по 1837 год норвежский пастор Саре изучал переменное поколение трех сроков под существенно различными формами (сифистомы, стробили, медузы). Зибольд сделал аналогичное открытие относительно одного из полипов (polype hydraire), а Стенструн изучил размножение глистов-сосальщиков. Все эти факты, в связи с теми, которые известны были под названием размножения почкованием, привели (Лейкарта в 1851 году) к мысли о полиморфизме неделимых, разделяющих между собой жизненные функции и могущих либо существовать изолированно, либо соединяться в колонии, образуя более сложную индивидуальность.
Зоология: Жоффруа Сент-Илер. До самой кончины своей (1832) Кювье пользовался огромнейшим влиянием и оставил после себя учеников, которые ревностно защищали как во Франции, так и за ее пределами его основные положения: неизменяемость видов и различие планов природы при образовании различных живых существ. Знаменитейшим из них является швейцарец Агассис (1807–1873), бывший профессором в Невшателе, с 1846 года поселившийся в Соединенных Штатах[75].
Но еще до смерти Кювье утвердились противоположные взгляды. В 1818–1822 годах Этьенн-Жоффруа Сент-Илер издал два тома Анатомической философии и Человеческих уродств, где он провел метод сравнения форм одного и того же существа с различными взрослыми существами. Пока он развивал свои идеи только относительно позвоночных, Кювье не протестовал; но когда ученики Жоффруа Сент-Илера, а затем он сам хотели распространить их на насекомых и показать единство их строения со строением позвоночных, возгорелся знаменитый спор (1830), окончившийся в пользу Кювье, обнаружившего ошибочность некоторых деталей в воззрениях своего соперника.
Однако приверженцы доктрины, временно восторжествовавшей, должны были сделать некоторые уступки. Если план организации считается неизменным и заранее предустановленным, то все же признается, что по мере развития структура постепенно становится все сложнее, что органическое совершенствование находит себе выражение в большей дифференциации тканей и органов. Эти идеи развивали Анри Мильн-Эдвардс во Франции, Эрнст фон Бэр в Германии.
Изидор-Жоффруа Сент-Илер (1805–1861), сын Этьенна, значительно расширил и обосновал новую отрасль науки (тератологию), созданную его отцом.
В Германии идея единства плана природы вдохновляла великого поэта Гете, который производил — в особенности над растениями — поистине научные исследования, мало оцененные его современниками; в зоологии идеи Жоффруа Сент-Илера нашли убежденного адепта в Ратке (1793–1860), который горячо настаивал на необходимости положить в основу сравнительной анатомии эмбриологические исследования.
Ботаника: Дютроше, Броньяр. В ботанике, кроме создания целлюлярной теории, огромные успехи были достигнуты в изучении функций органов. Открытие осмоса, сделанное Дютроше, позволило ему за время с 1826 по 1837 год установить точное соотношение между дыханием листьев и движением сока и устранить из объяснения явлений гипотезу жизненной, силы. Он показал также, что выделение теплоты, наблюдаемое у растений, соответствует исключительно химическим явлениям, очагом которых они являются; он различал два обратных процесса дыхания, являющихся отправным пунктом этих явлений, и для зеленых частей растений приписывал их влиянию света (ночное и дневное дыхание)[76].
Адольф-Теодор Броньяр (1801–1876), сын минералога Александра Броньяра (1770–1847), приобрел всемирную известность своей Историей ископаемых растений (1828–1847). В 1828 году он получил главную премию Академии за работу, заключавшую в себе любопытную теорию оплодотворения, признанную впоследствии ошибочной; в 1831 году он написал совместно с Амичи ценное исследование о строении и функциях листьев.
Геология: Дюфренуа, Эли де Бомон, Чарльз Лайелль. Во Франции был выполнен огромный геологический труд, а именно, составлена геологическая карта, потребовавшая у двух знаменитых ученых 15 лет работы (1825–1840).
Дюфренуа (1792–1857) был по преимуществу минералогом; Эли де Бомон (1798–1874) выдвинулся смелой теорией о поднятии гор. К этому понятию, введенному Леопольдом фон Бухом, которого Эли де Бомон почитал как учителя и чью теорию кратеров поднятия защищал с большим усердием, он присоединил совершенно новое, — именно понятие о сравнительном возрасте дислокаций (перемещений в земной коре). До конца жизни, наряду с прочими работами, замечательными своей точностью, отчетливостью и оригинальностью, он не оставлял мысли внести начало порядка и правильности в кажущийся хаос направлений, являемый поднятиями. Таким образом он пришел к созданию своей пентагональной сети, которая хотя и не была принята, но тем не менее свидетельствует о редкой мощи его ума.
В 1815 году была издана геологическая карта Англии Вильямом Смитом (1769–1839), который первый нашел возможным (1799) характеризовать пласты содержащимися в них ископаемыми. Описание парижского бассейна Кювье и Бронь-яра, начатое в 1811 и законченное в 1822 году, дало могучий толчок исследованиям этого рода; к классическим трудам Агассиса и Адольфа Броньяра, уже отмеченным нами, мы могли бы прибавить длинный перечень. Все эти труды были подытожены в 1846 году Пикте в Руководстве палеонтологии, долго сохранявшем значение ценного указателя.
В 1833 году Чарльз Лайелль в своих Основаниях геологии развил, в противоположность учению Кювье о внезапных катаклизмах и последовательных актах творения, совершенно новое положение, именно, что изменения, ареной которых была земная кора, производились лишь непрерывным действием причин, продолжающих действовать и в наше время. Это положение, подкрепленное точными и замечательно обоснованными доводами, было тотчас же принято английскими и немецкими геологами; во Франции в рассматриваемую эпоху один только Констан Прево примкнул к этому мнению.
Палеонтологи же не сразу присоединились к нему, ибо им пришлось бы допустить, что последовательные флоры и фауны происходят одни от других. В 1831 году Омалиюс д'Аллуа высказал подобную мысль; в 1846 году он заявил, что она стала вероятной; но, в сущности, она не могла считаться правдоподобной, пока не были обнародованы труды Дарвина и не была установлена теория эволюции.
Физиология, медицина и хирургия. Мы уже говорили о великом физиологическом открытии рассматриваемой эпохи — о различии между чувствительными и двигательными нервами, установленном Чарльзом Беллом и обнародованном в 1824 году. В том же году появились Исследования Флуранса (1794–1867) о роли различных нервных центров — труд, замечательный остроумием и смелостью опытов, описанных в нем. Высокодаровитый профессор, прекрасный стилист, умевший сделать науку приятной и успешно делавший экскурсы в смежные области, Флуранс пользовался огромным влиянием, но первые его выступления, казалось, обещали еще более значительные результаты.
Медицина далеко не делала таких заметных успехов, как прочие науки; школа Вруссэ, именующаяся физиологической и пытающаяся воздействовать на ткани, борется во Франции с «органиками», утверждавшими, что они лечат органы. За пределами Франции ученые ищут новых путей, в частности в Вене в лице Пуркинье, Оппольцера и других медицинская наука начинает бороться с парижской точкой зрения; но если методы диагноза и прогноза и совершенствуются, то популярность, которую приобретает гомеопатия[77], свидетельствует о неуверенности терапевтики.
С 1828 года начинают применять водолечение в учреждении, основанном в Грефенберге силезским крестьянином Ф. Присницем (ум. в 1851 г.) и процветавшем лет тридцать, пока с ним не стали конкурировать большие города.
В 1846 году два бостонских врача, Джексон и Мортон, с успехом применили в хирургии в качестве анестезирующего средства эфир по указанию американского дантиста Гораса Уэльса, еще ранее испробовавшего закись азота; принятый в Англии Гутри и В. Фергюсоном эфир затем проник и во Францию благодаря Мальгэню (1847) и Вельпо. Опыты Флу-ранса вскоре привели к замене эфира хлороформом.
Применение анестезирующих средств быстро произвело переворот в хирургической практике, ибо дало возможность уделять операциям больше времени и производить такие операции, которые раньше не рисковали делать. Что касается упрощений, внесенных в этот период в способы лечения, то они разработаны главным образом школой Лисфранка (1790–1847).
Общий характер научного движения. В общих чертах научное движение, картину которого, по необходимости неполную, мы пытались нарисовать, является как бы продолжением того порыва, которым охвачено было предыдущее поколение. До тех пор наука была достоянием лишь крайне ограниченного круга избранных; теперь она широко распространяется, и ее приложение в промышленности возбуждает интерес во всех классах общества. Паровые машины получают все большее распространение, и создание нового механического оборудования, улучшение средств сообщения пробуждают деятельность инженеров, от которых теперь требуются сравнительно высокие научные познания; применение электричества требует иной специализации, чем прежде, а агрономическая химия, основанная Либихом, начинает колебать рутину земледелия; горная же промышленность начинает пользоваться геологическими изысканиями.
Крепкая организация высшего образования, созданная во Франции революцией, проникает и в Германию, где устройство университетов прекрасно приспособлено к ее развитию. Дух, господствующий там, определенно направлен к исследованиям в области чистой науки и к созданию оригинальных трудов. Почва еще не тронута, а свобода духа, еще не скованная, как во Франции, благоприобретенными традициями, приносит самые счастливые результаты. Однако научная работа явственно ведет к установлению и в Германии этих еще не существующих в ней традиций, но уже в формах, соответствующих ее национальному духу. Во вновь основываемых лабораториях ученики работают совместно с учителем, и для общих исследований образуются плодотворные ассоциации. В Англии Оксфорд и Кембридж еще противятся новому течению; если промышленный прогресс все больше и больше побуждает к практическим исследованиям, то чистая наука все еще составляет привилегию небольшого числа уединенных мыслителей, нередко пренебрегающих трудами континентальных ученых. Но потому они и проявляют большую гениальность и более могучую индивидуальность.