В «На вольном просторе» три уровня сдвигов: крайний левый — основной, нейтральный; средний — бодрый, жизнеутверждающий; правый — скорбный:
Здравствуй. —
Желанная
Воля —
Свободная,
Воля
Победная,
Даль осиянная, —
Холодная
Бледная.
Ветер проносится, желтые травы колебля, —
Цветики поздние, белые…
Пал на холодную землю (и т. д.).
Точно так же по смыслу в «Пепле» сдвинуты, например, реплики в «Осинке», рефрены в «Памяти», реплики и рефрены в «Горе», вставная картинка в «Вечере».
В стихотворении «Врагам» — два уровня сдвигов: левый — для начал и концов полустрофий, правый — для середин:
В души моей простор —
Упал простор земли.
Вас ток моих темнот,
На вас подъят с земли, —
Проколет
Криком…
Тумана вот клоки —
Ползут; клоки тоски
Несут темнот рои.
И даль кулик с реки —
Проколет
Криком (и т. д.).
Естественно возникает вопрос: когда Белый в 1919 году начинает готовить «Королевну и рыцарей» с ее графическими исхищрениями, то какой из двух своих первоначальных подходов он развивает — содержательный, идущий от «Пепла», или формальный, идущий от «Урны»? И присматриваясь, мы видим: в «Королевне и рыцарях» господствует подход формальный, а содержательный включается лишь в одном стихотворении, главном: в балладе «Шут».
Что, собственно, означали эти нестандартные графические приемы? Белый объясняет это в позднейших предисловиях к «После разлуки» и «Зовам времен»: мелодию, интонацию. Расположением строк и слов он старался подсказать читателю, как эти стихи звучат в его, Андрея Белого, сознании, а может быть, и исполнении. «Песня», «интонация», «мелодия» — эти слова здесь приходится употреблять в буквальном музыкальном смысле: декламационное «выпевание» у Белого было настолько индивидуальным, что привлекало профессиональное внимание. С. П. Бобров свидетельствовал, что у Н. Метнера был экспериментальный романс на стихи Белого, точно воспроизводивший собственные интонации Белого: видимо, это была «Эпитафия» («Золотому блеску верил…»).
В таком случае, что означает разница между сбивчивым тематическим расположением отступов в «Пепле» и единообразным в «Урне»? Только то, что в «Пепле» интонация должна была прихотливо и непредсказуемо следовать за эмоциями слов, как в прозе, а в «Урне» интонация, наоборот, подчиняла себе слова, как в песне с повторяющимся мотивом. Поэзия во многих отношениях представляет собой равнодействующую между прозой и песней; здесь, в 1905–1908 годах, эти два начала у Белого, видимо, полностью разошлись.
В истории взаимодействия стиха и музыки есть повторяющаяся черта. Пока музыка не развита, она старается следовать за словами, копировать их самый сложный языковой ритм. Когда она становится зрелой, она, наоборот, противопоставляет себя ритму слов и предпочитает тексты с самым простым словесным ритмом, чтобы на его фоне ткать собственный сложный рисунок. В этом разница между ранними и поздними средневековыми секвенциями. Думается, что по этой аналогии можно представлять и нарастающее внимание Белого к собственной интонации.
В «Пепле» текст вел интонацию. В «Урне» интонация, обозначенная графикой, подчиняет себе текст, но еще не старается контрастно его упрощать: процитированное стихотворение «Врагам» написано достаточно сложной строфой. В «Королевне и рыцарях» уже начинается контрастное упрощение словесного фона интонации. Упрощение образное: примитивный сказочный сюжет. Упрощение стилистическое: нанизывание простейших повторов («И опять, и опять, и опять — Пламенея, гудят небеса… И опять, и опять, и опять — Меченосцев седых голоса»). Упрощение ритмическое: простейшие размеры — короткий 3-стопный ямб, полноударные 3-стопный амфибрахий, 3-стопный анапест, 3-иктный дольник. Художественный эффект нестандартного графического оформления стандартных размеров — в резком контрасте между привычной плавной интонацией строк знакомого ритма и новой, навязываемой ему извне. Чем сложнее графическое оформление, тем более сложную интонацию предлагает поэт угадать читателю.
В первых публикациях в журналах и альманахах 1911 года стихотворения «Королевны и рыцарей» имели обычный графический вид ровных четверостиший. Изощренная графика появилась только в сборнике 1919 года; откуда — мы еще увидим. Степеней изощренности в ней можно насчитать пять.
Первая — обычные горизонтальные строки, как в концовке «Шута». Обозначим их Г:
О, королевна, близко
Спасение твое:
В чугунные ворота
Ударилось копье!
Вторая — горизонтальные строки с отбитым концом, как в начале «Шута». Обозначим их Г—:
Есть край, где старый
Замок
В пучину бьющих
Вод
Зубцами серых
Башен
Глядит — который
Год!
(Заметим: Белый рвет строку перед концом, то есть там, где внутристрочные синтаксические связи в стихе — «теснота стихового ряда» — всегда крепче. От этого напряженность переносов сильнее, чем если бы отрывалось начало строки — как, например, у Маяковского. Гораздо легче и естественнее звучало бы:
Зубцами
Старых башен
Глядит —
Который год!)
Третья — вертикальные столбцы по слову в строке, как в репризе перед концом «Шута». Обозначим их В:
Есть край,
Где старый
Замок
В пучину
Бьющих
Вод
Зубцами
Серых
Башен
Глядит —
Который
Год!
Четвертая — вертикальные столбцы, сдвинутые вправо, как в предпоследней главке «Шута» (в контрастном чередовании с ровными горизонтальными строчками). Обозначим эти левые и правые столбцы Вл, Вп:
Поток
Рыдает
Пеной,
Клокочет
Бездной
Дней…
В решетчатые окна
Влетает сноп огней.
Расплачется в воротах
Заржавленный засов:
Пернатый
Ясный
Рыцарь
Летит
Из тьмы
Веков.
Наконец, пятая — косые ступеньки, как в центральной главе «Шута» (тоже в контрасте с ровными горизонталями). Обозначим их К (а в случае необходимости — Кп и Кл, скошенные справа и скошенные слева):
За порослью лиловой грозился
Старый
Шут:
Над ней, как адский
Пламень,
Мелькнул
Его
Лоскут…
На солнечные травы
Упала тень горбом: —
— И
Теневые
Руки —
Качались
Над
Цветком!..
Заметим здесь еще один вспомогательный прием, довольно редкий: в первой строке примера слово «грозился» принадлежит второму стиху, но напечатано в подбор к первому — происходит как бы интонационный захлест первым стихом второго. Обозначим этот прием знаком (+).
Сразу скажем: полный набор этих приемов налицо только в «Шуте». Остальные пять нестандартно напечатанных стихотворений построены проще. При этом по большей части простота эта представляет собой повторение одной и той же графической и интонационной схемы — как в «Урне», а не как в «Пепле».
Самое простое оформление — в стихотворении «Родина» («Наскучили / Старые годы… / Измучили; / Сердце, / Скажи им: „Исчезните, старые / Годы!..“»). Оно не имеет конечных рифм, но богато внутренними; нестандартной разбивкой по внутренним рифмам оно напоминает такие ранние стихи Белого, как «Душа мира». Из 18 трехсловных стихов 6 напечатаны в одну строку, 10 в две, 2 в три; только один раз (в процитированном зачине) использован захлест начала следующей строки, и один раз слова ступенькой вынесены вправо (восклицание «О нектар!» — как бы интонационный курсив).
В стихотворении «И опять, и опять, и опять…» — только горизонталь и вертикаль, единообразные строфы, как в «Урне», с последовательностью строк ГГВГ: «И опять, и опять, и опять — / Пламенея, гудят небеса… / И опять, / И опять, / И опять — / Меченосцев седых голоса». Все третьи, разбитые строки построены одинаково: трижды повторяется одно и то же слово. Все четвертые, заключительные строки являются носителями сюжетного действия: по ним одним можно прочитать сюжет стихотворения. Здесь интонационная разбивка, синтаксис и смысл совпадают.
Стихотворение «Голос прошлого» лишь ненамного сложнее. В нем две части: первая — 5 строф Г+, Г, В, В, вторая — 4 строфы В, В, Г+, Г, т. е. зеркально противоположного строения:
В веках я спал… Но я ждал, о Невеста, —
Север — моя!
Я встал
Из подземных
Зал:
Спасти —
Тебя,
Тебя!..
…………………………………………………
…Тебя
С востока
Мы —
Идем
Встречать
В туман:
Верю, — блеснешь из тьмы, рыцарь
Далеких стран…
Зеркальности строфики соответствует зеркальность точки зрения: первая часть — это рыцари устремляются с Востока на Север спасать Невесту; вторая — это Невеста с подругами выходит ждать и встречать рыцарей.
Следующее по степени усложнения стихотворение — «Перед старой картиной». По содержанию в ней можно различить четыре части: оживающая картина (3 строфы); поэт-рыцарь скачет к сказочному замку, но отвергнут (9 строф); однако на помощь спешит сонм товарищей-искателей, и перед ними замок открывает ворота (2 строфы); «Я очнулся», и опять всё — только картина (2 строфы). Первые две части выдержаны в единообразной строфике В, Г, В, Г; только последняя строфа перед сюжетным переломом имеет вид В, Г, В, В — это как бы концовка эпизода. Третья часть подхватывает это отклонение и решительно разнообразит строфику — В, В, ВГ+, В и Г, В, В, Г: «А / Из / Темных / Бездомных / Далей // На / Косматых, / Черных / Конях — // Рыцари / К замку скакали — в густых, / Густых / Тенях!..» Резкость перелома видна из того, что в отдельные строчки начинают выдел