Том 4. Туманные острова — страница 43 из 53

— Охотник? — спрашивает командир.

— Охотник, — говорю.

— К Данилову…

Старик Данилов был снайпером в части. Он сказал: «Попробуем…» Поставил на сто шагов спичечный коробок и лег рядом со мною.

Пять раз подряд надо было попасть. Пять раз я и попал. Данилов был из горьковских охотников. Седой уже, зубов половины нет, а глаз, как у коршуна. Подарил он мне в первый же день знакомства пристрелянную винтовку.

Я к ней добыл десятикратный прицел оптический. С этой винтовкой и войну закончил.

Кое-кто смеялся: «Командир, а с винтовкой в разведку». А я за полверсты, бывало, держал фашиста на мушке…

Два хороших снайпера на открытом месте двум сотням солдат не дадут подняться. За деревню Россолай, помню, был у нас бой. Фашисты обозлились, идут прямо в лоб, по открытому месту. Даю команду: «Никому не стрелять!» Ложимся с напарником и через стекла прицела выбираем по одному. Надо сказать, немцы воевали с умом. Перехитрим, бывало, фашиста — в своих глазах вырастаем. Но это были девять глупых атак. Я тогда раз тридцать с лишним стрелял. По существу, вдвоем и не отдали деревню…

За офицерами на первой линии мы охотились в паре с Даниловым. Была у нас и схватка с фашистским снайпером. Стояли под деревнею Бочканы. Житья не дает этот снайпер. Двух командиров достал, начальника разведки дивизии Бережного — прямо в висок. На второй день после этого подходит ко мне подполковник-артиллерист:

— Покажи-ка передний край.

— Тут, — говорю, — нагибаться надо — снайпер работает.

— Ну, Шубин, зря, выходит, говорят о тебе. Трусишь.

— В перископ, говорю, надо смотреть.

— Брось мудрить.

Стоим. Я артиллеристу кивком головы показываю, где что. Вдруг — раз! У подполковника голова набок. Прямо под глаз пуля. Молодой еще был…

В тот же день мы с Даниловым залегли караулить фашиста. До вечера пролежали — не обнаружили. Еще день лежим-не обнаружен. Каждый бугорок, каждый сучок на деревьях глазом обшарили. На третий день Данилов указал на развилку дальней сосны. Старика одолевал кашель, и я остался один. Снайпера не видно. Сколько я ни глядел, но ему негде быть, кроме как в развилке этой сосны. Дождусь, думаю, будет же когда-нибудь спускаться на землю. Дождался.

Под вечер, вижу, спускается снайпер, винтовку бережно держит…

Каким-то очень знаменитым снайпером оказался. Пленный потом рассказывал: в Германию хоронить повезли…


«Минеры»

— Два раза ходили, и все впустую: нет «языка».

Генерал, помню, вызвал лично: «Шубин, голубчик…» Я нервничаю. Ребята в землянке тоже переживают: «Эх, если бы взять. Я его пять километров на себе бы понес», «Я ему спиртовой недельный паек отдам». Готовимся к новому переходу. Выбрали место: лесок за деревней Бочканы. Был у нас порядок в дивизии: если мы готовимся перейти — на этом участке никто не мешает. Вдруг докладывают: приехали двое из штаба армии, будут работать.

Подходят двое к землянке: старший лейтенант с капитаном.

— У противника появились новых образцов мины. Будем изучать мины.

— Хорошо, — говорю, — только несите разрешение из штаба дивизии.

— Нам в штабе армии разрешили.

— Все равно надо… Александр, — говорю, — проводи-ка офицеров до штаба.

Мой посыльный повел. Я еще не спустился в землянку, слышу — выстрел и автоматные очереди. Выскочил. Гляжу, Шурик Андреев упал в кювет и чешет из автомата по бегущим «минерам». Одного положил, другого взяли. Оказалось: фашистские парашютисты. Месяц назад их кинули в тыл. Все документы в порядке, даже харчи по аттестату на складе получены. Приспело им перейти фронт. Надо сказать, хитро придумали переход. Но, видно, нервишки сдали: ста метров не отошли от землянки — лейтенант обернулся и с пистолетом на Шурика. Прострелил ногу, а тот — в кювет и пошел чистить.

Добыча была хорошая, но «языка» доставать в тот раз все-таки было надо.


«Рус Иван, куда прешь

— На фронте я получал письма от покойного теперь профессора Мантейфеля Петра Александровича: «Врага надо знать. Ты помнишь: чтобы выследить зверя, надо знать все повадки. Фашисты хуже зверей. Хочешь победить — изучай…»

Разведчику надо было знать все мелочи привычек врага. Часто знание этих мелочей как раз и приносило успех. Мы, например, никогда не садились в засаду в субботу и воскресенье — мало шансов. В субботу и воскресенье немцы предпочитают сидеть в блиндажах. Зато в понедельник самое время выходить на охоту.

Вот одна из фронтовых «мелочей». Подползаем к линии обороны. Тишина. И вдруг голос:

— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!

Мы сразу назад. Строго держались правила: обнаружены — отходить.

В другую ночь тот же окрик:

— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!

Опять отошли.

В третий раз отходить не стали. Чувствую: не мог обнаружить. Лежим. Слышим, под ногами у часового скрипит — пошел вправо от нас. И там опять сонный голос:

— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!

Взяли мы этого крикуна. Рассказал на допросе: генерал заставил всех часовых выучить эту фразу. Всю ночь часовой ходил и покрикивал аккуратно: «Рус Иван…» Аккуратность и погубила…


Персональное приглашение

Генерал: За долгую оборону под Полоцком Шубин так досадил немцам, что они начали открыто охотиться за разведчиками. Георгий, расскажи, как ты встретился с немецкой разведкой.

Шубин: Обычно мы избегали встречаться. А тут чувствую: фашисты на рожон лезут. Засаду устроили. Лазят на нейтральной полосе по деревьям, высматривают. Решили и мы сделать засаду. Проследили все тропы в болотах. И однажды Валерий Арсютин, взволнованный, соскочил с дерева:

— Идут… Пятьдесят автоматчиков. Залегли. Пулеметчика Присяжнюка я положил на самой тропе: — Стрелять будешь только с двадцати метров, не раньше.

Семнадцать человек остальных решили залечь сбоку и пропустить разведку.

Присяжнюк ударил точно с двадцати метров. И мы ударили сзади… Человек пять или шесть успели уйти. Считай: всю разведку в лесу оставили.

Генерал: А через три дня противник без всякой подготовки, без видимой причины и пользы полез на наш батальон. (Он был чуть выдвинут по линии обороны.) Запомнился этот день — командир батальона просил огня прямо в квадрат землянок… Выстояли. Пленных взяли.

Допрашиваем: почему вдруг полезли? Говорят: «Генерала очень разозлила гибель разведки. Приказал атаковать батальон, Шубина взять живым или убитым». А Шубин с разведчиками был в это время на отдыхе в двадцати километрах от фронта.

Шубин: А помните смешную листовку?

Генерал: Да, спустя месяц после этого самолет раскидал листовки. Приносят мне в штаб десяток этих бумажек. Среди них две с такими словами: «Младший лейтенант Шубин, ваше место в великой Германии! Фюрер сохранит вам жизнь, оружие, ордена. Вы будете учиться в Берлине…»

Шубин: Я тогда был молодой и очень гордился таким предложением.


Валя Назарова

— Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задание: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолбов. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:

— К фашистам мы подослали девушку. Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она на явку приходит.

Пришла. Красивая, веселая, лет двадцати двух. Зовут Валя.

— План обороны Полоцка? — с полминуты подумала. — Хорошо. Я видела карту. Но в штаб уже возвращаться будет нельзя.

Я сказал, что возьму ее на Большую землю.

— За мной ухаживает эсэсовец, офицер. Завтра в шесть часов я выйду с ним на шоссе. Берите его, будет, кстати, и пленный из штаба.

Вечером на другой день я занял позицию в пустом доме возле шоссе. Двое моих ребят спрятались в доме чуть дальше. План такой: пропустим и с двух сторон без шума возьмем офицера…

Шесть часов. Ясный, хороший вечер. Чистое шоссе. Город с куполами церквей в синеватой дымке. В оптический прицел хорошо вижу: идут по шоссе двое. Молодой офицер и Валя. Идут, любезничают. Офицер бьет по голенищу веточкой вербы. Вот поравнялись с пропускным пунктом у рва. Показали документы. Вот они уже на полдороге ко мне от пропускного пункта. Метров сто пятьдесят еще… И вдруг остановились. Какое-то чутье подсказало эсэсовцу: нельзя идти дальше.

Стоят, любезничают. Чувствую, эсэсовец сейчас возьмет Валю за локоть, чтобы идти к городу.

Секунда, другая… Что делать? Вижу, Валя беспокойно повернула голову в сторону, знает: мы где-то рядом. Назад ей нельзя возвращаться.

Надо что-то решать немедленно. Получше прикладываюсь. В прицел хорошо видно обоих.

Стоят боком, лицом к лицу. Эсэсовец трогает пуговицу на Валиной кофте. Перевожу дыхание и нажимаю спуск… Офицер схватился рукой за бок. Валя толкает офицера с дороги, быстро над ним нагибается почему-то и бежит по шоссе в мою сторону. Меня колотит всего. Часовой возле шлагбаума дергает затвор у винтовки, но я учел и его. Скорее в лес, к тому месту, где спрятана рация! Перевели дух.

— Ну и ну. Дай, — говорю, — как следует на тебя поглядеть.

Отдает план города, офицерские документы эсэсовца — успела вытащить из кармана. До фронта было двадцать шесть километров.

Благополучно вернулись на свою сторону. Валя осталась служить у меня в разведке. Несколько раз ходила через линию фронта. Смелости и находчивости этой девушки мог позавидовать любой из моих разведчиков. Однажды кинулась к раненому и сама попала под пулю. Как раз началось наступление, и мы попрощались в госпитале. Я уверен, что она осталась жива. Кажется, она была из Москвы…


Полоцк

— Назначен был день и час штурма Полоцка. Все было готово. Фронт накопил силы и, как пружина, был готов распрямиться. Пехота, танки, «катюши» и самолеты ждали команды.

Орудия числом в три сотни стволов на каждом километре фронта были готовы к бою. Тщательно были разведаны укрепления, учтены силы противника. В последний раз перед штурмом надо было взять «языка». И как нарочно один раз сходили впустую, через день снова идем — впустую. Третий, четвертый раз…