– Ты не знаешь ли способа связаться с Германом Воробьем? Он так много всего прошёл и так много знает, поэтому я бы хотел с ним посоветоваться насчёт решения этой проблемы.
В последние месяцы Дениц ужасно боялся, что люди заведут разговоры о его знакомстве с Германом Воробьем, потому бессознательно возразил:
– Нет! Я его не видел с тех пор, как сошёл с Золотой Мечты!
Андерсон изогнул губы в улыбке и сказал:
– Когда ты писал Герману Воробью, я был рядом с ним, я встречал его посланницу.
Лицо Дениц а тотчас застыло. И спустя несколько секунд он натужно улыбнулся.
– Тогда почему же ты непосредственно его посланника не вызовешь?
Андерсон снова поднял руку, тронул себя за шею у горла, усмехнувшись.
– Я не знаю ритуала вызова его посланницы.
Дениц всё подозревал, что Андерсон что-то замышляет, и не желал подтверждать, что неоднократно связывался с Германом Воробьем. И предложил:
– На самом деле, ты всегда можешь в таком деле попросить помочь нашего капитана. Она обладает немалыми знаниями и хорошо умеет исследовать, отыскивать сведения. Владеет множеством тайных техник, а ещё может попросить помощи в Церкви Бога Знаний и Мудрости. И должна суметь решить что-нибудь насчёт куколки у тебя в животе. Ха-ха, если стесняешься, я могу за тебя с ней поговорить.
Едва Дениц сказал это, то увидел, как лицо Андерсона просияло. Он спешно, скороговоркой ответил:
– Хорошо, давай так сделаем! Я уже уложил свои вещи. Когда отправляемся?
– ... – Дениц на миг оцепенел, чувствуя, будто Андерсон его обвёл вокруг пальца.
Вернулся в номер, допил остатки пива и закинул всю свою всячину в дорожную сумку, оставив только сухой листик с золотистыми узорами.
Это был знак, при помощи которого Дениц прежде устанавливал связь с первым главой Северной провинции, генералом Мэйсанчесом. Следуя указаниям Германа Воробья, Дениц оставил листик в гостинице и указал тем самым ответственному лицу прийти на то место.
В номере, из которого съехал Дениц , вдруг зажглась свеча и разрослось до двух метров в высоту алое пламя.
Откуда-то из самого пламени выступила фигура – человек в шёлковом цилиндре, чёрном строгом костюме и с бело-седыми бакенбардами. Со своими бездонно-голубыми глазами и зрелой манерой держаться этот джентльмен выглядел исключительно. То был никто иной, как Клейн в образе Дуэйна Дантеса.
Взяв лист с золотыми узорами, Клейн вышел из гостиницы, обогнул по кругу опечатанную Площадь Возрождения и пришёл к самому сердцу Коковы – Площади Белого Пера.
Здесь, около уходящего под землю собором Смерти, находилась резиденция Мэйсанчеса.
Дантес, образцовый лоэнский джентльмен, смотрелся чуждым, инородным элементом, проходя по городу. Здесь иностранцы были в меньшинстве, и в основном группировались у нескольких главных посольств, расположенных вокруг Площади Ликования. А в остальных местах было, как правило, полно здешних, баламских жителей.
Кожа их была смугловата, а волосы чёрные, вьющиеся. Черты лица у баламцев были мягкие, и на взгляд большинства людей с Северного континента местные жители одного пола выглядели одинаково, различаясь разве что ростом и весом.
Эти местные, и мужчины, и женщины, очень любили скручивать сушёные табачные листья в баламские сигареты. По пути Клейн то и дело видел стоящих у дороги жителей, выдыхающих дым.
А ещё они носили на поясах плоды, называемые Далава.
Плоды были размером с два кулака, толстокожие. Проделав крохотное отверстие и высосав через него мякоть, в кожуру можно было наливать воду, спиртные и прочие напитки.
По наблюдениям Клейна, пили больше всего оранжево-жёлтого Гвадара. Это был напиток кислый и чуть сладковатый, хорошо утоляющий жажду и охлаждающий в жару, а ещё отлично бодрящий, прогоняющий сон.
– Не доводилось мне прежде такого пробовать... – Пробурчал про себя Клейн, нашёл охранника, дежурящего у резиденции генерала, и попытался добиться встречи с неким человеком по имени Хэггис.
Благодаря внешности джентльмена-лоэнца охранник Дантесу не отказал в этой просьбе и не стал усложнять её выполнение. Подозвал человека, велел ему отправляться в резиденцию, и тот привёл мужчину тридцати с чем-то лет.
Черты лица и кожа у него были как у самого обыкновенного уроженца Балама. Но вот чёрные кудри его были выпрямлены и аккуратно зачëсаны назад, он словно бы пытался подражать представителям высшего общества разных стран Северного континента.
На мужчине были белая рубашка и чёрный жилет, и к нему очень строгий, торжественный галстук-бабочка. Увидев Дантеса, вышедший к нему сказал на обычном лоэнском:
– Добрый день, я Хэггис. Приятно познакомиться.
Акцент у него был странноватый, не похожий ни на один из тех, с какими говорят в округах Лоэна.
Клейн прожил в высшем обществе достаточно долгое время, потому удивлён не был, и сказал с улыбкой:
– Добрый день, я Дуэйн Дантес. Никак не ожидал встретить джентльмена, который так хорошо умеет говорить с акцентом лоэнской знати.
Хэггис не сдержал улыбки.
– Многие дети благородных семейств из Лоэна приезжали в Восточный и Западный Балам в поисках удачных возможностей. Мне повезло у них кое-чему поучиться.
– О, я, возможно, с некоторыми из них знаком, – Клейн не торопился заводить деловой разговор, начал перво-наперво, как джентльмен, с Хэггисом светскую беседу.
Хэггис всё улыбался.
– Среди моих друзей – полковник Альфред Холл, второй сын графа.
– Холл... – слегка, добродушно усмехнулся Клейн
– Я однажды встречал графа Холла на благотворительной вечеринке. Он поистине знатный, благородный человек. Как тесен мир.
Хэггис, соглашаясь, кивнул.
– Может, это судьба так устроила. К сожалению, Альфреда перевели в прошлом году в Восточный Балам.
Не распространяясь больше на эту тему, Хэггис сразу же пригласил Дуэйна Дантеса в резиденцию генерала.
Проходя в боковую дверь, Клейн вдруг поднял голову, взглянул наверх, на инкрустацию из цветного стекла.
Стекло в солнечном свете замерцало радугой, словно по зрителю пробегали какие-то неведомые взоры.
Глава 953 - Пророчество
Клейн по-обычному, как ни в чëм не бывало, отвёл взгляд, и, держа свою инкрустированную золотом трость, пошёл вплотную за Хэггисом в резиденцию генерала.
Архитектурный стиль был совсем не похож на те, что встречались на Южном континенте. Здесь не делали помещения светлее или сумрачнее с помощью игры света и не украшали их дерзко какими-нибудь человеческими костями ради сильного зрительного впечатления. Всё было скорее в стиле Северного континента. Кроме того, нельзя было не заметить признаки интисского влияния.
Каждая из колонн была покрыта кусками сусального золота. Настенные росписи были выполнены в тёплых тонах, скульптуры инкрустированы золотом. Сверху спускалась прекрасная спиральная лестница, соединяющая все четыре этажа и заканчивающаяся посередине огромной залы прямо рядом с входом. Всё было невероятно торжественно и величественно.
– Должен сказать, что страны, где правит Церковь Вечно Палящего Солнца, находятся поистине в авангарде золотоделия. Их произведения не так кричаще-вычурны, как у нуворишей... – Клейн пробежал взглядом по золотым ангелочкам величиной с ладонь, выступающих из перил лестницы и середин колонн, сдерживая желание их погладить.
Глядя на стоящих по двум сторонам охранников, Клейн легко и непринуждённо нашёл тему для разговора с Хэггисом:
– А полковник Альфред Холл, кажется, сделал какие-то значительные вклады в развитие Западного Балама?
Хэггис кивнул и со своим благородно-лоэнским акцентом отвечал:
– Он человек целеустремлённый и храбрый. Однажды он повёл команду специальных сил из тридцати с чем-то человек для налëта на Интисский батальон из более тысячи бойцов, и полностью разбил их, оставил калеками. Слышал я, что и ради Восточного Балама он совершил изрядные подвиги, так и стал полковником, когда ему ещё тридцати не было.
– Впечатляет... Вероятно, брат мисс Справедливость уже стал Потусторонним достаточно высокой Последовательности... Хмм, в каждом поколении каждого аристократического семейства должно быть по несколько членов, идущих путём Потусторонних... Хе-хе, если этот мистер Альфред наконец достиг цели, стал Потусторонним довольно высокой Последовательности и дослужился до чина бригадного генерала или генерала-майора, пройдя тяжёлые испытания, представляю, как огорчится он, вернувшись в Бэклэнд и узнав, что ему не сравниться с собакой сестры... – Выпив сегодня перед выходом своё лекарство, Клейн насмешливостью-иронией уравновешивал своё психическое состояние.
Об Альфреде он больше не расспрашивал, полюбопытствовал только вот о чём:
– Я понимаю, что в традициях Восточного и Западного Балама есть некоторые различия. Здесь во многих домах люди носят украшения из человеческой кости, но в Восточном Баламе такого нет. Я был здесь несколько раз, но никак не могу ответить для себя на этот вопрос.
Хэггис остановился и указал на необычайно большую спиральную лестницу.
– Мистер Дантес, генерал будет здесь через несколько минут.
Сообщив это, усмехнулся.
– Вообще-то традиция использования человеческих костей распространена не так широко. Лишь в наделах, подчиняющихся королевской семье Баламской Империи, до сих пор есть эта традиция. Для нас смерть членов семьи не означает, что взаимоотношения наши подошли к концу. После похорон мы забираем часть их костей умершего родственника и помещаем дома как украшения в знак того, что покойные продолжают жить вместе с живыми.
Что касается того, какую кость выбрать – это решает присутствующий на погребении священник при помощи ритуала. Священник выберет лучшую, наиболее символически значимую часть скелета.
Некоторые семьи даже порой делают из черепа сосуд для горячительных напитков и подают их в нём лишь тогда, когда развлекают самых почётных гостей.
Мистер Дантес, если вы завершите сделку, я бы хотел пригласить вас к себе домой. И хотел бы предложить вам финисское вино в черепе моего дедушки, чтобы выразить своё почтение к вам.