Возьмем теперь строку, заканчивающуюся двухсложным словом на — ты. Самое частое такое слово у Пушкина — мечты: 39 раз, в том числе 6 раз в родительном падеже единственного числа и 33 раза в именительном падеже или винительном падеже множественного числа. Среди этих 39 строк — только 2 четырехсловных (5 %: «Таи, таи свои мечты»), 27 трехсловных (71 %: «Надежды, шалости, мечты»). Мы уже можем предвидеть, что набор синтаксических комбинаций из трех и тем более двух слов будет более ограничен, чем из четырех.
Какое слово скорее всего может стоять перед финальным словом мечты? Очевидно, определяющее прилагательное, или причастие, или притяжательное местоимение. Действительно, таких сочетаний в конце стиха мы находим 30 или 39, причем 29 таких строк образуют связные синтагмы (79 %, тогда как среди строк на односложное ты было только 50 %).
В двухсложных строках синтаксическая конструкция, понятным образом, проще всего: длинное 6-сложное прилагательное или причастие плюс слово мечты: «благословенные мечты», «уединенные мечты», «самолюбивые мечты», «вольнолюбивые мечты», «великодушные мечты», всего у Пушкина 8 строк из 39 (21 %). Запас поэтических прилагательных такого ритма ограничен, поэтому начинаются повторения: «благословенные мечты» и «уединенные мечты» повторяются у Языкова, «великодушные мечты» у Майкова, сравните: «великолепные» у Языкова, «себялюбивые» у Некрасова, «честолюбивые» у Полонского. У Языкова, Баратынского, Лермонтова, Майкова и других поэтов мы находим также: «правдоподобные мечты», «недовершенные мечты», «и безграничные мечты», «и сумасшедшие мечты», «или небесные мечты», «все прихотливые мечты» и т. п. Но в целом в нашем сравнительном материале доля этого клише меньше, чем у Пушкина: не 21 %, а только 11 %. Вероятно, такая клишированность была очень заметна и стала избегаться.
В трехсловных строках к словосочетанию «такие-то мечты» спереди прирастает еще одно слово, и, соответственно, синтаксические конструкции становятся разнообразнее. Самых частых случаев у Пушкина — два.
Первое клише — местоимение + такие-то мечты: «Твои ревнивые мечты»; «Твои неясные мечты»; «Одни счастливые мечты»; «И все счастливые мечты», всего 7 строк (18 %). Сравните у других поэтов: «Мои ревнивые мечты» (Некрасов); «Мои неясные мечты» (Лермонтов); «Мои унылые мечты» (Тургенев); «Мои любимые мечты» (Языков, Баратынский) и т. п. (в целом 10 %, меньше, чем у Пушкина: ощутимая клишированность начинает избегаться).
Второе клише — глагол + такие-то мечты как прямое дополнение: «Забудь преступные мечты»; «Оставь безумные мечты»; «Смиряешь буйные мечты»; «Я разлюбил свои мечты», всего тоже 7 строк (18 %). Сравните у других поэтов: «Забудь печальные мечты» (Баратынский); «Повергли в грустные мечты» (Полежаев); «Я знаю тихие мечты» (Лермонтов); «Не вызывай своей мечты» (К. Павлова) и т. п. (в целом 17 %, в том числе с прилагательными; …твои мечты — чаще, чем у Пушкина: видимо, клише второго типа менее ощутимы).
Из остальных синтаксических конструкций чаще других повторяются шесть.
Во-первых (очень близкая к предыдущей), глагол + такие-то мечты как подлежащее: «Сбылись давнишние мечты» (Пушкин; повторено у Рылеева); «Играли быстрые мечты» (Языков); «Носилися мои мечты» (Вяземский); у Пушкина это единственный пример (3 %), в сравнительном материале — 4 %.
Во-вторых, тип Порывы девственной мечты: у Пушкина это тоже единственный пример (3 %), в сравнительном материале он чаще: «В разгаре девственной мечты» (Блок); «В порыве пламенной мечты» (Полежаев); «Владычица ее мечты» (Баратынский) — всего 7 %, к этому близки типы «Созданья хрупкие мечты» (Блок); «Души тоскующей мечты» (Полежаев); «Души взволнованной мечты» (Лермонтов) — всего 3 %.
В-третьих, тип с существительным на предпоследнем месте — И вольной младости мечты: у Пушкина — единственный пример (3 %); в сравнительном материале — чаще: «Разгульной юности мечты» (Лермонтов), сравните близкие типы: «Могучей волею мечты» (Лермонтов), «И сердца юные мечты» (Баратынский) — всего 6 %.
В-четвертых, тип с глаголом на предпоследнем месте — Тебя преследуют мечты у Пушкина — тоже единственный пример (3 %), в сравнительном материале — чаще: «И к высям просятся мечты» (Вяземский). Сравните близкие типы: «Мои не сбудутся мечты» (Языков); «Младые разобьет мечты» (К. Павлова); «Младые окрыли мечты» (Фет) — всего 9 %.
В-пятых, тип с кратким прилагательным на первом месте: «Но мрачны странные мечты» (у Пушкина единственный раз, 3 %); «Как радостны твои мечты» (у Языкова дважды, 1 %).
В-шестых, тип с однородными членами на конце — Другие грезы и мечты: у Пушкина дважды (5 %), в сравнительном материале чуть чаще («Мои надежды и мечты»; «Моей надежды и мечты»; «Твоей надежды и мечты»; «Бегут надежды и мечты» — все примеры из Языкова, всего 7 %). Остальные типы по крайней редкости не заслуживают перечисления: «Святой исполненный мечты» (Пушкин); «Быстрей поэтовой мечты» (Языков); «Взамен изменчивой мечты» (Полонский); «Свой тайный жар, свои мечты» (Пушкин) — ясно, что по частоте все эти типы не идут ни в какое сравнение с тремя ведущими клише.
Наконец, отметим, что синтаксически разорванных, несинтагматических строк на мечты у Пушкина только две («Мечтами легкие мечты»; «Нет, нет, не грезы, не мечты») — 5 %, тогда как на односложное ты было 39 %: видимо, существенно, что в строках на мечты меньше четырехсловных, а трехсловным и тем более двухсловным строкам легче сохранять свое синтаксическое единство. В сравнительном материале несинтагматических строк больше, чем у Пушкина, 11 %: «Пускай тебе сии мечты» (Языков); «Что делать? новые мечты» (Лермонтов) и т. п., — видимо, это стремление продолжателей умерить синтагматичность своего образца есть явление того же порядка, что и стремление умерить клишированность своего образца.
Аналогично строкам на мечты строятся и строки на грамматически аналогичное слово черты: из 11 строк 7 образуют знакомые нам клише Твои небесные черты и Представить ясные черты (63 %, даже больше, чем 57 % в строках на мечты).
Перейдем, наконец, к строкам, заканчивающимся трехсложным словом на — ты. Порознь их слишком мало (самое частое слово, красоты, — только 18 раз), поэтому попробуем рассмотреть синтаксические конструкции всех этих строк вместе. 7 строк из 46 — двухсловные (15 %), остальные — трехсловные. 1 строка кончается на краткую форму причастия («И пеньем были заняты»), 5 строк — на существительные в именительном падеже множественного числа («Утаены их красоты»; «Парнаса блещут высоты»; «Мундир и сабля — суеты!» и т. п.), остальные — на существительные в родительном падеже единственного числа. Эти 40 строк мы и будем рассматривать. В сопоставительном материале — 312 строк, из них одна — на отняты, одна — на лоскуты (существительное мужского рода) и 33 — на множественное число (из них 17 — у Ломоносова, Сумарокова, Державина, «Одни на свете суеты» и т. п.). Остальные 277 строк и привлекаются для сравнения.
Первая же любопытная разница между пушкинским и сравнительным материалом — это доля несинтагматических строк: у Пушкина — только одна («Луна спокойно с высоты…», 2,5 %), у остальных — 29 из 277 (10 %): «Недолго, дева красоты» (Баратынский); «Тогда к потоку с высоты» (Лермонтов); «И скажешь: сколько красоты» (Блок). Опять перед нами — стремление продолжателей умерить синтагматичность, т. е. потенциальную клишированность своего образца.
Заключительному слову красоты, простоты, суеты и т. п. опять-таки естественнее всего предшествует определяющее его прилагательное — в 24 строках из 40 (60 %, меньше, чем перед мечты, но больше, чем перед ты). Прилагательное + красоты и т. п. (такой-то красоты) — первая из исходных синтаксических конструкций строк, оканчивающихся трехсложным словом на — ты.
Простейшая конструкция такого рода — двухсловная (4 случая, 10 %): «самолюбивой красоты»; «провинциальной простоты»; «замысловатой клеветы»; «и простодушной клеветы». В сравнительном материале — чуть меньше, 8 %: «Божественныя красоты» (Жуковский); «Нерукотворной красоты» (Вяземский); «Неотразимой красоты» (Тургенев); «Неизрекомой красоты» (Майков); «С неизмеримой высоты» (Державин); «С непостижимой высоты» (Тютчев); «И с неприступной высоты» (Лермонтов); «Первоначальной чистоты» (Григорьев и потом Блок) и т. п. Видно, что у сравниваемых поэтов набор прилагательных однообразнее: треть их образована при помощи частицы не— (или ни — «Ни долговечной красоты», Лермонтов).
Эта исходная двухсловная конструкция имеет две производных трехсловных. Первая и простейшая из них — добавление еще одного определения, обычно — местоимения. У Пушкина 2 случая (5 %): «Его печальной клеветы»; «Средь этой смрадной темноты»; в сравнительном материале 12 случаев, 4 %: «Моей преступной красоты» (Блок); «Твоей бесстрастной красоты» (Полежаев); «Своей воздушной красоты» (Полонский); «Из этой мрачной пустоты» (он же) и т. п.; со сложным прилагательным — «Печально-пошлой чистоты» (Григорьев).
Вторая трехсловная конструкция, производная от той же, — добавление существительного в начале строки, по отношению к которому финальное «красоты» (и т. п.) является несогласованным определением. Это тип Как гений чистой красоты, и он является господствующим синтаксическим клише в трехсловиях, кончающихся на трехсложное слово. У Пушкина 15 таких конструкций (37 %): «Как гений чистой красоты» (дважды); «Ты жертва вредной красоты»; «В тревогах шумной суеты»; «В порывах буйной слепоты»; «Пожитки бледной нищеты»; «Затея сельской остроты»; «Плоды сердечной полноты» («Онегин», III; общий источник найден М. Гершензоном: «Плоды душевной пустоты» у Карамзина, «Послание к А. А. Плещееву») и т. п. К ним близко примыкают три единичных случая (7 %): «И столько детской простоты»; «Давно презренной суеты»; «Времен от вечной темноты». В сравнительном материале доля этого клише меньше: не треть, а четверть (23 %) строк, но лексика и повторяемость почти такая же, как у Пушкина: «О, гений чистой красоты» (Жуковский, образец Пушкина); «О ангел чистой красоты» (Рылеев); «Поклонник чистой красоты» (Вяземский); «Хранитель вечной чистоты» (Фет); «Свидетель милой наготы» (Языков); «Картина чудной красоты» (Вяземский, дважды); «В сияньи чудной красоты» (Козлов); «В сияньи прежней красоты» (Лермонтов); «Остаток прежней красоты» (Лермонтов); «Останки жалкой суеты» (Полежаев); «И роскошь женской красоты» (Майков); «И прелесть женской красоты» (Вяземский); «За прелесть кроткой простоты» (Жуковский); «И нравы тихой простоты» (Лермонтов); «Под кровом мирной темноты» (Майков); «Под кровом душной нищеты» (Козлов); «С слезой сердечной полноты» (К. Павлова); «В слезах душевной чистоты» (Вяземский); «В тоске душевной пустоты» (Баратынский); «Тех лет душевной полноты» (Тютчев) и т. п. К этому типу близок подтип со сравнительной степенью прилагательного — у Пушкина один случай (2 %): «Что нет презренней клеветы», ср. у Жуковского: «И что прекрасней красоты?»