— Вильямс, — сказал Эман, — нам предстоит матч, в сравнении с которым бокс — это детская игра. Я заручился вашей помощью: вы умеете говорить по-английски и вы боксер.
— И нас теперь трое против желторотого Раппа, — твердо сказал Бауш.
— Не трое. Когда дело примет серьезный оборот, нас окажется шестеро.
— Вы не оставляете ему никаких надежд. — Бауш был доволен.
Но Вильямс — еще не вполне.
— А я что заработаю? — спросил он.
Бауш поторопился ответить за Эмана:
— Не предъявляйте неразумных требований, Вильямс. Ваша доля будет зависеть от общей суммы прибыли. Во всяком случае, вы получите больше того, что вам платит ваш шеф.
— Я брошу Брюстунга, — заявил Вильямс. — Я больше не буду с ним работать. Сегодня он дрался нечестно.
— Мы-то деремся честно, — ввернул Бауш.
— У него нет будущности. Я перехожу к вам. Ему я ничего не сказал.
— Так-то оно лучше, — произнес Эман с особым ударением.
— Я ничего ему не сказал: ни о том, что договорился с вами, ни о том, что он меня больше не увидит. Успеет еще узнать, когда приедет в Берлин, где ему обеспечен нокаут.
— Правильно!
— Но я хочу позвонить в гостиницу насчет своего багажа.
— Откуда же, бог с вами!
— Отсюда, разумеется, — сказал Вильямс и нажал звонок у больничных ворот. Его впустили. Эман тоже сделал шаг к двери, но Вильямс быстро захлопнул ее.
— Черт возьми, Бауш! Можно ли верить этому типу?
— Эман, этот тип — чистое золото. Для нашего дела человек, не понимающий по-немецки, — клад. Между прочим, Эман, я никогда толком не знал, что вы продаете. А теперь мне ясно, кого получит в мужья моя дочь.
— Повезло же вам, Бауш, — сказал Эман, добродушно смеясь.
Войдя в здание больницы, Вильямс осведомился у дежурного швейцара, здесь ли находится некий Рапп. Да, здесь, но надо еще доказать, что пришедший — родственник господина Раппа. Однако Вильямс, не спрашивая ничьего разрешения, уже вошел в приемную и стал отыскивать телефон. Швейцар преградил ему дорогу, но Вильямс показал ему кулаки, каких тот никак не ожидал увидеть.
— Силы у меня хватит на двоих, — сказал он. Это и дало ему право соединиться с гостиницей. Он вызвал Брюстунга и стал ждать.
Эмануэль взбежал наверх и бросился прямо по коридору к палате, которую занимал Бирк. Но его задержали. Через открытую дверь его звал шурин Рольф. Врач поднялся с кушетки, на которой лежал, не раздевшись.
— Я только хотел удостовериться, — сказал он. — Теперь двадцать минут четвертого. Совершенно правильно. В двадцать минут четвертого тебя ждет отец.
— Бруно, — говорил у телефона Вильямс. — Все в порядке, не впадай в панику! В следующий раз ты будешь в форме. Но не в этом дело. Они собираются разделаться с твоим приятелем Раппом. Их пятеро против одного. Я буду его защищать. В их команду перехожу только для вида. Но мы должны выиграть; иначе я вынужден буду, как ни жаль, остаться на их стороне. Надо бы и тебе явиться на подмогу.
— Куда?
— Мне еще не удалось выведать.
— Это я узнаю, все будет в порядке, — закончил разговор Брюстунг. Он опять поднял трубку, чтобы позвонить Инге, однако раздумал.
Это было бы уже чересчур! Не только оказать услугу сопернику, но еще и самому вовлечь в эту историю девушку. Но Брюстунг, хоть и занимался боксом, был против кровопролития; ему казалось, что тот, кто позволяет сыграть со своим соперником подлую шутку, поступает недостойно. И помимо всего он так любил Ингу, что ему хотелось оградить ее от огорчений. Брюстунг вернулся к себе, не поговорив с Ингой, но не выдержал и минут через десять снова спустился к телефону.
Он вызвал квартиру Бирка, подошла Инга.
— Я еще не легла, — сказала она. — Бруно, мне надо бы с вами поговорить.
— Мне тоже. Об Эмануэле.
— Разумеется, о нем! — подтвердила она.
— Вильямс сказал мне, что Эмануэль очутился в лапах у дурных людей, а Вильямсу можно верить.
— Я условилась встретиться с ним. Разве он не сказал вам об этом?
— Нет, о тебе не упоминал. Ведь он знает, что я тебя люблю.
Долгое молчание; он слушал, как она дышит. Наконец Инга произнесла:
— Хотелось бы мне…
И умолкла; как ей было сознаться, что в это мгновенье она готова отказаться от всего: не только от Эмануэля, от его поцелуев и опасных дел, но и от всего того, что еще неизвестно Брюстунгу, — от знаменитого актера и будущности, которую сулила ей близость с ним. Любовь Брюстунга была самой надежной — Инга это знала, — это была простая, крепкая, прочная любовь. Но сама Инга была другая, вот почему она вздохнула и умолкла.
— Надо оказать ему помощь во что бы то ни стало.
В нем заговорила ревность.
— Полагаю, что для его охраны достаточно и Вильямса, хотя на той стороне будет пятеро.
— Пятеро! — крикнула Инга и стала быстро перебирать в уме. — Кто же эти пятеро? Наверно, Эман и, без сомнения, Бауш. И сам Шаттих со своим другом Листом, в доме которого произойдет это столкновение… Но кто же пятый? Тогда нам понадобится еще один, — решила она. — Я знаю человека, который может нас здорово выручить.
— Атлет?
— Не угадал! Но положись на меня. А пока добудь машину и поскорее заезжай за мной. Понял, Бруно?
Его имя, слетевшее с губ Инги, это «ты» и возможность пробыть с ней в пути оставшуюся часть ночи — пусть даже в присутствии третьего, но все же с ней… Брюстунг был доволен, что позвонил Инге.
Инга же позвонила к Шаттиху и потребовала к телефону актера. Чей-то сонный голос ответил, что все уже разошлись.
— А как же актер, прибывший с господином фон Листом? В шесть утра они собирались вместе лететь в Берлин!
Отправились на поиски актера, и вот раздался знаменитый голос.
— Как забавно! — сказала она, пока еще без всякого повода. — Хочу вам признаться… Я по вас соскучилась…
— Вот это гвоздь сезона. — Знаменитый хохот. Инга поняла, что выдающийся актер под хмельком.
— Зачем же ты ни с того ни с сего скрылась, дитя мое! Мы давно бы уже столковались. Беги же немедля в мои объятья, — простонал он.
— А у меня другие планы, — ответила она. — Вы выйдете из дома, маэстро, и мы сядем в машину. Я вас похищаю.
— Ах, ты! — воскликнул он, сменив страстные нотки на чарующе-лукавые. — Невозможно, девочка. У маэстро репетиция с раннего утра, не удивляйся! Да, да! В шесть утра я улетаю. А ты мне внизу сделаешь ручкой: прости-прощай! Договорились?
— Дорогой мой, — внезапно решившись, сказала Инга. — Ты оказал бы мне большую услугу, если бы кое-что выпытал у твоего друга Листа: какие переговоры состоятся завтра утром и как он собирается расправиться со своим противником? Меня это интересует.
— Да и меня. Ведь мне тоже отведена роль в этом деле.
— Ах! Вот и пятый! — вырвалось у Инги. — Ну, значит, это для тебя безделица, дорогой. Устрой, чтобы меня впустили в дом. Идет? Ведь тебе не трудно сделать один ход против него.
— Это мне по душе, — ответила знаменитость. — Если выбирать между покровителем, дающим деньги, и красивой женщиной, которая по крайней мере не требует их…
— До свидания.
Инга обернулась. В дверях стояла Марго. Ее лицо еще более побелело. Такого тона кожи Инга могла бы добиться только с помощью косметики; глаза Марго казались еще чернее и больше. У Инги мелькнула мысль: «Чуть-чуть подкрасить губы — и куда мне! Ничего он во мне не найдет. Марго гораздо, гораздо красивее». Инга выжидала. Наконец Марго заговорила:
— У тебя самые точные сведения. У тебя! А я… Я столько билась, чтобы хоть что-нибудь узнать. Какая ночь! Такой еще в моей жизни не было. Ни одной! — Она повысила голос. — У тебя не могло быть такой ночи; зато ты была с ним! — Она почти крикнула: — С ним! Ясно! А то как бы ты могла все узнать?
— Я же почти ничего не знаю, — запинаясь, ответила Инга. — По чистой случайности я кое о чем проведала. Рассказывать об этом долго, но ты можешь мне поверить. — Инга бормотала что-то невнятное, но не оттого, что лгала. Эго было ясно чуткой Марго. — Да я и не видала его после Спортпаласта, — уверяла Инга. — И лучше бы мне никогда его больше не видеть. «Почему, почему?» — спрашивала она себя. — Да, это так! — воскликнула она. — Потому что из-за него у меня не может быть такого лица, таких глаз, как у тебя, нет, никогда!
Она впилась взглядом в сестру. На ее лице проступило выражение ужаса и удивления. В эту минуту Инга воочию увидела и поняла, что она натворила. Губы у нее задрожали, и она сказала совсем по-ребячьи:
— Я больше не буду.
И, робея, подошла к сестре. Но стояла перед ней скованная, не смея шевельнуться. И Марго, сама Марго кинулась к ней. Они крепко обнялись не только от радости, что снова нашли друг друга, — еще больше от страха перед бедой. Наконец Марго сказала:
— Ты едешь с Брюстунгом? Это хорошо. Если уж тут кто-нибудь может быть полезен… И как раз он к твоим услугам…
Марго отступила на шаг. Это означало, что сама она отказывается действовать. И Эмануэль, ее Эмануэль, будет обязан своим спасением и успехом не ей, а другим. Сестра поняла, что происходит в душе Марго.
— Я это делаю не столько для себя, сколько в твоих интересах, Марго, — сказала Инга непривычносерьезным тоном, к тому же глядя в сторону — это Инга-то, говорившая каждому в лицо все, что ей хотелось.
Обе почувствовали, что больше им говорить не о чем. Они быстро поцеловались и отвернулись друг от друга. И сестры, обе в пижамах, разошлись в разные стороны.
Эман и Бауш поджидали возле больницы Эмануэля и Вильямса. Эман был нетерпеливее, чем Бауш. Владелец фирмы «Электролюкс» курил сигареты и уверял Эмана, что если они даже потеряют целый час, никакого ущерба для дела от этого не будет.
— Раньше или позже наш друг вернется. А казнь не может состояться без осужденного.
— Бауш, вы слишком циничны. Я не вполне уверен, что такой человек, как вы, может стать моим тестем. — Эману было не по себе, когда при нем называли некоторые вещи своими именами. — Во всяком случае, вам нужно отъехать за угол. Не хотите же вы, чтоб