К с е н и я. Не надо. Идите, ради бога. Я спать хочу.
М а р ь я А л е к с е е в н а. А Анютка где?
К с е н и я. Ну... вышла Анютка. Сейчас придет.
Марья Алексеевна уходит. Входит А н ю т а.
К с е н и я (приподнявшись). Что?
А н ю т а (вешает платок на гвоздь). Сказал - сейчас.
К с е н и я. Милый мой! Придет!
А н ю т а. Очень надо было.
К с е н и я. Милый!.. (Встает.) Как же ты залучила его?
А н ю т а. Он на лестницу вышел. Ксеничка, он пьяный!
Входит Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Кому чего от меня надо? (Садится.) Объявляйте вашу претензию. Ну? Что же вы молчите? Позвали - и молчите?
К с е н и я (тихо). Ты - вон какой... Как же с тобой говорить?
Н и к о л а й. Объясниться желаете? Я объяснюсь. Я поступил благородно. Я не какой-нибудь прощелыга: шасть в кусты - и поминай как звали... Я пришел к вашему папаше, так и так. Спрашиваю по-благородному как насчет приданого? А он говорит - шиш. Ну что ж. Мне нельзя жениться очертя голову. У меня мамаша в деревне, сестры - их надо прилично выдать... Но я, вот святой крест, Ксеничка (растроганно), я бы на тебе женился... Если бы Иван Степаныч меня не оскорбил...
Входят С е р г е й, М а р ь я А л е к с е е в н а, Ф и л я.
М а р ь я А л е к с е е в н а. Матушки...
Н и к о л а й. Шиш, говорит. Я же не могу. Я, знаешь, из какой бедности выбивался? Только через привлекательную наружность... Софья Павловна - благородная, чудная женщина, я за нею как за каменной стеной буду. Человеком с нею сделаюсь, это надо понять... Ты не сердись, Ксеничка. Я тебя, ей-богу, очень любил...
С е р г е й. Так. (Ксении.) Мало тебе было сраму... (Николаю.) Уходи отсюда!
Н и к о л а й. Позвольте. Она меня пригласила объясниться. Я пришел и вот... объясняюсь. Я хочу, чтобы все было благородно.
С е р г е й. Вон, мышиная душа!
Н и к о л а й. Но, но! Не очень! Я владелец этого дома! Ты не можешь меня гнать!
Входит С о ф ь я в венчальном наряде, за нею С у ш к о в.
М а р ь я А л е к с е е в н а (в ужасе). Степаныч!..
С о ф ь я. Вот, Иван Степаныч, ваше слово! Еще свадьба не кончилась, а ваша дочь моего мужа принимает! (Ксении.) Подлая!..
С у ш к о в (он трезв, говорит негромко и веско). Тише, Павловна, не кричи. (Николаю.) Зачем пожаловал?
Н и к о л а й (показывает на Ксению). Она меня пригласила объясниться...
С у ш к о в. Я сам с нею объяснюсь. Иди. Иди, иди. Уведи его, Павловна, не смущайся: больше этого не будет.
С о ф ь я (в дверях). Если она не уймется, я в полицию на нее заявлю! (Уходит с Николаем.)
С у ш к о в (садится к столу). Ну, К с е н и я...
Входит Л ю б о в ь.
Л ю б о в ь. Иван Степаныч, она больна, посмотрите на нее! Не надо ничего говорить!
С у ш к о в (слегка ударив ладонью по столу). Любовь Андреевна, иди в свою комнату. У нас тут семейное дело.
Любовь уходит.
Ну, Ксения? Как же мы теперь будем? Воспитал я вас в строгости и честности, обучил грамоте, с малых лет определил на работу. На весь околоток наше семейство известно - и уважали. Уважа-ли! А знаешь, как про меня теперь на улице говорят? Вон мастер Сушков, у которого дочь гулящая... А я, Ксения, у Хлебникова работаю тридцать лет, я в этом доме живу двадцать лет, вы все тут и родились, кроме Павла... Ты знаешь, как трудно рабочему человеку достойное место удержать? Это богачам все можно, а нам - каждое лыко в строку... Я твоего позора на себя не приму. А Павловну сегодня твердой рукой благословил, она свою судьбу заработала, она всю жизнь трудилась - иголкой ковыряла, раньше чем амуры заводить, не то что ты: наблудила, а потом к отцу - пожалуйте, папаша, приданое!.. Нет, милые. Я свой кусок потом покупаю, я свою копейку держу, чтобы нам с матерью хоть на старости лет отдохнуть. Вы, что ли, нашу старость обеспечите? Аль в богадельню нам идти, как Филе?.. Я тебя простил... ради Павла: знаю, что он бы за тебя хлопотал передо мной... Простил и денег дал, чтоб след заместь, а ты опять за свое? Совсем стыд потеряла, при всех людях чужого мужа к себе увела... Записку, что ль, передавала?.. Анютка! Ты ходила?
А н ю т а. Я...
С у ш к о в (Ксении). Подлая! И верно, что подлая! Анютку не пощадила, Анютку в свое распутство завлекла! Не позволю! Анютку - не дам!.. Собирай свои тряпки... и чтоб ноги твоей тут не было!
М а р ь я А л е к с е е в н а. Степаныч!
С у ш к о в. Молчи! Она и тебя не пожалела! Ты, честная, из-за нее заплевана теперь! Тебя хорошие люди в дом не зовут из-за этой твари!..
С е р г е й. Папаша, обождите!
С у ш к о в. Молчи, молчи! Знаешь, как говорят про тебя? Шлюхин брат, вот как! Все ее благодарите! Все!
А н ю т а (закатывается истерическим плачем). Довольно! Довольно! Довольно!
Ксения, стоявшая до сих пор почти неподвижно, вздрагивает, хватает платок и выбегает.
С у ш к о в. Цыц, Анютка, ну? (Ксении вслед.) Пошла, пошла! И не показывайся - убью!
Филя садится в изнеможении.
А н ю т а. Нельзя! Ксеня! Ксеня! Нельзя! Папаша, воротите ее... Она помрет, она сказала, что помрет... Ксеня! (Убегает.)
С у ш к о в. Анютка!.. Ну ничего, побегаешь - вернешься.
С е р г е й. А, собственно, чего это вы так разошлись? Не чересчур ли круто?
С у ш к о в. Ты мне указываешь?
С е р г е й. Я спрашиваю. Сами же в приданом отказали.
С у ш к о в. Ты давно на собственные ноги стал?
С е р г е й. А что? Давненько уже...
С у ш к о в. Сперва сам скопи хоть сколько-нибудь, а потом моими деньгами распоряжайся.
Через комнату быстро проходит Л ю б о в ь, на ходу надевая пальто. Входит Б у т о в. Его не замечают.
С у ш к о в. А ты куда, Андреевна?
Л ю б о в ь. За вашей дочерью! (Выходит, почти столкнувшись с Бутовым.)
С е р г е й. Это кто?.. Вам что?..
Б у т о в. Я стучал - никто не отозвался... Мне сказали, что здесь комната сдается.
С е р г е й. Ага. Кто вам сказал?
Б у т о в. Высоцкий.
С е р г е й. Ага. Так. Высоцкий, папаша, - это у нас на заводе, чертежник.
С у ш к о в. Чертежник?..
Марья Алексеевна плачет.
Не вовремя зашел ты, молодой человек...
С е р г е й. Может, я покажу комнату?
С у ш к о в. Покажи. Про условия сказать не забудь.
Сергей и Бутов уходят.
С у ш к о в. Пока не придет шелковая, не приму... Не плачь, мать. Такие поступки надо карать без жалости. У нас еще дочь: какой пример она видит? И не заслужила Ксения, чтобы плакать о ней: у нас за Павла душа болит; а у нее только скверность на уме... (Загораясь горем и гневом.) Чтоб я о ней и не слышал больше! Имени ее чтоб не слышал - поняла?!
Ф и л я (в оцепенении). Господи, господи, что же это делается, что делается...
Б у т о в и С е р г е й возвращаются.
Б у т о в. Комната подходящая. Завтра, с вашего разрешения, перееду. Простите, что некстати зашел. До свидания. (Идет к выходу.)
С у ш к о в. Погоди! Ты хоть кто будешь-то?
Б у т о в (приостановился). Б у т о в. Родион Николаевич Б у т о в.
3. НА МОСКВЕ-РЕКЕ
Набережная. Москворецкий мост. Еще светло, но по ту сторону Москвы-реки уже зажигаются огоньки в домах. Малиново садится солнце. Река еще не стала. В этот день выпал первый снег; на земле он растаял, но на крышах и парапете набережной лежит кое-где, тонкий и пушистый. У л и ч н ы й ф о т о г р а ф расположился на набережной со своим треножником, передвижной декорацией и гардеробом: черкеской с газырями, мундиром с эполетами и т. д. Фотограф снимает сидящего перед ним и з в о з ч и к а. Извозчик в толстом армяке, башлыке и рукавицах снимается на фоне декорации, изображающей пальмовую рощу.
Х л е б н и к о в-с ы н и М и ш а идут по набережной.
Х л е б н и к о в. Такими вещами не шутят! (Перегибается через парапет.)
Миша. Шура, ну пожалуйста, уйдемте отсюда! Шура, ну я вас прошу!
Х л е б н и к о в. Брысь. Посмотри, Миша, какая вода. Течет водичка, течет, течет... Давай вместе, а? Я тебя брошу, хочешь?
М и ш а. Опять шутите. Вы меня не поднимете даже.
Х л е б н и к о в. Нет, тебя я не возьму с собой. Будешь ты существовать или нет, от этого ничего не изменится.
М и ш а. Ошибаетесь, изменится. Тогда наша фирма будет называться не "Тропов и сын", а просто "Тропов".
Х л е б н и к о в. Это ты остришь?
М и ш а. Почему острю?
Х л е б н и к о в. Значит, серьезно?
М и ш а. Серьезно... (Смущаясь.) Я же не виноват, что я не такой образованный, как вы, Шура.
Х л е б н и к о в (смотрит вниз). Глубина здесь достаточная, не знаешь?
М и ш а. Смотрите - хорошенькая!
Х л е б н и к о в. Беги за нею!
М и ш а. Бежим вместе!
Х л е б н и к о в. Брысь. Как ты думаешь: хватит у меня характера не кричать и не шлепать конечностями по воде, когда меня до костей пронижет этот холод, когда он вольется в носоглотку, в пищевод, в мозг, в душу...
М и ш а. Просто ужас, до чего вы допились. Я не могу это слышать!
Х л е б н и к о в. На моей могиле... Тело мое, разумеется, вытащат... Отец об этом позаботится... "И в распухнувшее тело раки черные впились..." А зимой раки есть?
М и ш а. Вы не утонете, а только простудитесь насмерть.
Х л е б н и к о в. На моей могиле - да слушай же, черт тебя побери, это моя последняя воля! - на могиле поставить памятник, изображающий вход в туннель. Вход в туннель. Усваиваешь?
М и ш а (сквозь слезы). Усваиваю.
Х л е б н и к о в. И на цоколе надпись: "Здесь покоится Александр Александрович Хлебников. Он оставил своему родному городу вечную благодарную память о себе..." Черт, надо бы еще что-нибудь присочинить, да некогда. В общем, в этом духе, понимаешь?
М и ш а. Понимаю.
Х л е б н и к о в. Что ты понимаешь. Разве ты можешь понять, как я люблю вот это все?.. Когда я жил в Париже, я только и мечтал, что вот возвращаюсь, живу в Москве, дышу московским воздухом... Честное слово, когда я работал над моим проектом, я радовался - за Москву!.. Смотри, огоньки. Малиновое небо. Снежок. Милый снежок, милое небо. Милая девушка, русская девушка в сером платочке - оглянулась, дорогая моя!.. Милый фотограф, как он заботливо складывает свои тряпки... Давай его осчастливим: снимемся. Вдвоем. Ты будешь поливать слезами карточку, когда меня не станет: тебе эт