В баре «Централь» Эмана и в помине не было. Но и фрейлейн Зонненшейн еще не пришла; поэтому отсутствие Эмана ничего не доказывало. Нерабочие часы Зонненшейн обычно проводила в соседнем баре «Эльба», на Паркштрассе. Эмануэль и туда бы заглянул, но его задержал Мулле.
Был уже час дня. Трудно сказать, обедал ли Мулле, но выпил он немало и теперь в кругу таких же, как он, забулдыг повествовал о том, каким образом он приобрел свой клочок земли.
— Мне всегда нравилось жить в деревне. Когда мне было четырнадцать, я состоял в банде взломщиков, нашей специальностью были витрины и автоматы, а доходы шли на поездки в горы и к морю. Помнишь, Эмануэль? — многозначительно спросил он и повис на нем, да так, что невозможно было отцепиться.
— Ну, и нагрузился ты, дружище, — сказал Эмануэль. О прошлом приятеля ему было известно лишь то, что оба они одно время получали одинаковое пособие. — Какие уж доходы от твоих автоматов! Скажем прямо, получать пособие по безработице было и то куда прибыльней. Да еще пособие на квартиру, да еще касса взаимопомощи — вместе это составляло сто шестьдесят марок. В ту пору на такую сумму можно было купить в рассрочку виллу.
— Что я и сделал! — Коренастый Мулле выпятил грудь и расправил плечи. — Купил небольшой участок, а задатку дал пятьдесят марок, вносить полагалось по тридцать ежемесячно. За три месяца я задолжал, столько же времени тянулся суд, затем я сделал еще взнос в пятьдесят марок. И к пособию по безработице прибавился доходец с земли. Разжился кирпичиком, выстроил домишко. Так вот и сделал дельце. Ваше здоровье!
Мулле в упоении откинул назад голову. Лицо у него было совершенно плоское.
— Спекулянт! — крикнул один из его собутыльников, обычно во всем с ним согласный. — Вредитель! Народ грабишь!
— А ну-ка понюхай мой кулак, — ответил Мулле и стал в боевую позицию.
Вокруг них уже раздавались подстрекающие возгласы: «Дай, дай ему!» Парень, обругавший Мулле, приготовился к драке, но потихоньку отступал. Он так и сыпал воинственными словами:
— Да таких, как ты, я шестерых одолею! — а сам с пренебрежительным видом все отходил. Мулле снова прилип к Эмануэлю, вцепившись ему сзади в плечо; другую руку он угрожающе простер в сторону противника, который успел тем временем добраться до двери. Зрители продолжали науськивать:
— Дай, дай ему!
— Я тебе все кости переломаю, — угрожал Мулле. — Самолично или всю свою банду созовешь?
— Паразит! — выкрикнул Мулле. И в дальнейшем придерживался уже одного этого эпитета.
— Тоже мне владелец виллы! Твою краденую лесную лачугу займет Ротфронт!
— Паразит!
— А ну подойди!
И так как Мулле действительно толкнул вперед Эмануэля, на котором он все еще висел, парень крикнул:
— А тоже корчит из себя героя!
— Паразит!
Это было последнее услышанное парнем слово: он уже захлопнул за собою дверь. Кельнер дожидался его во дворе со счетом. Оттого-то и кассирша не выражала беспокойства. Она любезно помогала Эмануэлю дозвониться в бар «Эльба». Телефон помещался на столике возле нее; в зале стоял оглушительный шум, да и в «Эльбе», по-видимому, было не тише. Поэтому долго не удавалось связаться.
— Не у вас ли господин Эман? — по очереди кричали в трубку Эмануэль и девушка.
Мулле с визгом защищался от обвинения в спекуляции.
— Если уж некуда будет податься, так знаете на что я пойду? Сказать вам?
— На убийство, — равнодушно бросил один из его единомышленников.
— Вот это правильно! — подтвердил Мулле, всем своим видом показывая, что разрешает восхищаться собой.
А девушка и Эмануэль продолжали поочередно кричать в телефонную трубку:
— Не у вас ли фрейлейн Зонненшейн? — Но и это трудно было узнать.
На Мулле посыпались возражения.
— Вот бы поглядеть, как ты укокошишь человека! Нет уж, Эрих! Ты такой же балда, как и все мы, так и будем до конца дней своих лямку тянуть.
— Концерн уволил меня за бузотерство! — негодовал Мулле.
— Ну, а теперь ты агент. Какая разница? Все тот же конвейер и тот же контроль.
Наконец Эмануэль удостоверился, что ни Эмана, ни его спутницы в баре «Эльба» нет. Он тотчас же предпринял новый шаг.
— Фрейлейн Мелите! Соедините меня с председателем «И. Г. Хемикалиен». Скажите, что вы секретарша доктора Мартини!
— Вот здорово! — ответила девушка. — А что мне перепадет, если дело выгорит?
— Я хочу только узнать, хорошо ли он спал, — заверил ее Эмануэль.
Мулле еще раз заявил своим собутыльникам, что лучше убить, чем остаться в дураках.
— Материнское наследство у меня все равно украли… Украл человек, который выбился в люди, стал теперь главным директором…
— Ну, хватит! — перебили его; песенка Мулле всем уже оскомину набила. Стоило ему напиться после обеда, как он заводил ее. По вечерам действие вина было слабее. Отнятое наследство и благородная родня занимали Мулле только в те часы, когда, кроме вина, его одолевали еще какие-нибудь заботы.
Кто-то крикнул:
— Завести граммофон! — Тотчас же из углов вынырнули какие-то девицы, зашаркали по полу парочки. Появилась и Зонненшейн. Эмануэль окликнул ее. На его плече лежала рука Мелите, в другой она держала телефонную трубку.
— Где Эман? — спросил Эмануэль.
— Когда мы выходили из дому, кто-то ему позвонил. Не знаю кто. Нет, не могу вам сказать. Он отвез меня к подруге и отправился по делам.
— У телефона личный секретарь председателя, — сообщила Мелите.
Эмануэль взял трубку.
— Как поживаете, господин доктор?
Голос показался Эмануэлю знакомым, но он никак не мог связать его с определенным лицом.
— Говорит доктор Мартини. Я только что прибыл из Лондона, — сказал Эмануэль с легким акцентом. — Мы могли бы сделать большое дело. Да, даже в воскресенье, — ответил он на заданный ему вопрос. — Воскресенье для меня не помеха…
— Да и музыка для вас, кажется, не помеха… Вы заключаете свои сделки только под музыку? Тогда мы позаботимся о подходящей инструментовке. — Голос вдруг изменился, он уже никого не напоминал. К изумлению Эмануэля, он произнес: — Мы уже осведомлены о вашем прибытии, господин доктор.
— Тем лучше, — сказал Эмануэль. По-видимому, его с кем-то спутали.
— Ваше изобретение нас заинтересовало.
И тут — изобретение. Впрочем, такие совпадения бывают.
— Мы пошлем к вам посредника для контакта. Разрешите узнать, где вы находитесь?
— В больнице по левую сторону реки, — не задумываясь, ответил Эмануэль.
— Отлично! — Говоривший, как видно, не нашел в этом адресе ничего странного.
— Жду вашего представителя через час, — скороговоркой произнес Эмануэль и положил трубку.
Закончив этот смелый разговор, Эмануэль почувствовал себя как бы слегка оглушенным. Он видел, как его приятель Мулле вырвал сигару изо рта незнакомого посетителя: снова разразился скандал. Фантазия Эмануэля опережала события. Ему уже грезилось, что он ведет переговоры с крупным дельцом и речь идет о сорока миллионах. Да, мысленно он так и отрезал: сорок. С этой цифрой он невольно сопоставил существование, речи и поступки своего приятеля Мулле — и все окружающее вдруг показалось ему невыносимым.
Эмануэль ушел из бара «Централь». Он, однако, понимал, что Мулле на его месте поступил бы точно так же, разыграл бы приблизительно такую же роль. Каждый человек может заменить другого. Каждый ищет в жизни свой путь к счастью. Для Мулле пока этот путь в убийстве, но оно не сулит особого успеха; к тому же это слишком низкопробное средство. Не то чтобы Эмануэль отвергал убийство принципиально, даже при благоприятных обстоятельствах. По своему душевному складу он не склонен был с самого начала обращаться к таким средствам, но, так сказать, по ходу действия все могло стать возможным; сорок миллионов, полученные ценой убийства, были так же хороши, как те сорок миллионов, которые Эмануэль жаждал добыть путем переговоров.
Погруженный в раздумье о жизни и счастье, Эмануэль все еще шагал по сумрачному переулку, где помещался бар. Выйдя на солнечную сторону Паркштрассе, он вдруг сообразил, как ему действовать. Вместо того чтобы беспомощно дожидаться представителя капитала, надо противопоставить ему равноценную силу. Эмануэль сделал изобретение: так он для краткости определил свою роль; а вести переговоры надлежит человеку, который сверх того является представителем капитала, как и противная сторона. И он снова вспомнил об Эмане.
Эман, разумеется, к денежным ценностям не имел ни малейшего отношения, но, глядя на него, каждый поверил бы, что он ворочает огромными суммами. А главное, он умел говорить о них с неподражаемой простотой и легкостью. Эмануэль решил вернуться домой и звонить во все концы, пока не отыщет где-нибудь Эмана. Он уже повернул в сторону Сенного рынка и вдруг увидел Ингу.
Она шла по другой стороне улицы в густой толпе; и лишь время от времени мелькал перед ним ее светлый профиль и золотой локон под маленькой шляпкой. Может быть, это была и не она, а просто его мечта, перескочившая от «большого дела» к ней. Ведь только мысль об Инге придавала прелесть всему делу, прелесть, которой оно само по себе не имело бы, хотя и являлось Для Эмануэля единственной и неповторимой возможностью утоления всех его страстей. И вдруг он понял все: какая сила влечет его, ради чего он бросился в эту пучину приключений, за кем гнался. За Ингой, за ее золотистой головкой в синей шляпе, за ее фигурой, возвышавшейся над толпой. Так как девушка шла в противоположном направлении, он тоже повернул.
Между ними было большое расстояние, которое все увеличивалось; пробиться сквозь воскресную толпу было почти невозможно. Группа рабочих, будто нарочно для этого нанятая, преграждала путь нетерпеливому Эмануэлю. Дойдя до Розенгассе, он решил обойти кругом ближайший квартал, чтобы у моста, переброшенного через канал, поравняться с Ингой. Только ее видел юноша, только о ней мог он думать.
Эмануэль быстро шел по тихим улочкам, то и дело пересекаемым другими такими же; дневной свет скупо проникал под выдававшиеся вперед крыши домов. Наконец он остановился, не зная, куда свернуть. Тотчас же замолкли и другие шаги, раздававшиеся где-то в отдалении, как эхо. Только тут Эмануэль осознал, что некоторое время за ним кто-то идет, шаг в шаг, не быстрее и не медленнее, но глуше, словно тайком. Он огляделся кругом — никого не было; напрасно вглядывался он в сумрачные углы.