Смотрит вниз, будто занят какою находкой:
Вот! Нашлась! И опять затерялась в траве!
А людей на покосе-то много,
Знать хотят, что у парня сидит в голове.
«Потерял, – спросят, – что?» Но посмотрит он строго,
Будто гнет его горе какое в дугу,
А потом всех улыбкой осветит
И печально ответит:
«Нет, терять – не терял, а найти не могу».
Ну, пошел разговор средь людей, разумеется:
«С парнем что-то неладное деется!»
Он вернется домой и – к станку. И сидит.
В голове его гудом гудит,
Мысли мечутся как раздраженные осы,
Эта той вперерез.
Он сидит до рассвета, а с солнышком – в лес
Иль опять на покосы.
Стал домой приносить он листки
Да цветки,
Собирая их в поле,
Все из объеди боле –
Черемицу, багульник, омег да дурман,
Резунами набьет себе полный карман.
Спал с липа он, в глазах – беспокойство,
И в руках уже смелость не та.
Стал тревожен Фомич, видя это расстройство:
«Что с тобой, сирота?»
«Не дает мне все чаша покою.
(Не чертежную чашу он тут разумел.)
Брежу, дедушка, чашей такою,
Чтобы камень в ней полную силу имел».
Начинает Данилу Фомич отговаривать:
«Ни к чему тебе кашу такую заваривать.
Ну, на что тебе чаша такая далась?
И затея такая отколь родилась?
Препустая затея, скажу тебе грубо.
Пусть там тешатся баре, как это им любо.
Мы ведь сыты с тобой, нам чего горевать.
Нас бы меньше лишь стали они задевать.
Мне подсунут узор хоть какой, не перечу.
Самому-то мне лезть для чего им навстречу?
Только лишний хомут на себя надевать».
А Данила свое: «Я худым не мараюсь,
Не для барина вовсе стараюсь.
Не уходит из глаз, все стоит предо мной
Чудо-чаша совсем в обработке иной.
Посуди: первый камень у нас, между прочим,
Ну, а мы – нас с тобой для примера возьму –
Что мы делаем с ним? Лишь себя мы порочим:
Дивный камень мы режем да точим,
Политуру наводим, – и все ни к чему.
Не хвалюсь – может быть, не рука мне,
Но желанье припало – себя растерзать,
Только полную силу, живущую в камне,
Самому поглядеть и другим показать!»
Время шло. Приказание барское в силе.
Хоть бедняге Даниле
Это было острее ножа,
Сел за барскую чашу, держась чертежа, –
За работою грусть понемногу рассеивается,
Парень смотрит на чашу, посмеивается,
Прикасается к ней, точно гладит ежа:
В ленте каменной дырки,
Да листки-растопырки,
Да резная кайма…
Можно спятить с ума!
Бросил эту работу, взялся за другую,
Не отходит почти от станка.
«Знаешь, дедко, я сделаю чашу какую?
Красоту всю возьму у дурмана-цветка».
«Эко выискал диво! Бурьян у окошка!»
Парень слушать не хочет. В запале. Горит.
А денька через три Фомичу говорит,
Как в работе какая-то вышла оплошка:
«Ладно! Дело одно надо делать – не два.
Кончу барскую чашу сперва.
А потом – за свою. Ни твои отговоры
Уж тогда не удержат меня, ни укоры.
Вижу чашу… дурманный цветок… без листвы…
Не выходит она из моей головы!»
«Эк ты как пристрастился к дурману.
Делай, делай. Мешать я не стану».
Так Фомич отвечал,
В мыслях то намечал:
Время выветрит дурь всю у парня, как водится, –
Про дурман позабудет Данилка, уходится, –
Можно к лучшему все изменить,
Если б только парнишку женить, –
Ребятишки пойдут да заботы семейные,
Сразу сникнут все эти дурманы затейные.
Барской чашей Данила опять занялся.
В год не кончить. Резьба шибко тонкая вся.
Малахит обрабатывать надо, не глину,
Ничего тут не сделать в присест.
Вот уж чаша готова почти вполовину.
Про дурманный цветок нет у парня помину.
Стал талдычить Фомич: «Среди наших-то мест
Сколько славных невест! Но среди всех невест
Нет милее Демехиной Кати.
Ты, Данилушка, к ней пригляделся бы кстати.
Девка, прямо сказать, красота!»
Так Фомич говорил неспроста,
Твердо знал он, не только угадывал,
Что Данилка на девушку сильно поглядывал.
Стал Данила красней кумачу.
«Погоди, – отвечал Фомичу, –
С чашей кончить мне дай, – до чего надоела!
Вот того и гляди, что хвачу молотком.
Ты же мне про женитьбу. Пристал с пустяком.
Подождет меня Катя. Ей думать о ком?
Есть у нас уговор насчет этого дела».
Чашу вскоре Данила довел до конца.
Но про это приказчику он ни словца.
Дома все же надумал он – пьянку не пьянку,
Просто так – небольшую устроить гулянку.
Катю, знамо, позвал и ее мать-отца.
Мастера тож пришли – малахитные боле.
Катя чаши его не видала дотоле,
Удивилась: «Узор очень мил, –
Вот гляжу, сколько хитрости тут наворочено,
В камне крошку меж тем ты хотя обломил,
До чего же все чисто да гладко обточено!»
Мастера хвалят тоже: «Ну, ловко ж ты, брат!»
«Молодец!»
«Подогнал к чертежу в аккурат!»
«Не придраться!»
«Сработано чисто!»
«Сделал скоро и споро».
«Блеснул ты резьбой.
Этак трудно нам будет тягаться с тобой!»
По-хорошему хвалят, хотя не речисто.
Слушал-слушал Данила и молвил: «Да, да!
В том-то вся и беда,
Что похаять тут нечем, все гладко да ровно,
Чист узор и чертеж соблюден безусловно,
А меж тем никакой красоты.
То ли дело – живые цветы:
Самый плохонький чем-то пленяет,
Сердце радостью нам наполняет.
Чем же чаша вот эта порадует взгляд?
И на кой она ляд?
Вот Катюшу она подивила
Тем, что мастера руку и глаз проявила:
Хоть бы крошечку камешка где обломил!»
«Эк беда! – Мастера засмеялись. –
Обломил – заклеил,
Политурой покрыл,
Вот и все. Кабы этого все мы боялись!»
«Вот, вот, вот! Политура – и ты не в беде.
Ну, а где ж красота его, камня-то? Где?
Где прожилка прошла – место метим для точки,
Или дырки сверлим, или режем цветочки.
Что к прожилке грешно прикоснуться рукой,
То у нас не в примете.
А ведь камень какой!..
Ух ты, камень какой!..
Первый камень на свете!»
Вот какие Данила слова закатил.
«С непривычки: маленько хватил».
Мастера все на это:
«Что творится, Данила, в твоей голове-то?
Намолол ты чего нам, бог весть.
Камень – камень и есть.
Что с ним делать? Порядком рабочим
Мы сверлим его, режем да точим».
Только был тут один старичок,
Фомича и других он учил в свою пору,
Он Даниле сказал: «Твоему разговору
Грош цена, милачок.
Я покрепче сказал бы, да вот при девице…
Не ходи-ко по этой ты, друг, половице.
Аль ты в горные хочешь попасть мастера?»
«Есть такие?»
«Не маленький. Знать бы пора,
Что хозяйкою Медной горы-то
Под землей мастеров этих много укрыто.
Их работа в горе на хозяйкин заказ.
Вот у них мастерство! Мне случилося раз
Видеть ихней работы вещичку.
От работы от нашей совсем на отличку.
Кто такую добудет, в руках – капитал,
На всю жизнь обеспечит себя и семейку».
Все пристали: «Какую поделку видал?»
Старичок отвечал:
«Малахитную змейку.
Зарукавья у нас вроде змеечки той,
Нынче делать их змейкою стало в привычку».
«Что ж она? Чем взяла-то?»
«Какой красотой?»
«Говорю, что от нашей совсем на отличку.
Сразу может признать ее мастер любой.
Наша змейка иная,
Распрекрасна, допустим, собой,
Щеголяет отточкой своей и резьбой,
Мертвым, каменным блеском своим отливая,
А вот змеечка горной работы – живая:
Хребтик черненький, глазки в зеленой меди
Искры мечут. Ну, клюнет, того и гляди!..
Мастера! Им ведь что. Вся работа резная.
В красоте из них каждый – первейший знаток,
Потому что он каменный видел цветок».
Старичка про цветок стал Данила выспрашивать.
Тот сказал: «Сам цветка я не видел, сынок,
А не видевши, что же враньем-то раскрашивать?
Расцветает он, людям бедою грозя:
Повидать его нашему брату нельзя,
Сколько б ни было к этому жажды, –
Кто случайно хотя бы однажды
На цветок этот глаз устремил,
Белый свет ему больше не мил.
„Я, – Данила сказал, – ничего б не страшился,
На цветок поглядеть бы решился“.
Он не думал о счастье тогда ни о чьем,
Позабыл, что сидит он с невестой-девицей.
Трепыхнулася Катя подстреленной птицей,
У бедняжечки хлынули слезы ручьем:
„Ах, Данилушка, этим себя ль ты измучил?
Белый свет тебе ровно наскучил?“
Тут другие смекнули: с такой болтовни
Получилась неважная вовсе беседушка.
Старика поднимать стали на смех они:
„Из ума выживаешь ты явственно, дедушка.
Лучшей сказки не мог ты найти.
Парня зря только этим сбиваешь с пути“.
„Что?! – Старик по столу кулаком даже стукнул. –
В камне, правда, не смыслим мы все ни черта!
А в цветке том показана вся красота“.
Мастера снова смехом: „Ты, дедушка, клюкнул.
Нет такого цветка да в такой-то красе“.
„Есть такой, провалитесь вы все!“
Вот не стало гостей. Но Даниле не спится.
А вздремнет – разговор недоконченный снится.
Паренек загрустил,
Снова в лес зачастил,
С дурман-чашею возится снова,
А про свадьбу ни слова.
Стал Фомич уж его понуждать:
„Что ты девушку зря покрываешь позором?
Сколь лет ей в невестах томиться да ждать?
Смотниц мало ль? Начнут пересмеивать хором“.
У Данилы на это все те же слова:
Мне придумать… да камень найти бы сперва».
Ни себя не жалея, ни доброй одежки,