e-muet) — нет. Северянин с этим нимало не считается («Второе письмо»): «…Итак, Бальмонт Вошел под кровлю La Rotond[e]…» Так еще Мятлев: «Вся я сделалась малад, Мон визаж эт экарлат»; «Любоваться а мон эз Увлекла меня ла пресс» (aise-presse); «…Также очень нехорош. Но зато Пале де дож…»
У Ахматовой в «Поэме без героя» есть строфа:
Всех наряднее и всех выше,
Хоть не видит она и не слышит —
Не клянет, не молит, не дышит,
Голова Madame de Lamballe.
А смиренница и красотка,
Ты, что козью пляшешь чечетку,
Снова гулишь томно и кротко:
«Que me veut mon Prince Carnaval?»
Комментарий к ней — в «Записках» Л. Чуковской от 11 июня 1955 года: «Дала мне поручение узнать точно, как пишется по-французски фамилия Ламбаль (можно ли рифмовать с Carnaval)». Щепетильность бесплодная: по-французски рифмовать — alle и — al нельзя, потому что слово с e-muet считается женским окончанием, а без e-muet — мужским; но Ахматова эту рифму все же оставила. В этом она следовала давней традиции. Еще у Мятлева такие рифмы на каждом шагу: «Только здесь с’ет эн пе шер; Делать нечего! Ке фер!» (cher — faire); «В кирке пре дю метр отель Показали нам ла сель Славной королевы Берты» (autel — selle); «Но других тут рарете Вовсе нет — и аншанте» (raretés — enchantée). Ощущение e-muet как признака женского рода настолько утратилось, что у Мятлева мы находим: Преклассический готик; Нет, свой собственный мерит; Прекокетный атитюд (gothique, mérite, attitude). Впрочем, иногда Мятлев рифмует, не считаясь не только с — е, но и с согласными в рифме: «Рожь, овес, ту се к’он ве, Пашете авек де бе» (veut — bœufs) — до такой вольности французская рифмовка дойдет лишь в XX веке. Вспомним также шуточное стихотворение Лермонтова, где все без исключения рифмы нарушают правила рифмовки e-muet:
Ma chere Alexandrin[e],
Простите, же ву при [prie],
За мой армейский чин
Все, что je vous écris;
Меж тем, же ву засюр [assure],
Ich wünsche счастья вам,
Surtout beaucoup d’ amour,
Quand vous serez Мадам [Madame].
Совершенно так же не считаются русские поэты и с e-muet внутри строки. И. А. Пильщиков обратил внимание на то, что Батюшков, цитируя стих Грессе «Un ridicule reste, et c’est ce qu’il leur faut», искажает его в расчете на чтение без e-muet: «Le ridicul[e] leur reste, et c’est ce qu’il me faut»[415].
Набоков отмечает, что оно не учитывается в строчках «Онегина»:
И смело вместо bell[e] Nina
Поставил bell[e] Tatiana.
То же самое — и в стихе лермонтовского «Маскарада»:
C’est une idé[e] charmant[e], vous en avez toujours.
Небезосновательно Тургенев в рецензии на «Генерал-поручика Паткуля» Н. Кукольника, цитируя стихи: «En homme privé мы сделаем conquête», «С такими graces ходили ваши руки», «Aux doux plaisir de revo-ire, ma rose», — делает ироническое примечание: «Заметим кстати, что почти все наши стихотворцы, помещая французские слова в свои стихи, не считают e muet за гласную. Так и г. Кукольник в comme c’est beau! вместо четырех (com-me c’est beau) видит три слога (ком се бо)»[416]. Однако же и сам Тургенев в первой строфе «Попа» читает «Pucelle» в два слога: «И подражать намерен я свирепо Всем: я на днях читал „Pucell[e]“ и „Беппо“». (Впрочем, может быть, это элизия?)
Мы нашли только три примера, где e-muet учитывается в русской рифме: в III действии «Горя от ума» Грибоедова:
— II vous dira toute l’ histoire.
— Что? что? уж нет ли здесь пошара?..;
в неизданном стихотворении А. И. Ромма (РГАЛИ):
На будущее тень откинуть ищем мы,
Торопим мы стихом ленивую Аврору —
То тень былых утех, то тень былой тюрьмы —
Près du passé luisant, demainest incolore…
и в «Тайном советнике» Л. Лосева:
Останься пеной, семиозис
(Мысль изреченная есть что-с?)
Вам все игрушки, все смеетесь, —
Как бы вам плакать не пришлось!
(De la musique avant tout[es] choses) —
Мысль изреченная есть что-с?
Заметим, что внутри стиха у Лосева e-muet все-таки проглатывается. Можно думать, что именно такое 4-стопноямбическое, без — е, произношение этой строки побудило и Брюсова, и Пастернака переводить это программное стихотворение Верлена 4-стопным ямбом, хотя оно написано не 8-сложником, а 9-сложником и сам Верлен в тексте прославляет «нечетный ритм».
Обратный случай — произношение — е внутри строки и проглатывание на конце — находим у Цветаевой в «Чародее»: «Чьи ослепительные грозди — Clinquantes, éclatantes grapp[es] — Звеня опутывают гвозди Для наших шляп».
Вообще же поэты учитывают или не учитывают слабое — е в стихе, как кажется, только на слух, с частыми колебаниями. Пушкин в черновиках «Путешествия Онегина» одинаково примеривал к ямбу варианты «В Hotel de Londres, что в Морской» и «В Hotel de Londr[es], что на Тверской». Ср. у Мятлева: «Только разница в атлаже…» и на следующей странице: «Наш российский ателаж» (attelage). В женскую рифму он ставит: «Кто из них ле веритабель, Все равно, се тут эн дьябель», — а в мужскую: «Ма пароль, сует энкроябль! Боги не были бон дьябль!» Слоговое р в женской рифме то отмечается графически, то не отмечается: ср. «Не диковинка, пететер, Так сказать, се компрометер», — и «Но колонны две: сюр л’ отр Теодор стоит л’ апотр, Также очень нехорош…» — из чередования мужских и женских рифм видно, что отр — апотр — женские рифмы.
Неудивительно, что при такой беспечности наряду с обычными опущениями e-muet являются и единичные случаи противоположного рода — когда — e сохраняется там, где по правилам должно бы элидироваться. Так у Полонского («Рассказать ли…»): «В честь убитого сердца заезжий Музыкант March[e] funèbre | играл…» Так у А. Головиной («Поэт, издатель, звездочет и муза»): «Mon ombre | y resta Pour y languir toujours. Женева. И с моста Я вижу vos amours».
Кстати об элизии. Мало кто помнит, что заглавие сборника В. Брюсова «Urbi et orbi» для автора звучало с элизией — в 4 слога: «Я мог надменно „Urbi et orbi“ Петь гимн в уверенных стихах» («О себе самом»). Обычно это словосочетание читают в 5 слогов и даже вставляют в анапестический ритм: «Как ни странно, бывает и так В наше время, где страха и скорби Много больше, чем розничных благ, Существующих urbi et orbi» (В. Губайловский, «На дворе XVIII век…»). Но Брюсов не был последователен: в переводе из А. де Ренье («Других пусть радуют…») он пишет: «Мне у дверей поет волна, come ucello, Как тихий ропот струн, И в черной гондоле поеду я в Торчелло По мертвости лагун…» Любопытно, во-первых, что эти итальянские слова для рифмы он вписывает в стихотворение сам, у Ренье их нет; а во-вторых, что come для русского читателя звучит легким ритмическим перебоем, однако даже перебой оказывается приемлемей для Брюсова, чем элизия.
Наряду с лексическими макаронизмами возможны и ритмические. В «Чудаках» Я. Княжнина Ветромах вставляет в свои реплики целые полустишия по-французски. Иногда их ритм — ямбический и укладывается в 6-стопный ямб этой комедии:
Как мною ваша дочь. Je jurerai toujours…
Qu’un homme tel que moi… — Не верь, свет часто бредит…
Но иногда их ритм — анапестический, допустимый во французском силлабическом стихе и недопустимый в русском силлабо-тоническом:
И для людей, как бишь? pour les gens du haut ton…
До бесконечности interdit, stupéfait…
Ils sont foux! А на что ж я знатного толь рода…
Все это знатности véritable призна́ки…
Иногда же Княжнин не справляется с экспериментом, и у него получаются строчки, не укладывающиеся ни в русский, ни во французский стих:
И ум, je m’en flatte, и даже рода честь…
De discours frivole излишнее болтанье…
Qu’entends-je? — Прощай. — Погибла я! ох, тошно!
Французский ритм вторгается в русский в одной реплике у Кюхельбекера в «Иване, купецком сыне»:
По крайней мере, новым быть хочу.
Donnez-nous des nouveaux, n’en fût — et plus au monde!
Mais ou done le trouver? dans l’ air ou bien dans l’ onde?
А на земле едва сыщу!
Силлабическая строка вставлена в 3-стопный анапест «Парижской поэмы» Набокова:
И подайте крыло Никанору,
Аврааму, Владимиру, Льву,
Смерду, князю, предателю, вору:
Ils furent des anges comme vous…
Но это — единичные случаи. Как правило, поэты не вмешивают в русские стихи французский ритм. В «Горе от ума» изолированная реплика Графини-внучки «Eh! bonsoir! vous voilà…» звучит правильным французским стихом, а вплетенная в диалог реплика «Il vous dira toute l’ histoire» (рифма — пожара) звучит правильным 4-стопным ямбом. В огромной «Курдюковой» подавляющее количество «французских» строк тоже укладывается в ритм русского 4-стопного хорея («Это сюр ле метр отель Эн табло времан тель кель, Как Успенского собора…»). Отступления по большей части не выходят за пределы полудозволенных перебоев вроде пушкинского «Войска идут день и ночь…» («Се бон пур ле кавалье…»), исключения единичны («Се ла мем шоз, что амуры…»). Французские стихотворения Пушкина («Stances», «Couplets», «Mon portrait», две эпиграммы, мадригал) и Лермонтова («L’ attente», «Quand je te vois sourire…», «Non, si j’en crois mon espérance…») написаны правильным французским стихом (ошибки единичны, например отсутствие элизии в лермонтовской строчке «Eh non! trompeuse | espérance…»). В шуточных же макаронических стихах все нарушено (как мы уже видели на примере «Ma chère Alexandrine…»). У Тютчева из 14 французских стихотворений стих разрушен только в шуточных четверостишиях «Ah, quelle m’éprise…», «Lorsqu’un noble prince…», «Il faut qu’une porte…», в серьезных же можно найти лишь нарушение цезуры в строке «Tourbillonnent sur des quais de granit…» и неучет —