А что касается молний, то для них уготован надежный громоотвод. Но молнии, оказывается, имеют капризы. Нынешним летом погиб человек. Где бы, вы думали? Молния не ударила в башню, молния не ушла в высокий подъемный кран (да мало ли высоких предметов на стройке!), молния нашла человека на чистой площадке около башни…
Что еще надо сказать про удивительную высоту? Пожалуй, самое главное тут — чувство ответственности. Каждая цифра расчета, каждая горсть бетона, каждая капля электросварки должны быть надежными. Брак исключается. Но конечно, при всей дисциплине, при всей строгости обстановки люди и на высоте остаются людьми.
— Можете себе представить прыжок кота с «парашютом» отсюда? Смастерили ему «парашют»… Благополучно приземлился.
Я смеялся, слушая подробности озорства, которое тут, на стройке, обсуждали без всякого юмора. И даже пошел поглядеть на кота, который по-прежнему благоденствует в рабочей столовой…
В заключение путешествия на высоту один из монтажников повел меня на площадку «коснуться ладонью 525-го метра». Готовый к отправке наверх тонкий металлический стержень пестрит фамилиями, выжженными электросваркой: Н. Киселев, А. Иевлев, С. Журавчик…
Автографы сварщиков Соколовского завода металлоконструкций тут, в Останкине, встретили очень ревниво.
— Хороши гуси, сварили болванку и сразу в историю захотели. Мы тут два года дождем умывались. Вот все зачищу, и пусть наши ребята распишутся. Или сам одну фамилию напишу: «Борис Алексеевич Злобин». Это наш инженер.
Спросите, сколько раз он туда поднимался. Он тут с нами инфаркт схлопотал…
Я вспомнил: на космодроме за двадцать минут до старта на ракете мелом молодые и старые люди оставляли шутливые и серьезные надписи. Люди остаются людьми. Исполняя большое дело, они, люди, имеют право на память об этих делах.
* * *
Еще несколько строчек. Перед тем, как послать заметки в набор, я позвонил проверить кое-какие цифры сказавшему «а»:
— Николай Васильевич, нет ли каких новостей?
— Новости? Да вот только что проводил японских журналистов. Понимаете, предложено принять участие в проектировании башни для Токио. Высота? Не поверите — надо, говорят, чтобы выше Фудзиямы была… Да, конечно, наполовину — фантастика. Но десять лет назад и нашу в Останкино тоже считали наполовину фантастикой. Человек, знаете ли, не остановится на дорогах ни вдаль, ни вглубь, ни в высоту…
Фото автора. 30 августа 1966 г.
Узнать себя…
В тысяче людей, которые шли вчера к Мавзолею, телеобъективом я выбрал это лицо.
Человек первый раз в Москве, первый раз на Красной площади. Двигаясь шаг за шагом, человек волнуется и размышляет, человек узнает что-то новое и крайне важное для себя…
Из всех знаний едва ли не самое важное — узнать себя. Нельзя без этого твердо стоять на земле. К двадцати годам человек обязательно задается вопросами: кто я? откуда я? зачем я? чем могу отца превзойти? что я прибавлю своего к жизни? Это неизбежные вопросы и для одного человека, и для поколений людей. И чем скорее придет человеку верный ответ, тем прочнее он будет чувствовать себя на земле. Процесс познавания — сама жизнь. Но можно и ускорить его, прикасаясь к мудрости, накопленной в книгах, оставаясь один на один с природой, активно соприкасаясь с людьми, искусством, узнавая силу труда. Невозможно представить себе роста личности и без знания того, «что было вчера», без знаний истории, без ощущения своего родового корня, без чувства земли, на которой живешь.
В этой связи поход семнадцатилетних по родной земле по местам славы отцов и дедов наших нельзя назвать иначе, как святым делом.
Молчаливые могилы и памятники войны стоят не для тех, кого уже нет. Памятники — это слово к живущим. «Люди, я умер, я умер во имя той жизни, которой вы пользуетесь. Живите лучше, чище. И если придется… Не испугайтесь смерти во имя жизни». Таков молчаливый язык и монументов, и вросших в землю травяных бугорков. Они существуют на земле для того, чтобы мы их видели, чтобы подросли духом, хотя бы самую малость, прикоснувшись сердцем к памяти тех, кого нет.
Нынешним летом несколько миллионов молодых людей шли по стране с благородной целью: увидеть святые могилы, увидеть рубежи сражений, о которых сколько бы люди ни жили, память всегда сохранится. Благородство паломничества к славе отцов состоит в том, что шли мы не созерцателями только, мы шли открывателями. Открытия маленькие и большие…
Безвестная могила в кавказском лесу. Буквы, вырезанные ножом на дереве: «Н. Костюков, 1942 9/9. Погиб смертью храбрых». Дерево росло. За двадцать лет буквы на коре почти заплыли. Но разглядели их одесские парни. Сняли шапки перед могилой. «Погиб смертью храбрых»… Это значит не испугался чего-то, не струсил, не отступил. Из таких вот капелек храбрости родилась река нашей победы. Костюков… Может быть, мать, жена, дети только сегодня узнают о судьбе дорогого им человека…
Еще открытие. Одесситы же в катакомбах под городом обнаружили целый партизанский отряд. Сто с лишним человек умерли, прижавшись друг к другу, за мурованные под землей… Нельзя перечислить все, что увидели, открыли, запомнили молодые глаза. Думается, самые большие открытия для сердца и памяти сделаны в минуты, когда мы так же вот, как этот парень, с наморщенными лбами стояли у памятников, у стен, иссеченных осколками, у партизанских землянок, у речных переправ, где до сих пор можно найти осколки и зеленовато-ржавые гильзы.
Мы уже достаточно зрелы, чтобы понимать арифметику жизни. Мы дети тех, кто вернулся. У тех, которые не вернулись, дети были бы ровесники нам… Но не зря оборвалось множество жизней. Это мы тоже увидели в нашем походе.
Жизнь продолжается. Стучат топоры по смолистым бревнам, новые города образуются, новые земли заселяются, новые печи дают тепло. Земля вынесла нам навстречу цветы весной. Земля пахнет сейчас хлебом и яблоками. Земля наполнена голосами и стуком машин, шорохом листьев, дождей, криками птиц. Весь этот мир принадлежит нам. Мы должны быть мудрыми хозяевами и хорошими воинами. И если придется за эту землю умирать… умирать надо как Н. Костюков…
Недальняя история — вчерашний день — молодость наших отцов, но, заглянув в него, мы лучше узнаем себя и лучше определим дороги житья. Поэтому пусть не кончается благородный поход узнавания…
Вернемся, однако, к нашему парню. Зовут его Вячеслав. Вячеслав Голубев. Он приехал в Москву из поселка Демянска Новгородской области. Приехал на слет участников похода. В его поселке в 1941 году были фашисты. Он знает это по рассказам матери. Его отец, Голубев Анатолий Алексеевич, разбил фашистов и вернулся на землю под Новгородом. Только вследствие этого Вячеслав родился и идет сейчас по земле.
Он идет сейчас по Красной площади, к Ленину. Шаг за шагом. Человек узнает что-то новое и крайне важное…
Фото автора. 9 сентября 1966 г.
Голубые города
(Широка страна моя…)
«Снятся людям иногда голубые города…»
Хорошая песня. Один раз спели, долго глядим в окна вниз, где стрижет верхушку тайги тень от нашего самолета. И опять: Снятся людям иногда…
Седая женщина, сидящая рядом с рыжим гитаристом-нефтяником, вдруг прячет лицо в ладони. Оказалось: летит она хоронить сына.
Где-то в таежном поселке, название которого у нее записано на бумажке, придавило бревном парня. Мать первый раз в самолете. Летит из-под Курска. Бумажка с адресом, зажатая в кулаке, промокла от слез…
Мы умолкаем. Слышно, как от дрожания самолета тихо звенят гитарные струны. Тень самолета бежит по озерам, по бесчисленным озерам. Три-четыре раза пересекает извилистый, мутный Иртыш, скользит по бурым болотам. И озера, озера. Пугаем сотенную стаю готовых к отлету на юг лебедей. Мы все не можем глаз оторвать от синей воды и летящих низко над землей белых птиц. И только старуха мать ничего не видит, глядит в бумажку с названием поселка, который, кажется, и нельзя отыскать на безлюдной земле.
В Ханты-Мансийске мы с парнем-нефтяником проводили старуху до вертолета, для себя стали искать попутный транспорт в другую сторону.
И опять озера. Пугающее безлюдье. Одну-единственную избу увидели среди болот и островов леса. И вдруг в этом просторе на горизонте появляется город…
Настоящего города еще нет. Есть младенец в колыбели, которого наперед называют мужчиной. Младенцу два года. Как всякий новорожденный, он только потом наберет красоту.
Сегодня город в пеленках — щепа, бревна возле домов, мостки от дома к дому через таежную грязь. Дым идет еще не из всех труб, и многие улицы только-только намечены. Но это как раз тот город, о котором песни: «Только самолетом можно долететь…», «А кругом голубая, голубая тайга…». Это город, которого вчера не было, а сегодня почтари делают в адресных книгах вклейки с новым названием. И получается, даже названий новых городам не хватает. Этот город в честь газеты решили назвать Правдинском.
Оказалось, есть уже один Правдинск. Назвали Горноправдинском, хотя сколько я ни кружился над местом — равнина…
Сначала палатки, а потом уже города…
Чему обязан этот младенец, в котором, впрочем, скоро поселятся двадцать тысяч людей, своею жизнью? Нефти! На этой равнине все, что сегодня строится, обязано нефти. Летит вертолет со связкой огромных труб — это для нефти.
Курится одинокий дымок над тайгою — это буровая вышка затерялась в лесах. Везет пароход по Иртышу ораву студентов-строителей — это нефть позвала их сюда.
Десять лет назад только предполагали, обводя на карте карандашом эту равнину: «возможна нефть». Нефть искали с отчаянным упорством. И нашли. В нескольких районах этой равнины прячется нефть. Возле нынешнего Горноправдинска черный фонтан ударил два года назад. «Мороз был 50 градусов, а она теплая из земли — подставили руки, перепачкались все от радости». Теперь уже пробурено более двадцати скважин. Пока они заделаны пробками, до той поры, когда подойдет нефтепровод. Бурятся новые и новые скважины. Город стал уже маленькой местной столицей нефтяников. Сюда прибывают машины, строительный груз. Тут живут семьи бурильщиков, монтажников, геофизиков. Сюда в субботу собираются нефтяники — бородатые, перепачканные нефтью.