— Старший комиссар Базей... Садитесь, пожалуйста... Итак, мсье Шармон, мне хотелось бы уточнить некоторые не совсем ясные детали того, что я называю «делом Сен-Тьерри».
Он изучал меня, скрестив руки. У него были голубые глаза, волосы подстрижены бобриком. Он не произвел на меня приятного впечатления. Уж слишком уверен в себе.
— Мы внимательно изучили следы, оставленные автомобилем на обочине. Мсье Сен-Тьерри обычно ездил быстро?
— Очень быстро, — сказал я. — По крайней мере, он хвастался этим. Он любил мощные машины.
— Само собой разумеется, что определить скорость на момент аварии невозможно. Но дорога была свободна... возможно, немного мокрая... Как вы думаете, на какой скорости вы могли бы спускаться с перевала, при условии, что колеса не скользили бы?
- 70... 80...
— И я придерживаюсь того же мнения. Машина съехала на обочину по диагонали. След очень хорошо виден. Но если бы она ехала даже со скоростью 60 километров, то земля была бы сильно вдавлена. Понимаете?.. Колеса проделали бы настоящую колею. Между тем что вы видите на фотографиях? Посмотрите!
Он протянул мне увеличенные снимки. Я с любопытством стал разглядывать. Шины оставили такие четкие отпечатки, что они походили на слепки.
— Земля, — продолжал он, — просто продавлена под тяжестью автомобиля. Когда машина полетела под откос, ее скорость не превышала скорость идущего человека.
Симон все предусмотрел, кроме этой детали. И эта деталь его погубит.
— Действительно, — сказал я. — В этом нет сомнения.
— Вот видите... Вывод напрашивается сам. Машину столкнули. Вы несомненно также знаете, что машина снабжена автоматической коробкой передач. Поэтому для того, чтобы направить ее под откос, достаточно было включить первую скорость и крутить рулем, идя рядом с машиной. Требовалось лишь опустить стекло.
— Но тогда?
— Вот именно. Что тогда?
— Сен-Тьерри! — воскликнул я. — Что тогда в это время делал Сен-Тьерри?
— Ничего. Потому что его уже не было в живых.
— Как это?
— Вот заключение судмедэксперта. Сен-Тьерри умер потому, что ему проломили череп. Его ударили спереди тупым предметом.
Пресс-папье!.. Я вдруг увидел фиолетовый камень, его бесчисленные резцы... Но это произошло гораздо раньше! У меня все перепуталось... Этот человек, говоря со мной о Сен-Тьерри, вызвал у меня приступ безумия. Он по-прежнему не сводил с меня глаз, точно так же наблюдал за мной, как и Клавьер.
— Кто-то, — медленно произнес он, — поджидал Сен-Тьерри... Несчастный остановился. Вы догадываетесь почему?
— Нет.
— Потому что он знал того, кто делал ему знаки... Предлагаю вам найти другое объяснение... Произошло убийство... Умышленное убийство. Это написано на земле... И возможно, сам убийца затем поджег автомобиль, чтобы окончательно скрыть следы преступления... Мы провели замеры. «Мерседес» упал с высоты семнадцати метров. Машина ударилась о выступ, который смял багажник, и перевернулась на крышу. При ударе Сен-Тьерри сильно стукнулся затылком. Затылком. А не лбом! Если бы автомобиль не загорелся, преступление стало бы еще более очевидным.
Я чуть было не крикнул: «Нет же, идиот! Если машина сгорела, то только для того, чтобы никто не смог опознать труп... ведь погиб неизвестно кто». Но мне следовало молчать, любой ценой. Симон допустил ошибку. Симон и заплатит.
Комиссар перебирал бумаги. Вдруг он пристально посмотрел мне в глаза.
— Где вы находились, мсье Шармон, в ночь преступления?
Если бы он всадил мне в живот нож, я бы и то не почувствовал столь острой боли.
— Я? — вскрикнул я. — Я? Почему я?
— Отвечайте.
— Я спал. Я ничего не знаю.
— Вы были дома?.. Вы в этом уверены?
— Да... да... Я в этом уверен.
— Я задаю вам этот вопрос, потому что имею довольно любопытное сообщение. Даже несколько сообщений... Между нами говоря, должен признать, что, если бы не эти заявления, которые открыли нам глаза, мы бы и не догадались, что речь идет о преступлении. Наша служба даже не была бы задействована. Расследование, проведенное жандармерией, выглядело убедительным. Но представьте себе, что некто, прочитав в газете о дорожно-транспортном происшествии, вспомнил, что около десяти вечера неизвестный искал в Шамбери именно мсье Сен-Тьерри... Он нам позвонил. С нами связались, и мы начали поиски... Мы установили, что действительно неизвестный обошел несколько гостиниц. Мы располагаем его точным словесным портретом. Он выглядел чрезвычайно нервозным, обеспокоенным... Мы расширили круг поисков, опросили служащих заправочных станций. Этот человек появлялся на нескольких из них. Он сидел за рулем «Симки-1500» темно-синего цвета. Заправщик даже вспомнил, что номер машины заканчивался цифрой 63... 63 — номер департамента Пюи-де-Дом... У вас машина какой марки?
— «Симка».
— Какого она цвета?
— Темно-синего.
Воцарилось молчание. Затем комиссар продолжил:
— Мне остается только устроить вам очную ставку со служащими гостиниц в Шамбери или с...
— Ни к чему, — сказал я. — Вы правы. Я ездил в Шамбери.
Я не мог больше отрицать. У меня пропало желание защищаться. Мне казалось, что Сен-Тьерри издевается надо мной. С самого начала. Он не переставал вести свою игру. Он использовал своего отца, свою жену, Симона... чтобы добить меня... меня одного. А сейчас он использует комиссара: он подсказывает ему вопросы. Он шепнул ему на ухо: «Спросите у Шармона, не он ли убил меня?.. Вы увидите... Он не посмеет отпираться, потому что это правда. Меня убил он».
— Вы убили Сен-Тьерри, — сказал комиссар.
Весь в поту, я расстегнул воротничок, вцепился в стол.
— Клянусь, я не имею никакого отношения к этому делу с машиной... мне только нужно было увидеться с Сен-Тьерри...
— Почему?
— Потому что он поручил мне выполнить некоторые работы в парке замка.
— Когда он поручил?
— Несколько дней назад...
— И неожиданно возникла такая срочная потребность его видеть, что вы ночью отправились к нему навстречу?.. Давайте, мсье Шармон... говорите серьезно. Почему вы его убили?
Я молчал. Отвечать больше не буду. Никогда Сен-Тьерри не заставит меня сознаться, что его убил я... Это слишком несправедливо... Я, конечно, убил его, но не сейчас, а гораздо раньше!
— Вы неважно себя чувствуете? — сказал комиссар.
— Мне... мне не хватает воздуха.
— Что ж, мы сейчас выйдем. Я даже отвезу вас домой... У меня есть ордер на обыск.
Дальше я не слышал. Опять начался этот кошмар. Сопротивляться бесполезно. Я пропал. Хотелось пить. Так хотелось пить! Они усадили меня в машину. Комиссар сел рядом. Следователь занял место с шофером. Затем... они потребовали у меня ключи. Они командовали, могли делать все, что хотели. Сен-Тьерри подсказывал им, направлял их... иначе они не устремились бы сразу к ящику стола... К ящику стола! Я-то про него забыл! Но не Сен-Тьерри!.. Комиссар вытащил из него бумажник, зажигалку, портсигар и с кровожадным вожделением посмотрел на них. Затем положил их рядышком на мой письменный стол, словно иллюзионист, готовящий свой фокус... Я рухнул как подкошенный.
...Все немного растерялись.
— Держите его! — крикнул Базей.
— Здоровый, дьявол! — сопел следователь. — Постарайтесь схватить его за ноги.
— Осторожно! — завопил Шармон. — Крысы... Крысы... Они сейчас прыгнут на меня... В углу, там, в углу...
— Нужно вызвать «скорую», — задыхался следователь.
— Жирная! — рыдал Шармон. — Жирная, вся серая... Она меня душит... Ко мне, Сен-Тьерри... Ко мне... Помоги мне, Сен-Тьерри, прогони их... Тебя-то они послушают!
Следователю пришлось его оглушить. Он вытер лоб, вконец измотанный. Комиссар показал ему бутылку, которую он только что обнаружил в стенном сейфе.
— А вот и разгадка, — произнес он.
Нотариус закончил читать завещание. Размеренным жестом убрал его в большой конверт, поправил манжеты, скрестил руки.
— Из этого следует, — бормотал он, — что вы наследуете все, дорогая мадам. Небольшие пожертвования, которые я перечислил, весьма ничтожны... Позвольте мне сказать вам, что, несмотря на постигшее вас горе, вам повезло. Если бы ваш муж умер раньше своего отца — а ведь еще немного, и это бы могло произойти, — все состояние семьи Сен-Тьерри перешло бы дальним родственникам и, фактически, государству.
Симон уронил шляпу, подобрал ее, погладил кончиками пальцев. Нотариус встал и проводил посетителей до двери.
Остров
В рубке тихо разговаривали две женщины, а у лебедки стоял таможенник и сворачивал самокрутку. Мэнги разглядывал свой исцарапанный бесформенный чемодан и саксофон, выглядевший так нелепо и странно в футляре. Ему было стыдно. Чувство стыда пришло не сразу, хотя он и не отдавал себе в этом отчета. Огромная радость, охватившая Мэнги во время отъезда, понемногу оставляла его, пока они ехали по Франции. Потом пришла усталость. Но не только путешествие утомило Мэнги. Это была застарелая усталость, давившая на плечи, навсегда оставившая печать на лице. Его часто спрашивали, особенно Хильда: «Да что с тобой творится?» Ничего! И это правда. С ним все в порядке. Просто он последний из рода Мэнги. Возможно, это кровь предков заставляла его так мучиться. А вот теперь Мэнги испытывал стыд. Он чувствовал себя лишним на этом корабле, плавно качавшемся на волнах. В такт качке женщины наклонялись друг к другу, таможенник раскачивался, а он все время пытался за что-нибудь ухватиться. Мэнги забыл море. Он превратился в обитателя суши. И даже не столько в обитателя суши, сколько в шута горохового. Однако он все-таки родился там, на крошечном острове, который еще скрывался за горизонтом. Но, может, ему следовало бы остаться в Гамбурге? Что он, собственно, ждет от своего побега? Он сойдет с корабля. Хорошо! Поселится у Миньо, если, конечно, гостиница еще существует. И что дальше? Он станет гулять? Но стоит ли вообще говорить о каких-то прогулках, если весь остров можно охватить одним взглядом, а вокруг него простирается только море. Ну и?.. Он, словно паломник, посетит свой дом, родные могилы? Вполне вероятно, что его дядюшки еще живы. Сколько же им должно быть лет? Мэнги напряг память. Так... его отец родил