
За восемьсот – и то в кредит, –
Ее продаст, две тыщи слупит,
Потом в колхозе снова купит…
Стесняться, что ль, ему людей?
Я ж говорю, что чудодей!.
Нахапав этак денег массу,
Он не положит их в сберкассу,
Не! Он про кассу нам бубнит,
Сберкассой нам мозги туманит –
Что касса, дескать, не обманет,
А сам не в ней деньгу хранит.
В сберкассе тож сидит растратчик».
Вот он, кулак, какой докладчик.
Вот благодетель он какой!
Одной рукой виниа подносит
И предколхоза выпить просит,
И сам его другой рукой
Изничтожает, зло порочит,
Толкает пьяницу на дно,
Провал ему, колхозу прочит,
Да и сберкассе заодно:
«Придешь в сберкассу, жди ответа,
Стой у окошка по часам!»
Нож кулаку сберкасса эта,
Сберкассой хочет быть он сам,
Храненье денег, облигаций,
Народ попрежнему «любя»,
Он – для кулацких махинаций –
Возьмет охотно на себя;
Он денег в землю не зароет,
В кулацкий пустит оборот.
Он «всем поможет», «всех устроит»,
Мужик он честный, не банкрот.
«Жил век я с вами, братцы, дружно.
Теперь колхозничать пришлось.
И слава богу! Что мне нужно?
Лишь хорошо бы вам жилось!»
Искусно скрыто лицемерье.
Растет сочувствие вокруг,
И входит вновь кулак в доверье,
Он всем в колхозе «первый друг»:
Кто за советом, кто с обидой,
К нему идут и там и тут.
Борьбу с кулацкой этой гнидой
Большевики не зря ведут,
Да и в колхозах большей частью
Уж простофилей не найдешь,
Понавострились люди, к счастью,
А особливо молодежь:
Едва кулак где-либо пикнет
Иль разольется злым смешком,
Его берут – он сразу никнет! –
И вырывают с корешком!
Сберкасса… Речь о ней уж кстати.
Давно ль плелась галиматья:
«Большевики – лихие тати,
Нельзя им вверить ни копья!»
Они-де всех берут на пушку.
«Идти в сберкассу, что в ловушку!»
Все это – вражий лай и брех
Врагами купленных Терех.
Ответ – без долгих возражений –
На брех такой предельно прост:
Рост всенародных сбережений –
Советской мощи значит рост,
Колхозной мощи особливо:
И по дорожкам и по рвам
Мы к ней шагаем торопливо
Согласно Сталинским словам.
Колхоз зажиточно-культурный
Есть большевистский наш пароль.
Весь рост промышленности бурный
Тож выполняет эту роль.
Роль величайшего подспорья
Для всеколхозного подворья,
Враги готовят нам войну,
Наш горизонт еще не розов.
Мы укреплением колхозов
Крепим советскую страну.
В сберкассах – дружеская смычка
И городов и деревень.
К доверью общему привычка
Сулит нам общий светлый день.
Сберкасса – это не обитель,
Где на грабеж наводят лак, –
Сберкасса – это не грабитель,
Сберкасса – это не кулак.
Кто сбереженья ей доверит,
Тот не врагу их одолжит.
Он выпуск денежный умерит
И свой же рубль удорожит.
Есть в каждом вкладе – самом малом –
То, что всего для нас ценней:
Доверье в виде небывалом
Великой стройке наших дней:
Что с каждым днем страна сильней,
Что мы стоим не пред провалом
Программы нашей деловой,
А пред победой мировой
Советской власти трудовой
Над буржуазным капиталом.
Сберкассы в стройке и в бою
Исполнят честно роль свою.
Примеры часты, очень часты,
И не грешно нам их привесть.
В сберкассах есть энтузиасты,
Да, «фин-героев» много есть.
Дед Еремей в деревне Горках –
Когда-то он ходил в опорках,
В колхозе ж он ни наг, ни сир
И – «государственный кассир».
Одет он просто, очень просто,
Но он смеется, добрый дед:
«Одет, как надо, в чем вспрос-то?
Когда ж я лучше был одет?
Разбогатеет вот колхоз-то,
Как выйдет, значит, в первый класс,