Там не было никакого Маттссона, а лишь маленькая пухленькая машинистка. Лицо у нее было доброе, но, к сожалению, она ничего не знала.
— Где господин Маттссон? — спросил Мелькер.
Она кротко взглянула на него:
— А я откуда знаю?
— Когда он вернется?
— А я откуда знаю?
Глаза у нее были большие и наивные, и ясно было, что она вообще ничего о нем не знает. Неожиданно вынув зеркальце, она стала разглядывать свою кругленькую стандартную мордашку, и это занятие так увлекло ее, что она вдруг стала необычайно говорлива:
— Он ушел, ведь он вечно где-то бегает. Не пошел ли он купить ревень? А может, он на стройке. А иногда он сидит в городской гостинице и пьет.
Больше они не смогли ничего из нее вытянуть и выбежали из конторы так же поспешно, как и вбежали туда.
Мелькер взглянул на часы. Третий час. Где же этот Маттссон? Где в этом милом городке может отыскаться этот негодный Маттссон? Необходимо его найти, и побыстрее. Пошел купить ревень… Наверное, его покупают на рынке? Какой тут ревень, господин Маттссон, когда решается судьба Столяровой усадьбы!
Мелькер дрожал от волнения, и ему не хотелось тащить за собой Пелле и Чёрвен. Трудно было двигаться целым эскадроном по тесным улочкам. Мелькер решился на хитрость.
— Хотите мороженого? — спросил он.
Конечно, они хотели. Мелькер купил в киоске мороженое и с пакетиком в каждой руке поманил Пелле и Чёрвен в зеленый скверик, где стояла скамейка.
— Сидите здесь, — сказал Мелькер, — и ешьте мороженое, пока мы не вернемся.
— А когда съедим? — спросила Чёрвен.
— Все равно сидите.
— До сколька? — снова спросила Чёрвен.
— Пока не поседеете, — безжалостно ответил Мелькер и ринулся вперед. Юхан с Никласом помчались за ним. А Чёрвен и Пелле остались сидеть на скамейке и есть мороженое.
Иногда снится, будто ты бегаешь и что-то ищешь. И это что-то необходимо найти. Найти как можно быстрее. Дело идет о жизни и смерти. Мечешься в страхе, ищешь и ищешь, страх все растет, но найти — не находишь. Все напрасно. Переживания Мелькера и его сыновей в те часы, когда они искали Маттссона, напоминали такой сон.
На рынке его не было; да, он был, но уже давно ушел, сказала одна из торговок. А его стройка? На другом конце города. Но и там Маттссона не было и в помине. Может, он в самом деле сидит в городской гостинице и пьет? Нет, там даже тени Маттссона не было.
И вдруг Мелькер хлопнул себя по лбу.
— Ну не дурак ли я? — закричал он. — Почему мы не сидим в конторе и не ждем, вместо того чтобы носиться по городу и натирать себе мозоли?
И вот тут-то, вот тут-то они сделали ужасающее открытие. Часы Мелькера остановились! Мелькер увидел, что часы на городской гостинице показывали пять минут пятого, а не половину четвертого, как его собственные злосчастные часы. Это был страшный миг.
— Я предупреждал тебя, Мелькер. Не тебе о чем-либо мечтать. Тебе ли купить Столярову усадьбу, когда ты даже не в состоянии узнать, который час? Поздно теперь, мой дорогой Мелькер. В эту минуту директор Карлберг с сигарой в зубах сидит в конторе Маттссона и причмокивает от удовольствия.
Мелькер так явственно представил себе эту картину, что даже застонал. Юхану и Никласу было жаль отца, но и они были вне себя от ярости. Неужто так бывает всегда? Сплошное невезение! Вечные несчастья! Юхан стиснул зубы.
— Он тоже мог опоздать. Возьмем, папа, такси!
Они взяли такси и в десять минут пятого подъехали к конторе Маттссона.
Но директор Карлберг был не из тех, кто опаздывает. Его часы шли правильно. Все было точь-в-точь, как представлял себе Мелькер. С довольным видом он сидел с сигарой в зубах. Мелькер потерял самообладание.
— Стоп! — крикнул он. — Я тоже покупатель.
Директор Карлберг вежливо улыбнулся:
— Боюсь, что вы опоздали.
В полном отчаянии Мелькер обратился к Маттссону:
— Да, но, господин Маттссон, неужели у вас нет сердца? Ведь мы любим Столярову усадьбу, мои дети и я. Не будьте так бессердечны.
Маттссон не был бессердечным. Он был просто равнодушный деловой человек.
— Почему же вы не пришли тогда раньше? В таких делах надо немедленно принимать решение. Здесь не ждут: кто приходит раньше, тот и хозяин. Слишком поздно, господин Мелькерссон.
«„Слишком поздно, господин Мелькерссон“ — эти слова я слышу всю свою жизнь», — подумал Мелькер, и в отчаянии он обратился к директору Карлбергу:
— Ради моих детей… не могли бы вы отказаться от…
— У меня тоже ребенок, господин Мелькерссон, у меня тоже, повторяю, ребенок. — Он повернулся к Маттссону: — Пойдем теперь к хозяйке, к фру Шёблум. Я хочу подписать контракт.
Фру Шёблум? Неужели та самая веселая жена столяра? Нельзя ли упросить ее? Не всем же распоряжается Маттссон?! Мелькер стиснул зубы. Надо попытаться. Не потому, что он верил в успех, — он хотел испробовать все средства. Если и эта, последняя, надежда лопнет, у него будет еще время переживать слова: «Слишком поздно, господин Мелькерссон».
— Пошли, мальчики, — прошептал он. — Пойдем и мы с ними к фру Шёблум.
«Пока не поседеете», — сказал дядя Мелькер. Так долго сидеть на этой скамейке! Чёрвен это пришлось не по вкусу. Пелле тоже. Мороженое кончается быстро, а седеют медленно. Они уже давно сидели на скамейке и успели проголодаться; Пелле так волновался, что не мог усидеть спокойно. Почему этот папа вечно не приходит? У Пелле заболел живот, его бил озноб.
Чёрвен тоже была недовольна. Нортелье такой веселый городок, она бывала здесь много раз вместе с мамой и папой и знала, сколько в городе интересного и занимательного! А тут сидит, как приклеенная к скамейке, да еще без еды!
— Мы что, так и будем тут сидеть, пока не умрем с голоду? — жалобно спросила она.
Что-то вспомнив, Пелле оживился. Ведь у него есть деньги!
Нет, всерьез: целых три кроны в кармане.
— Куплю нам еще по пакетику мороженого, — сказал он.
Пелле так и сделал. Подбежав к киоску, он купил мороженое, после чего в кармане у него осталось всего две кроны.
Мороженое съедают быстро, время шло, никто не приходил, и Пелле снова стал бить озноб.
— Я думаю, я куплю еще по пакетику мороженого, — сказал он.
Пелле так и сделал. Он снова подбежал к киоску, после чего в кармане у него осталась всего одна крона.
Время шло, никто не приходил. Мороженое давным-давно было съедено.
— Купи еще! — предложила Чёрвен.
Пелле покачал головой:
— Нет, нельзя тратить все до последней монетки. Надо оставить на непредвиденные расходы.
Он часто слышал, как Малин повторяла папе эти слова. Что такое «непредвиденные расходы», он точно не знал, он знал только, что нельзя тратить все деньги сразу.
Чёрвен вздохнула. С каждой минутой она все больше и больше теряла терпение. А Пелле все больше и больше беспокоился. Что, если папа не найдет этого противного Маттссона? Кто его знает, может, все уже изменилось. Может, Маттссон сидит в доме директора Карлберга и вовсю торгует Столяровой усадьбой, вместо того чтобы идти на рынок, купить ревеня, а потом поторопиться в свою контору и продать усадьбу папе. А тут сиди и жди… и ничего тебе не известно… Как ненавидел он этого Карлберга. И еще этого Маттссона! Неужели фру Шёблум нравится, чтобы он вел ее дела, почему бы ей самой их не вести?
Фру Шёблум? Она живет где-то здесь, в Нортелье… Неужто она хочет продать Столярову усадьбу? Она, верно, не в своем уме… Спросить бы у нее. Да, а почему бы нет?
— Ты знаешь фру Шёблум? — спросил он Чёрвен.
— А то не знаю, я всех людей на свете знаю.
— А где она живет?
— Где она живет? — переспросила Чёрвен. — Она живет в желтом доме, а неподалеку от него ость конфетный магазин, а совсем рядом — игрушечный.
Пелле молча размышлял. И У него все больше и больше болел живот. Наконец он вскочил со скамейки.
— Пошли, Чёрвен, искать фру Шёблум. Я хочу поговорить с ней.
Удивленная Чёрвен весело вскочила с места.
— А что скажет дядя Мелькер?
Пелле такой вопрос тоже приходил в голову, но сейчас он не хотел об этом думать. Он хотел найти фру Шёблум. Стареньким тетям Пелле обычно нравился, может, и ничего, если он ее спросит… Ой! Он сам толком не знает, про что ее спросит. Он знал только, что дольше невозможно сидеть сложа руки.
Чёрвен много раз бывала с мамой и папой в гостях у тетушки Шёблум. И все-таки найти желтый дом она не могла. Но она нашла полицейского и спросила его:
— Где тут конфетный магазин, который совсем рядом с игрушечным?
— Тебе нужно, чтобы все было в одном месте? — рассмеялся полицейский. Но потом, немножко подумав, сообразил, что она имела в виду, и показал детям дорогу.
И они побежали дальше по тесным, маленьким улочкам, мимо уютных домишек и нашли наконец конфетный магазин, который находился совсем рядом с игрушечным. Чёрвен огляделась.
— Вот! — показала она пальцем. — В этом желтом доме живет тетушка Шёблум.
Дом был невысокий, двухэтажный, с небольшим садиком и дверью, выходившей прямо на улицу.
— Позвони ты, — сказал Пелле. Сам он не решался.
Чёрвен надавила пальцем на кнопку звонка и долго не отпускала. Потом они стали ждать. Они ждали долго-долго, но никто не пришел и не открыл им двери.
— Ее нет дома, — сказал Пелле, сам не зная, огорчаться этому или нет. Вообще-то хорошо, потому что трудно разговаривать с незнакомыми людьми, но все-таки…
— Зачем же тогда у нее радио орет? — спросила Чёрвен, приложив ухо к двери. — Неужто ты не слышишь, как поют: «Весело было в субботу в дупле…»?
Позвонив еще раз, Чёрвен изо всех сил забарабанила в дверь. Но никто не отозвался.
— Она должна быть дома, — заявила Чёрвен. — Пойдем посмотрим с другой стороны.
Они обошли дом. Позади него, прислоненная к окну второго этажа, стояла лестница. Сквозь открытое окно слышались громкие звуки радио. Теперь они совершенно отчетливо слыхали, как «весело было в субботу в дупле…».
— Тетя Шёблум! — закричала Чёрвен.