— Чувствительно вам благодарен, ваше превосходительство. И в свою очередь разрешу себе вам ответить!
Эмануэль начал спокойно, но под конец расшумелся. То, что он услышал, казалось ему неправдоподобным, чудовищно подлым. Впрочем, опыт подсказывал ему, что чем подлее, тем правдоподобнее. И кричал он не столько от негодования, сколько от ужаса. Марго делала ему знаки, умоляла замолчать. Она готовилась броситься между ними, если бы он кинулся на Шаттиха. От Эмануэля можно было ожидать всего, ей была хорошо знакома эта бледность, эти взбухшие на висках жилы.
К счастью, у Эмануэля мелькнула мысль, которая удержала его от физического воздействия на шефа.
— Все это обязательно только для ваших служащих? Так я понял вас, Шаттих? — спросил он язвительно.
— Именно так, наглый мальчишка! — пролаял главный директор и поднялся. Он был намного ниже ростом своего противника, но, вскинув голову, взглянул на него снизу вверх жестким взглядом победителя.
— Тогда открою вам секрет, — бросил Эмануэль, глядя на него сверху вниз. — У моего тестя есть договор с вашим конкурентом, с фирмой «И. Г. Хемикалиен». Всю работу он провел у них, а эта фирма, не вам чета, купит изобретение и заплатит по стоимости. Вот и поломайте себе голову, как одолеть конкурента!
Шаттих зловеще расхохотался. Марго даже поразило, что такого эффекта можно достигнуть обыкновенным тенором! Причиной этого эффекта были, очевидно, те могущественные силы, которые стояли за Шаттихом, — а они были действительно зловещи. Марго почудилось, будто хохочет сам сатана.
И вдруг это кипение чувств у всех троих сразу оборвалось: постучали в дверь. Шаттих невольно повернулся к двери, находившейся в глубине комнаты; именно оттуда шел стук. В первое мгновение никто не двинулся с места: ведь они только что вошли в раж, да еще как! Судя по тому, как хозяин дернул плечом, Марго заключила, что должна отворить, и направилась к двери.
В комнату, блистая утренним туалетом, вошла высокая дама зрелых лет; у нее были светлые, с рыжим отливом, волосы. Нора Шаттих пришла по внутренней лестнице и чуть запыхалась. Она окинула взглядом собравшихся.
— Я была в приемной, на третьем этаже, — сказала она, — и услышала, как у вас тут весело. А я и сама не прочь посмеяться. Супруги Рапп? Наши соседи? Очень мило! Мы ведь почти не видимся.
— Теперь вы будете видеть меня чаще, сударыня, — сказала Марго. — Ваш муж, желает, чтобы я работала здесь.
— Вот как? Ты желаешь этого?.. — спросила дама.
— Ничего я не желаю, — неуверенно сказал Шаттих; на время он был укрощен, на это и надеялась Марго.
— Чего мне желать? — Шаттих беспомощно опустил свои коротенькие ручки. — Я очень перегружен — вот и все. Придется опять кого-нибудь тут посадить.
— Опять? — переспросила жена. По ее лицу можно было прочесть, как много неприятных эпизодов здесь разыгралось. И вот теперь все начинается сначала.
Она задержалась взглядом на Эмануэле.
— А вы, господин Рапп? Пришли, вероятно, чтобы представить свою молодую жену? — спросила она светски любезным тоном.
Эмануэля этот вопрос застиг врасплох.
— Что вы хотите сказать, сударыня? Я пришел по весьма важному делу.
— Как! Еще более важному? — тем же светским тоном повторила она.
— Да, вот спросите господина Шаттиха. — И он взволнованно продолжал — Это называется экономической борьбой, мадам. Кое-кому уже удалось проникнуть на арену, другие только еще рвутся на нее. А те пытаются над ними смеяться.
— Да, я действительно посмеялся, — подтвердил Шаттих.
— Да, он смеялся, — подтвердила Марго. И вспомнила, как ее мороз подирал по коже.
— Я слышала, — повторила Нора Шаттих. — Зато господин Рапп раскричался.
— Я кричал потому, что меня хотят ограбить, — пояснил Эмануэль.
— Кто прав, тот не теряет самообладания, — заявила Нора.
— Он пытался меня уверить, что мой старый друг Бирк стакнулся с нашими конкурентами.
В голосе Шаттиха слышалось сострадание, и он действительно достиг того, что Эмануэлю стало стыдно перед дамой за свои жалкие домыслы. Поэтому он снова начал привирать.
— Я даже веду переговоры с «И. Г. Хемикалиен». Там все отнеслись к изобретению моего тестя с величайшим вниманием. Не сегодня-завтра мы заключим договор. Сюда, господин Шаттих, я пришел лишь на всякий случай. Теперь мне ясна ваша точка зрения. — Поклон в сторону дамы. — Разрешите удалиться, сударыня.
— Так нельзя, — сказала Нора. — Теперь вы не можете уйти. Ведь мы с вами живем в одном и том же доме, и что еще важнее — в одном и том же мире. Поэтому я считаю неправильным, чтобы дела влияли на человеческие отношения. Общество, в устойчивости которого мы одинаково заинтересованы, требует, чтобы каждый из нас сохранял по крайней мере свое лицо.
Она придала этим словам интонацию легкой салонной болтовни. Супруги Рапп слушали с удивлением, но Шаттих, по-видимому, давно привык к подобным речам, лицо его выражало одобрение, правда наигранное, — результат длительной тренировки. А дама продолжала болтать.
— Ваше положение, господин Рапп, перед лицом «проникших на арену», как вы их назвали, не останется навеки неизменным. Да из них многие и сами были прежде в вашем положении. Я еще не старая женщина, но прекрасно помню, как мой отец, человек влиятельный, выпроваживал молодых людей, а теперь те в свою очередь выпроваживают других. — Недвусмысленный взгляд в сторону Шаттиха. — Говоря «молодые», я имею ввиду не только ваш возраст, господин Рапп. Бывает, что и в более зрелые годы людям удается что-нибудь предпринять лишь тогда, когда кто-нибудь сжалится над ними и поможет.
Ее лицо в своей вежливой жестокости было страшно. Молодые люди не решались взглянуть на ее мужа. Правда, Шаттих как будто и бровью не повел, но что скрывалось за этой каменной внешностью? Дети содрогнулись перед открывшейся им вдруг борьбой пожилых супругов, борьбой без пощады и перемирий, навеки безнадежной.
Но если другим и стало не по себе, госпожа Шаттих ничуть не смутилась. Все тем же легким светским тоном, высоко подняв голову, она предложила молодому человеку подождать ее.
— Мы простимся внизу. Перекинусь только словечком с вашей прелестной женой.
Пока Нора Шаттих, склонясь к Марго, беседовала с ней, главный директор отомстил не искушенному в коварстве Эмануэлю, который сразу и не сообразил в чем дело. Собираясь уйти, Эмануэль хотел ограничиться лишь холодным кивком в сторону высокопоставленного начальства. Но на губах Шаттиха, мимо которого ему пришлось пройти, появилась приветливая улыбка. Хозяин явно ободрял гостя, он даже и руку было протянул. Казалось, обмен рукопожатиями и любезностями напрашивается сам собой.
Юный Эмануэль растаял. Он был одинаково скор на войну и на мир и только что испытал жалость к Шаттиху. Его лицо, официально холодное, оживилось, рука разомкнулась: ясно было, что он протягивает ее Шаттиху, а тело, повинуясь внезапному порыву к примирению, устремилось к нему же. Эмануэль не может затормозить это движение хотя бы на секунду: мускулы реагируют на внешние импульсы не столь быстро, как сознание. А остановиться надо бы. Ибо перед Эмануэлем вдруг предстал мгновенно преобразившийся Шаттих. Приветливая улыбка каким-то непостижимым образом превратилась в издевательски насмешливую, а рука поднялась только затем, чтобы взять со стола линейку. Это была очень гибкая линейка. Когда главный директор взмахивал ею, она щелкала подобно классическому хлысту. Правда, мысль о хлысте не пришла в голову Эмануэлю, ведь жизнь его началась в эпоху автомобиля. Но у Шаттиха игра его рук вызвала такую ассоциацию. И когда Эмануэль проходил мимо него, он победно хихикнул. А молодому человеку ничего не оставалось, как поднять повыше голову и прошагать с независимым видом и устремленным в пространство взором. Так он и вышел из комнаты.
Нора Шаттих беседовала с Марго Рапп обворожительно-дружеским тоном. Она говорила о солидарности женщин. Марго должна смирять порывы своего мужа, а она, Нора, будет удерживать своего от необузданных вспышек мании величия. О Шаттихе она говорила с оттенком пренебрежения.
— Ну, что еще нужно этому старику? Он свое взял. Я верю в молодежь. Если явится молодой человек, который захочет свергнуть его… Да, да, свергнуть. Можете мне поверить, дитя, старики по существу безоружны, им не помогут ни капиталы, ни законы. Старость есть старость.
Так, к удивлению Марго, рассуждала эта дама, — с какой-то томной грацией и покровительственной нежностью. Впрочем, как ни удивлялась Марго, она принимала все это как должное.
— Он, конечно, будет изображать из себя всемогущее божество, — добавила Нора Шаттих. — Только вы не теряйтесь. Пусть Эмануэль будет спокоен, но тверд, его час придет. А вы, детка, не разрешайте моему мужу ничего такого… Я предостерегаю вас не из ревности, — надменно сказала она. — Я только считаю, что давно прошли времена, когда этот баловень судьбы мог претендовать на успех.
На секунду вся ее томная грация улетучилась, и Марго увидела перед собой подлинный лик ненависти в его неприкрашенном виде. Но дама быстро взяла себя в руки.
— В будущем мы сблизимся еще больше, милая Марго. Мы ведь живем в одном доме. И кроме того, принадлежим к одному полу. — И, обняв молодую женщину, она добавила: — Ты, разумеется, должна мне рассказывать обо всем, что здесь происходит… Я хочу вам помочь, — закончила она вполголоса, так как Шаттих стал, наконец, прислушиваться.
Он подбирал материалы для секретарши. Слишком поздно сообразил он, что жена настраивает против него Марго, но предпочел не перечить этой опасной даме и дать ей выговориться.
Нора поцеловала Марго в губы. Прошелестев платьем, она прошла мимо Шаттиха и на ходу обронила:
— Не слишком утомляйся, бедняга!
Марго решила, что цель этого разговора — заставить ее следить за мужем в интересах ненавидящей его жены. Что ж? Пусть так, если это может оказаться полезным для Эмануэля! Марго была готова ради мужа на что угодно.
Она еще не очнулась от своих дум, а Нора Шаттих и Эмануэль, терпеливо ее дожидавшийся, уже поднимались на четвертый этаж.