н следил за передвижениями Мари-Лоры, надеясь не без оснований, что она его выведет на беглеца. Он вновь шантажировал, имея более веские аргументы... Это не лишено оснований. Тогда Доминик? Доминик, которая была его любовницей? Что ж, Доминик, возможно, не солгала хотя бы в том, что она пришла в квартиру, чтобы встретиться там с любовником, а нарвалась на другого мужчину, которого, несомненно, сразу узнала. Мопре ей, должно быть, не раз говорил о своем патроне. После того как прошел первый страх, она все испробовала, чтобы выйти на свободу и предупредить сообщника...
Все сходится, да не совсем. Севр чувствовал, что нечто от него ускользнуло. Действия Мопре он мог объяснить. Например, смерть Мари-Лоры уже не таила никакой загадки. Мопре преследовал Мари-Лору, будучи вполне уверен, что в чемодане спрятано целое состояние. Он опоздал на несколько секунд. Когда он на нее напал, то чемодан уже стоял в лифте. В остальном... Инсценировать автомобильную катастрофу совершенно не сложно... ключи... здесь тем более не возникает никаких вопросов. Мопре тоже занимался продажей квартир. Вполне возможно, что именно он и заключил сделку с Доминик и ее мужем. Естественно, что он мог сохранить дубликат ключей. По сути, все, что говорила Доминик о своих отношениях с Мерибелем, было правдой. Однако она имела в виду Мопре. Но поведение самой Доминик приводило Севра в смятение. Он не мог понять саму Доминик. Все то, что она говорила, все то, что она делала в течение этого последнего дня!..
Севр превратился в сплошную боль... и эта самая боль ему повторяла, что Доминик искренне сжимала его в своих объятиях. Мопре был не кем иным, как мелким жуликом. Мопре и Доминик действуют заодно. Вот это и невероятно. И все же... Оставалась иная гипотеза. Доминик — не сообщница Мопре, а пленница. Мопре схватил ее, увел куда-то, чтобы допросить. Теперь, разузнав все детали, он предложит обмен: Доминик на миллионы. Поэтому он и не показывался или пока не показывался. Он ждал. Но почему? Чего он ждал?
Севр еще раз посмотрел на поселок, раскинувшийся позади него... потом посмотрел на комплекс, белеющий перед ним как отвесная скала, вернулся назад и остановился на секунду перед крытым входом, он внутренне сжался, он чувствовал, что голова ушла в плечи, как будто его держали под прицелом. Быть может, Мопре вооружен? Вполне вероятно. Он прошел через крытый вход, обошел металлическую конструкцию, которая медленно вращалась как гроздья курительных трубок, служивших мишенью на ярмарках. Так что же? Пора. Севр бросил молоток подальше, как бы показывая, что сдается, что заранее принимает условия противника. Он поставил чемодан на землю, отошел от него на несколько шагов. Вот! Можно брать. Он отказывается. Подняв голову, он пристально разглядывал безмолвные фасады. Теперь он походил на нищего певца, ожидающего милостыни. Никогда еще он не попадал в столь жалкое, отчаянное положение.
Глава 12
Ни единого шороха. Но знал ли Мопре, с кем имеет дело, если Доминик отказалась говорить? Если по необычайному стечению обстоятельств Мопре не читал газет и не слушал новостей, то он по-прежнему считал, что его противник — Мерибель. Вот поэтому он так и осторожничает. Севр подошел совсем близко к бассейну, сложил руки рупором и завопил:
— Мопре!
Его голос отразился от стен, и краткое эхо повторило: «...пре... пре...» Севр медленно шарил глазами по окнам, пытаясь угадать, какое же сейчас откроется. Он попробовал крикнуть еще сильнее и подольше потянуть звук:
— Мопре-е-е-е!
Он закашлялся, глаза наполнились слезами, отчего фасады раздвоились. Он больше ничего не видел, потом протер глаза, поднял голову. Над ним сиял обширный прямоугольник голубого неба, по которому пробегали почти прозрачные облачка, слепившие его глаза. Непроницаемые стены, на которые падала тень, резко контрастировали с ними. Севр встал так, чтобы лучше видеть эти стены, и крикнул изо всех сил:
— Mo-пре!
Его должны были слышать везде. Но почему никто не отзывался?
— Mo-пре! Я оставляю вам деньги!
Выкрикнуть имя было довольно легко. Чего никак нельзя сказать о целой фразе. Слова падали, словно тяжелые камни. Севр поднял чемодан и ушел из сада, еще раз внимательно осмотрев его напоследок. Он направился к южным воротам, набрал воздух в легкие и выкрикнул:
— Mo-пре!
Свод ворот создавал прекрасную акустику, и на этот раз раздался душераздирающий крик. Севр ждал. Вот-вот должен прозвучать ответ. Неизбежно! Но вокруг шумел только резкий ветер, который стал усиливаться.
— Mo-пре!.. Го-во-ри-те!..
Почему он молчал? Это глупо. Он не мог не догадываться, что его обнаружили. Может, он услышит, если крикнуть ему от следующих ворот? И Севр с неподъемным чемоданом вновь тронулся в путь и остановился в том месте, которое посчитал наиболее удачно расположенным.
— Mo-пре! Выходите!..
Он теперь и сам толком не знал, в какой части комплекса находился. Те же слегка будоражащие воображение и разбегающиеся перспективы фасадов. Одни бесконечные окна сменялись другими окнами. Он видел только окна, они образовывали гигантские правильные ряды по горизонтали, по вертикали и походили на чудовищный кроссворд.
— Mo-пре!.. Mo-пре!..
Встревоженный зов метался, как в клетке. Ясно. Мопре не хотел отвечать. Он изматывал противника. И действительно, после каждого выкрика Севр слабел. Но он не уходил с поля боя. Он, возможно, рухнет совершенно обессиленным, бездыханным, но заставит Мопре обнаружить себя и вырвет у него признание.
— Mo-пре!
Голос ослаб. Иногда он едва долетал до конца сада, потом эхом отзывался в холле — но в каком? который не был закрыт? — затем звук устремлялся по лестничной клетке, повторяя на каждом лестничном марше: «Mo-пре!.. Mo-пре!..» — перед тем как исчезнуть во тьме этажей. Силы окончательно покинули Севра. Он сел, прислонившись к стене. Грудь горела. Он прерывисто дышал. Он увидел себя в своей конторе: важный, с властными жестами, окруженный телефонами, магнитофонами, пишущими машинками. Он пощупал свою бороду потерпевшего кораблекрушение, которая покалывала пальцы. В этом чемодане есть все, чтобы купить целый мир!!! Мир без Доминик!.. Он поднялся. Привычным жестом он поднял чемодан и вышел. Сколько раз он входил, выходил? Сколько раз он звал? Он поднял голову, как затравленный зверь, и завопил:
— Доминик!
Она ему досталась не для того, чтобы тотчас ее потерять! Всему есть предел, даже абсурду. Он едва волочил ноги, таща свои миллионы, но все же медленно шел вперед и время от времени, как когда-то стекольщик или точильщик, издавал крик: «Доминик!» Хриплый крик, подобострастное предложение никого не интересующей услуги. Наконец он прошептал про себя: «Доминик!..» — и этот зов отозвался в нем самом. Он едва шевелил губами и все же это эхо со всей своей мощью оглушило его. Он говорил «Доминик!» уже не языком, не горлом, а венами и костями. Он весь обратился во внимание, словно кудесник, собирающийся сотворить чудо.
И чудо произошло. Он наткнулся на тело. Доминик лежала здесь, распростершись на плиточном полу комнаты, которую он не узнавал. Неподвижная. С растрепанными волосами. Еще теплая, но уже не по-настоящему теплая. Встав на колени, Севр протянул к ней руку. Долгое путешествие закончилось. Он уже не испытывал страданий. Она жертва, и он, в некотором роде, тоже... Он вообразил, что можно влезть в другую шкуру. Смешно!.. Он гладил ее по руке, у него сложилось впечатление, что он находился и здесь, и где-то еще. Этот стол, эта картотека. Это было агентство, оно осталось так далеко, это агентство «Морские ворота». В голове гудит, словно в туннеле. Он преодолевал огромные пространства. Может, для того, чтобы встретиться с ней! Он отпустил ее руку, она скользнула на меховую подкладку плаща. Так отдергивает лапку испугавшийся зверек. Потом он наклонился, приложил губы к ее лбу. Лоб был холодным. Он не осмелился закрыть полураскрытые глаза, потому что никогда не закрывал глаза мертвецам. Он просто не умел. Странно, но он успокоился. То, что ему нужно было делать, следовало делать немедленно. Плакать он будет позже, если у него останутся слезы. Он увидел, как встает на ноги, как выходит и как тщательно закрывает дверь. Подлинный Севр теперь шел сзади, словно призрак другого Севра. И этот другой направился в гараж. В первый раз он оставил чемодан. Миллионы! Слово, имеющее значение для живого. А для того человека, который сейчас удалялся, сгорбившись, прижав к животу руку, это слово обозначало лишь смешную кучу бумаги. Он шел из последних сил. Больше он не думал даже о Мопре, который, возможно, сбежал. Машина! Пригнать машину, погрузить тело и тут же поехать в жандармерию. Затем... Сначала машина, если только Мопре не уехал на ней.
Нет. Она стояла на месте, блестящая, искрящаяся в отблесках света. Когда Севр открывал дверцу, то увидел свое отражение на поверхности кузова — огромное расплющенное лицо, походившее на водосточный желоб, и большие руки, как у палача. Он словно смотрел в кривое зеркало. «Бардачок» был открыт. Промасленная тряпка валялась на полу. Пахло оружейной смазкой. В тряпке был завернут пистолет. Безусловно, именно из этого оружия Мопре убил Мари-Лору и отправил на тот свет Доминик. Севр нерешительно посмотрел на сложную приборную доску. Он включил зажигание, нажал на стартер. Мотор завелся сразу, наполнив грохотом подземелье. У Севра никогда не было машины с автоматической коробкой передач. Две педали его стесняли. Он не знал, куда деть левую ногу. Он резко дал задний ход, сильно затормозил. Едва он прикоснулся к педали газа, как «мустанг» преодолел подъем и вихрем вылетел в сад. В последнюю секунду он вывернул руль, едва не задев ворота. Наверняка он попадет в аварию, так и не добравшись до жандармерии. Подошва сапог была слишком толстой, и он не чувствовал педали. Он снял ногу с педали, и машина остановилась.
При дневном свете он получше рассмотрел указатель скоростей. Он включил первую, медленно доехал до агентства и аккуратно подвел машину к входной двери. Он старался ради Доминик. Он опустил спинку правого переднего кресла, сделав нечто вроде шезлонга. Тело будет полулежать в достойной позе. Он снял два стопора, удерживающие капот, откинул его назад и широко раскрыл дверцы. Теперь он сможет бережно положить Доминик на сиденье. Затем он вошел в агентство. И вдруг заметил другой чемодан, тот, что Доминик привезла из Сен-Назера. Там, конечно, лежала только что к