В Венеции нам повезло: мы столовались в частном доме — преимущество, редко выпадающее нашему брату на континенте. Если бы путешественнику можно было останавливаться в частных домах, Европа приобрела бы для него прелесть, которой сейчас ей явно недостает. Увы, он осужден тыкаться по гостиницам – невеселое, прямо скажем, занятие. Человеку, привыкшему к американским продуктам питания и американской кухне, не угрожает в Европе голодная смерть, но зачахнуть oн, по–моему, вполне может, а со временем, пожалуй, и умрет.
Взять хотя бы то, что он лишен привычного завтрака. Уже это – большая потеря, крайне для него чувствительная. Правда, он может получить некую призрачную, бутафорскую замену, грубую подделку под завтрак; но много ли от нее толку, – а вот того настоящего, что ему нужно, он ни за какие деньги не получит.
Разберемся подробнее; простой, обычный завтрак среднего американца состоит из кофе и бифштекса; но кофе — напиток неизвестный в Европе: вам могут здесь предложить только то, что в европейских гостиницах выдается за кофе, а это так же не похоже на то, что вы просите, как ханжество не похоже на благочестие. Эта мутная, пресная, тошнотворная бурда почти столь же непригодна для питья, как и та, которую подают в американских отелях. Молоко к нему вам приносят того сорта, которое во Франции именуется «христианским», ибо оно подверглось обряду крещения.
После нескольких месяцев знакомства с европейским «кофе» у человека слабеет рассудок, а с ним и вера, и его одолевают сомнения: а вдруг тот душистый напиток, который он привык пить дома, с густым слоем жирных, запекшихся сливок, плавающих поверху, лишь сон, пустое наваждение?
Далее — возьмите хлеб. По виду и по вкусу он как будто соответствует своему назначению, но вам его подают холодным — холодным, вязким и нерасполагающим; и при этом никакого выбора, никакого разнообразия, все та же осточертевшая жвачка.
Далее возьмите то, что здесь называют маслом, оно безвкусно, как трава, в нем ни намека на соль, и сделано оно бог знает из чего.
А потом — бифштекс. В Европе имеются бифштексы, но здесь их только портят. Их даже нарезать толком не умеют. Бифштекс подается на круглой оловянной тарелочке. Он лежит на самой ее середине, обложенный картофелем, насквозь пропитанным жиром; по форме, по величине и толщине он как мужская ладонь с отрубленными пальцами. Он слегка пережарен, слегка пересушен, слегка напоминает по вкусу резину и ничего не говорит ни уму, ни сердцу.
И вот представьте себе бедного изгнанника, сидящего перед этим безжизненным предметом; и представьте себе, что ангел, вдруг спустившись на землю из горнего мира, поставил перед ним мощный бифштекс «портерхаус», этак дюйма в полтора толщиной, горячий, огневой, потрескивающий с пылу с жару; он чуть припорошен душистым перцем и сдобрен тающими кусочками масла несравненного качества и свежести; он источает драгоценный мясной сок, смешивающийся с подливкой, среди архипелага аппетитнейших грибочков; по отдаленным окраинам обширного бифштекса в двух–трех местах кудрявятся желтоватые выселки нежного жира; длинная белая косточка, отделяющая филейную часть от вырезки, торчит на положенном месте. И вообразите, что ангел принес ему вдобавок большую чашку домашнего кофе по–американски — со взбитыми сливками, порцию настоящего масла — ядреного, желтого, горстку свежеиспеченных дымящихся бисквитов, тарелку горячих гречишных лепешек под прозрачным, как слеза, сиропом, — какими словами описать восторг и благодарность осчастливленного изгнанника!
Обед в Европе получше завтрака, но и тут сплошные недостатки и неполадки, а главное — вы не наедаетесь. Вы идете к столу голодным и жадно принимаетесь за еду: набрасываетесь на суп и чувствуете — чего–то в нем не хватает. «Ладно, — думаете вы, — вот доберусь до рыбы!» Пробуете рыбу — опять не то; но вы все еще надеетесь, что следующее блюдо будет наконец тем самым, которого вам не хватает, — оказывается, опять что–то не так. И вы переходите от блюда к блюду, точно мальчик, который гонится за бабочкой; вот–вот он ее схватит, а она все не дается. И кончается дело у вас, как и у него: вы как будто и наелись, а не сыты; мальчик набегался и наигрался до упаду, тешил себя надеждой, – а бабочки не поймал. Быть может, какой–нибудь американец и скажет вам, что где–то, когда–то, путешествуя по Европе, он встал из–за табльдота вполне удовлетворенный; но не верьте ему – ведь и среди американцев попадаются такие, которым недолго соврать.
И не то чтоб было мало перемен, – но это какое–то унылое разнообразие бесцветных блюд, какое–то бездарное, мертвящее «ни и ни се», какая–то «середина на половину». Ничего забористого, пикантного – того, что называется «букетом». Быть может, если бы жаркое подавалось на стол одним большим куском и нарезалось на глазах у клиента, – это пробудило бы в нем ощущение чего–то всамделишного, настоящего. Но нет: мясо подают нарезанное ломтиками и обносят им сидящих за столом; и вы не чувствуете ни малейшего волнения, ваше сердце молчит. А теперь представьте себе: на блюде лежит, задравши ножки, огромная жареная индейка, жирная, истекающая соком... Но не стоит продолжать, разве они сумеют зажарить индейку! Им и цыпленка–то не зажарить как следует; а нарезают они его топором.
Вот более или менее обычное летнее меню табльдота:
Суп (не разбери–поймешь, какой).
Рыбное блюдо — камбала, горбуша или мерлан — обычно, более или менее съедобно.
Жаркое — баранина или говядина — скорее похожа на жареную подошву, и к нему прошлогодний картофель.
Пате — или что–нибудь другое из мучного – «относительно» съедобно.
Овощ — в единственном числе, но поданный во всем параде — обычно, безвкусная чечевица, или зеленые бобы, или вываренная спаржа.
Жареный цыпленок — вкусом, как жеваная бумага.
Салат–латук – более или менее съедобный.
Клубника или вишни – в последней стадии разложения.
Абрикосы и фиги — попадаются и свежие, но что в них толку.
Виноград — обычно хороший; а иногда, по ошибке, попадется и порядочный персик.
Изменения в этом меню допускаются самые минимальные. После двух недель такой кормежки вы замечаете, что эти изменения только кажущиеся; на третьей неделе вам подают то же, что на первой, на четвертой то же, что и на второй. Три–четыре месяца такой унылой тождественности прикончат и самый здоровый аппетит.
В то время как пишутся эти строки, меня угнетает мысль, что уже много месяцев как я не ел ничего порядочного, питательного, но скоро–скоро я закушу как следует — скромно, как говорится, в узком кругу, сам с собой. Я выбрал несколько блюд и составил небольшое меню, которое поедет домой с предшествующим пароходом и будет горячим стоять на столе к моему прибытию. Вот оно:
Редис, Печеные яблоки со сливками.
Улитки жарение: улитки тушеные. Лягушки.
Цесарка из иллинойских прерий.
Миссурийские куропатки на вертеле.
Кофе по–американски с домашними сливками.
Американское масло.
Жареный цыпленок — по–южному.
Бифштекс «портерхаус».
Картофель «саратога».
Цыпленок на вертеле — по–американски.
Горячий бисквит — по–южному.
Горячие булочки — по–южному.
Гренки — по–американски.
Прозрачный кленовый сироп.
Виргинская грудинка на вертеле.
Устрицы на створке раковины.
Моллюски «Вишневая косточка».
Сан–францисские моллюски паровые.
Суп из устриц. Суп из моллюсков.
Филадельфийский черепаховый суп.
Устрицы, испеченные в раковине – по–северному.
Крабы. Коннектикутский пузанок.
Балтиморский окунь.
Речная форель из Сьерра–Невады.
Озерная форель из Тахо.
«Овечья голова» и «барабанщик» (рыба) — Новый Орлеан.
Черный морской окунь из устья Миссисипи.
Ростбиф по–американски.
Жареная индейка а–ля «День благодарения».
Клюквенная подливка. Сельдерей.
Опоссум. Енот.
Бостонская грудинка с бобами.
Грудинка с овощами – по–южному.
Мамалыга. Вареный лук. Репа.
Тыква. Кабачки. Спаржа.
Перуанская фасоль. Бататы.
Латук. Суккоташ — по–индейски. Бобы в стручках.
Картофельное пюре. Кетчуп.
Картофель в мундире.
Молодой картофель, очищенный.
Ранний разовый картофель, испеченный в золе – по–южному (подается горячим).
Нарезанные помидоры с сахаром или уксусом. Помидоры тушеные.
Молодая кукуруза в зернах, с маслом и перцем.
Молодая кукуруза в початках.
Горячий кукурузный хлеб с требухой — по–южному.
Горячие кукурузные лепешки – по южному.
Горячий сдобный хлеб – по–южному.
Горячий папушник – по–южному.
Пахтанье. Молоко со льда.
Печеные яблоки в тесте с домашними сливками.
Яблочный пирог. Яблочные оладьи.
Яблочная слойка – по–южному.
Персиковый лимонад – по–южному.
Персиковый пирог. Мясной пирог – по–американски.
Жареная дикая индейка.
Вальдшнеп.
Балтиморская утка.
Тыквенный пирог. Кабачковый пирог.
Все виды американских кондитерских изделий.
Свежие американские фрукты и ягоды, включая клубнику, которая не отсчитывается по ягодке, словно драгоценность, а выдается щедрыми порциями.
Ледяная вода, остуженная не в никчемном бокале, а в честном, добропорядочном холодильнике.
Американцу, который рассчитывает провести около года в европейских гостиницах, рекомендуем снять копию с итого списка и не расставаться с ним. В нем он найдет незаменимое средство для возбуждения аппетита в угнетающей атмосфере убогого табльдота.
Иностранцам наша кухня, должно быть, так же не нравится, как их кухня нам. И не удивительно, ведь со вкусами не родятся, их приобретают. Я могу расхваливать свое меню до потери сознания, но шотландец только покачает головой: «Где же у вас хаггис?» — удивится он. А житель островов Фиджи вздохнет и спросит: «Где же у вас жареный миссионер?»
Я чувствую в себе безусловное призвание ко всему, что касается кулинарии, и способности мои не однажды получали признание профессионалов. Мне даже приходилось поставлять рецепты для поваренных книг. Вот несколько проектов по изготовлению кексов и проч., которыми я недавно снабдил одного моего приятеля, собирающегося выдать в свет поваренную книгу. Так как я забыл приложить к ним диаграммы и таблицы, их пришлось, разумеется, снять.