Я рухнул в кресло. У меня не было времени отдохнуть, и теперь я чувствовал ломоту, тяжесть во всем теле. Малейшее движение причиняло мне боль, но душой я отдыхал.
Марселина отказалась обедать в Сент-Этьене. Я проглотил два бутерброда и позвонил в жандармерию. Мне ответили, что кто-то там отправился в морг, чтобы нас встретить. Нам представился лейтенант. Он объяснил, что начато следствие. Может, кто-нибудь из проезжавших мимо автомобилистов что-то и видел, хотя маловероятно. Авария произошла около пяти часов. Шофер грузовой машины заметил вдалеке зарево... но поскольку он ехал очень медленно, то прибыл на место трагедии минут через двадцать. Он не остановился, хотел как можно скорее предупредить жандармов, поэтому те сразу выехали на место происшествия. Предварительный осмотр показал, что машина не тормозила и ее не занесло. Она переехала через небольшое заграждение и рухнула в пустоту. Вполне вероятно, что водитель заснул.
— Мсье Сен-Тьерри, — сказал я, — ехал из Милана.
— Это все объясняет, — сделал вывод лейтенант.
Он открыл ящик и выложил на стол то, что осталось от паспорта, авторучку, запонки, обуглившуюся папку, но огонь не уничтожил инициалы «Э. С».
— Этот автомобиль с жестким верхом, — сказал он. — Мсье Сен-Тьерри зажало, как в клетке. Последствия пожара ужасны... Приношу извинения, мадам, за подробности, но вы должны быть готовы к суровому испытанию... чрезвычайно суровому... Труп, сказать по правде, находится в кошмарном состоянии.
Я поддерживал Марселину. Я понимал, что она вот-вот упадет в обморок.
— Будьте добры, следуйте за мной, — сказал лейтенант.
— Я не могу, — пролепетала Марселина, — пожалуйста...
Простыня, прикрывавшая останки, казалось, была натянута на тело ребенка. Лейтенант повернулся ко мне:
— Вы выдержите?
Он откинул простыню, и меня словно оттолкнули назад. То, что я увидел, было не просто ужасным... Это... было нечто иное. Когда он положил саван на место, я дрожал с головы до ног.
— Все это бесполезно, — заметил он, — но показать нужно. Вы были другом мсье Сен-Тьерри?
— Да. Школьным товарищем.
— Понимаю.
— В отношении похорон... Что нам следует делать?
— Когда следствие будет закончено, вы сможете забрать труп. Оно продлится недолго. Мадам Сен-Тьерри сможет также забрать вещи, которые я вам показал. Формальности простые.
Лейтенант повернулся к Марселине.
— Сожалею, мадам, что пришлось подвергнуть вас такому испытанию. Теперь все кончено. Еще раз примите мои соболезнования.
Он пожал мне руку.
— Ведите машину поосторожнее, мсье Шармон. Вы видите, к чему приводит скорость!
Дневной свет нас ослепил. Марселина повисла у меня на руке.
— Ален, я никогда не смогу забыть.
Бедняга, ей предстояло свыкнуться еще и с исчезновением брата. И я напрасно старался что-то придумать. Как ее к этому подготовить?.. Но... Ее брат мог и не погибнуть в «мерседесе»! То, что я увидел под простыней, эти жуткие обуглившиеся останки... никогда мне их не забыть... представляли собой безымянную вещь... Как я мог подумать хоть на минуту, что Симон погиб?.. Ему нужно было заставить других поверить, что Сен-Тьерри находился за рулем собственного автомобиля где-нибудь... Возможно, подобрал одного из тех, кто ездит автостопом... или, скорее всего, итальянского рабочего, ищущего работу. Он вез его оттуда... Кого угодно, лишь бы заполучить обуглившиеся останки... Ну конечно же, Симон не из тех, кто по глупости прозевает поворот. И, напротив, ему ничего не стоит отправить на тот свет невиновного человека и тем самым окончательно избавиться от Сен-Тьерри, когда тот начал создавать ему трудности!..
Я понимал истинное положение. Сейчас Симон был живее и опаснее, чем когда-либо. Он возьмет меня измором, и у меня сдадут нервы. Я схватился за руль и заглушил двигатель.
— Бедный Ален, — сказала Марселина, — ты доведен до крайности. Я тоже... Может, остановимся и что-нибудь выпьем?
— Нет. Только не это. Тогда я не смогу вести машину. А ведь мы должны вернуться!
Хорошо, что дорога мне знакома. Я снова стал думать о Симоне. Он выбрал самый трудный маршрут, чтобы лучше замаскировать преступление под аварию. Он прикончил своего попутчика во время остановки. Затем, используя автоматическую коробку передач, включил первую скорость и выкатил машину на обочину. Проще простого! А что касается пожара, то вполне вероятно, что он его и устроил. Вряд ли разбившийся «мерседес» загорелся. Но Симону ничего не стоило спуститься в овраг и спокойно довершить начатое дело.
Марселина дремала. Я ей завидовал. Все эти бесконечные тайны в конце концов меня доконают. Я больше никогда не осмелюсь провести с ней ночь, потому что боюсь проговориться во сне. Что же делать? Я по-прежнему обладал оружием против Симона, но официально констатированная смерть Сен-Тьерри делала его неэффективным. Волей-неволей, покрывая Симона, я становился его сообщником. Но как разоблачить его, не разоблачая самого себя? Так с самого начала я добросовестно и ловко создавал по частям ловушку, в которую теперь и угодил, ловушку, из которой не было выхода. Бесполезно что-либо придумывать. Я рассчитывал загнать туда Симона, а попался сам. Я уже давно попал в ловушку, словно крыса! Картина вдруг предстала перед моими глазами с такой жестокой очевидностью, что пришлось затормозить. Голова Марселины скользнула мне на плечо. Как крыса!.. Как крыса!.. Левой рукой я вытер лицо, протер глаза... Я так и предполагал! Так и предполагал! Дьявол! А если Симон действительно умер? А я его обвинял, не имея ни малейшего доказательства. Я просто знал, что он подлец и что подлецам легко живется. Другой на моем месте, наоборот, обрадовался бы. Сен-Тьерри устранен, Симон погиб. Остался один победитель — я. И никто никогда не заставит меня отчитываться. Ах! Если бы это было так!
Подъезжая к Клермону, я разбудил Марселину, отвез ее в замок. Она затащила меня всеми правдами и неправдами на чашку кофе. Мы оказались в столовой вдвоем. Через полгода, через год, возможно, мы будем здесь обедать. Никогда! Симон, сам того не предполагая, показал мне дорогу. Я уеду в Италию. Там наживу себе состояние. В конце-то концов прошлое должно забыться! Раздался телефонный звонок.
Я подошел, снял трубку. Звонил Симон. Я сел, голова пошла кругом.
— Шармон?.. Ну и ну! И что ты поделываешь в замке?
Радостный голос человека с чистой совестью. Откуда он звонит? Может, из Сент-Этьена. Почему бы и нет?
— Ты все еще в Милане? — спросил я.
— Конечно. Решу пару-тройку вопросов и возвращаюсь. Передай, пожалуйста, трубку патрону, мне нужно ему кое-что сказать.
— Патрону?
— Да, Эммануэлю... Он доехал благополучно?
— Как?.. Ты хочешь поговорить с Сен-Тьерри?
Значит, к тому же мне предстояло... ему сообщить? Какой-то жуткий смех застрял у меня в горле. Я прокашлялся.
— Алло... Шармон?
— Я нахожусь в замке, потому что, возвращаясь, Сен-Тьерри попал в аварию. Он погиб.
— Что?
— Он погиб. Мы только что вернулись из морга в Сент-Этьене, твоя сестра и я. Машина свалилась с обрыва в верхней точке Республиканского перевала. Она сгорела.
Подошла Марселина, протянула руку, я дал ей трубку.
— Симон! — сказала она. — Ну да. Он разбился насмерть, сгорел. Из-за всего этого я совершенно больна. Что?.. О нет! Я не захотела смотреть... Шармон все взял на себя... Когда похороны, еще не знаю... После следствия. Как будто в этом есть какая-то необходимость!.. Итак все ясно. Эммануэль поступил необдуманно... Послушай, какие доказательства! Если бы он еще немного полежал, если бы подождал до полного выздоровления... Вот так, Симон. Не будешь же ты утверждать, что он поступил благоразумно, решив ехать без остановок?! Если бы он переночевал в Шамбери, как обещал... Я хотела бы, чтобы ты присутствовал здесь... Да, благодарю тебя. Это очень мило с твоей стороны... Да, передаю ему.
Она протянула мне трубку.
— Я просто убит, — сказал Симон. — Когда мы расстались, уверяю, он был в полном порядке. Иначе, подумай сам, разве я позволил бы ему уехать... Должно быть, он уснул за рулем.
А какой искренний тон! Как может он сохранять такое хладнокровие? Он продолжал тепло, по-дружески:
— Ты очень великодушен, Шармон, знаешь, я никогда этого не забуду.
Потеряв терпение, я сухо прервал его:
— Куда тебе можно позвонить в случае необходимости?
— Не волнуйся. Я собираю свой чемодан и возвращаюсь... поездом или самолетом. Смотря, что прибывает раньше. Я сейчас выясню... Ни о чем не беспокойся. Тебе и так досталось, старина... Еще раз спасибо. До скорого!
Да он смеется!
— Иди перекуси, выпей кофе, — сказала Марселина. — А то он остынет.
Кофе был теплым, противным. И масло было противным. И хлеб. И воздух, которым я дышал.
Я схватил плащ, перчатки.
— Извини меня, Марселина. Не могу больше задерживаться. Но я остаюсь в твоем распоряжении. Звони... не стесняйся.
— Как подумаешь, что все начинается сначала, — прошептала она. — Уведомления, соболезнования, вереница людей... Покоя, Боже мой, как хочется покоя!
Я то же самое повторял себе в машине: «Покоя!». Быть похожим на тех, кто бродит по улицам, разглядывая витрины, кто шатается без дела, кто беззаботно гуляет. Быть похожим на этих мужчин и женщин, которые безбоязненно думают о завтрашнем дне. Я чувствовал, что внутри у меня что-то сломалось. Я направился прямо к себе в комнату. Постель смята еще с прошлой ночи. Я даже не разделся, словно какой-то бездомный бродяга. Я с тем же успехом мог спокойно переночевать где-нибудь под мостом. Я заснул сразу, как убитый.
Затем?.. Затем я куда-то провалился... и, уж конечно, не на один день. Все вновь началось с повестки, которую принес полицейский. В ней сообщалось, что я должен проследовать за ним в уголовную полицию по касающемуся меня делу. Безусловно, требовались мои свидетельские показания. Однако сказать мне больше нечего.
Я отправился в уголовную полицию, где меня ждали. Меня сразу провели в довольно уютный кабинет. За столом сидел молодой человек.