Застроенная исключительно домами батальонного штаба (в виде крупных казарм и мелких домов для семейных), Хабаровка с реки поражает замечательной оригинальностью постройки и самого вида. Благодаря естественному строению Хабаровской горы, разбившейся на две — на три террасы, и отчасти предусмотрительности строителей, Хабаровка выстроена именно таким образом, что ни одно строение ее, как бы оно ничтожно и некрасиво ни было, не прячется от глаз, не скрывается одно за другим. При сравнительно малом числе строений Хабаровка кажется при выезде с Амура большим, людным и хорошо обстроенным селением. Дома Амурской компании, застроенные поодаль за оврагом на отдельной прикрутости по направлению к Уссури, в общем виде Хабаровского селения играют не последнюю роль и в свою очередь значительно дополняют своеобразность этого ландшафта. Лишь только проезжий очутится на берегу, стук топора и визг пилы преследуют его с утра до вечера везде: и на том краю, где выстроились в два ряда длинные казармы, и на другом фланге (как привыкли выражаться в Хабаровке), где опять идут казармы, несколько землянок и овраг с пересыхающим ручьем, за которым на горе и в невырубленном еще лесу поместились строения Амурской компании. Между домами кое-где огороды, во многих местах убраны свежие пни богатых и некогда рослых деревьев и, благодаря распорядительности начальства, с одного конца селения до другого (на расстоянии двух верст) проведена гладкая дорога, род шоссе. Шоссе это, воспользовавшись разлогами скал, спускается на берег Амура ниже скалы, разделяющей воду двух рек, и оканчивается там, где выстроены госпитальные здания. Лес на этой скале остался в целости, невырубленным; прочищены между деревьями дорожки и убран валежник, вследствие чего первобытное лесное место превратилось в довольно большой и красивый сад. С одного пункта этого сада, с одной площадки его, видна вся затейливая и хитро обдуманная постройка Хабаровки, видна Уссури с двумя песчаными отмелями, с низменным огромным островом, дальним высоким хребтом Хохцыр, виден прямо перед глазами широкий Амур, огибающий огромную низменность, ушедшую в бесконечную даль к станицам Новгородской, Спасской и Луговой[13]. Вторая расчищенная в саду площадка выводит наблюдателя уже прямо на Амур и показывает ему то место, где обе реки сошлись в одно русло, и только подле самого берега, под ногами, вода реки Уссури быстротой течения оспаривает свое место и право у спокойного, торжественного течения желтоватой воды амурской. Прямо перед глазами тянется еще во всей своей неоглядной красоте зеленая степь низменного левого амурского берега; правее и дальше выплывают амурские острова, и еще правее, по правому берегу Амура, потянулись уже вековые густые леса, наполненные дубами, лиственницей, буком, орешником и проч. На этот раз правый берег Амура — русский берег, нераздельно с левым принадлежащий по правительственному разделению, как известно, к Приморской области Восточной Сибири.
Во всяком случае, Хабаровку должны мы отнести к числу лучших, красивейших мест по всему долгому течению Амура и готовы, пожалуй, признать за ней все выгоды и преимущества для того, чтобы селению этому со временем превратиться в город[14]. Действительно, лучшего места для города выбрать трудно, и, вероятно, город и будет тут, если изменятся настоящие условия амурских заселений и если будущее Амура будет счастливее настоящего.
Уссури сделала Амур на дальнейшем течении его замечательно широким. Редко он успевает протянуть свое русло от гористого материкового берега до гор другого, противоположного, по большей части, как и прежде, застилаясь множеством островов, но зато острова эти становятся замечательно больше. Ветры, которые на этот раз по большей части низовые (встречные) и по преимуществу сильные и устойчивые, успевают разводить и гнать такие волны, которые решительно напоминают волны морские. В одном месте нам удается заметить такое огромное количество чаек, какое может быть видно только в одном Соловецком монастыре; но там чаек этих прикармливают — здесь они сами с невыразимым писком поминутно набрасываются на воду, предварительно описывая круги в воздухе. Видимо, рыбы тут много, и если не всякой, то по крайней мере мелкой. Не увеличивая своей глубины, река продолжает иногда затягиваться мелями и даже во многих местах сдавать так называемыми перелевами, т. е. песчаными косами такого рода, которые появляются среди реки и затягивают ее почти от одного ее берега до другого. По обыкновению, также замечательная на реке редкость — буяны — камни, случайно поместившиеся иногда в самой середине[15]. Береговые отпрядыши, откости, все еще по-прежнему очень часты и приметны для глаз по желтизне воды на всех местах подобного рода и по тем толкунцам, которые набивают набегающие волны — бельки. Течение реки заметно быстрей, по крайней мере на всем ближайшем к Хабаровке пространстве; быстрота эта приметно и значительно увеличивается во всех тех местах, естественно, где в Амур выбегают реки, всегда на этот раз горные, и, конечно, быстрые, и если не порожистые, то во всех случаях каменистые и рыбные. Горы, сопровождающие сначала один правый берег, а потом, на второй сотне верст от Хабаровым, оба берега, как будто круче и выше; вершины их острее, и, во всяком случае, все выкрыты довольно густым лесом, и все мрачного, неприветливого вида. Некоторые сопки, зачастую выходящие прямо на речной берег, высотой своей не уступают хинганским сопкам; большая часть из них голы и обрывисты. Иногда между горными кряжами задаются пространные низменности, но замечательно редко; все они заставлены густыми, темными рощами. Острова одни (которым положительно можно счет потерять) все еще бедны растительностью; на большую половину песчанистого свойства, обрывистые и обсыпчивые на всякой сильной и устойчивой волне, острова эти по большей части выкрыты чахлым кустарником, носящим на местном языке казаков и солдат название таволожника. Кустарники эти растут часто и плотно, с трудом проходимы, особенно когда по окраинам берегов они идут в сопровождении высокого бестолкового тальника. Река во многих местах подле берегов завалена грудами вырванных с корнем деревьев — явление особенно частое и особенно замечательное на Амуре. Здесь процесс строения берегов и образования коренного законченного русла все еще как будто не остановился ни на чем положительном, все еще как будто продолжается. Во многих местах острова значительно (наполовину иногда) уменьшились в величине и объеме; во многих они совершенно смыты, пропали. Особенно знаменательный факт совершился против ст. Горинской (Хоро). Там пропал нынешней весной остров, который по словам старожилов до прихода русских имел длины шесть верст; в начале нынешней весны от него оставался еще замечательно большой кусок длиной с версту. Вода пять лет подмывала его и потом, разломавши медленно и верно на несколько частей, рассыпала наконец в разные стороны без шуму, без грому, со всем сущим на нем: деревьями, камнями, бурундуками, крысами и прочим. Конечно, теперь в этом месте образовалась мель. Берега Амура густо поросли лесом: березой, пихтой, сосной и елью; часто на прибрежный щебень из падей выбегают живые, свежие ручейки-ключи, которые, кажется, нынешней только весной выбились на свет Божий и мчат себе без русла прямо по камням и через них, мало-помалу быстротой своей раздвигая их. Летом образуется русло; к осени оно пересохнет и на осенних дождях, по всему вероятию, снова расширится. Зимой все это затянет снегом и закрепит льдами; на будущую весну ручей вздумает проложить новую дорогу, и старое русло пропало навеки. Таких ложбинок по прибрежьям очень много.
Сторонние виды на этом низовом течении Амура необычайно дики, особенно по правому берегу реки темная, густая полярная зелень сосен, пихт и елей сумрачно глядит по низовьям этого берега, и леса, то, постепенно понижаясь и возвышаясь, взбираются по ближайшему невысокому гребню, то, редея и путаясь с свежей зеленью недавно распустившихся берез и лиственницы, рассыпаются по всей ширине и длине ближайших к воде прибрежий. Хороши и картинны во всех этих случаях подъемы на горные отлогости по ровным, словно подстриженным, вершинам деревьев. Тянутся леса эти ровно и гладко на широком пространстве и, постепенно чернея вдали, пропадают в падях, заставленных новой горой, также вплотную выкрытых такой же рощей. А там дальше, назади, словно великаны, стоят настороже высокие хребты плотной и мрачной стеной. Зелень там стушевалась в громадную черно-синюю площадь, по зубчатым вершинам которой стелются и липнут по местам, что облака, белесоватые и длинные клубы туманов. Но зато мирно глядит левый берег, весь усыпанный мелким щебнем, между которым с великим трудом можно отыскать крупные камни. Камни эти, как осколки, сопровождают только скалистые берега; у лесов же, как и на низменных берегах, большие крупные камни — замечательная редкость.
Дикость и бесприветность всех этих мест удваивается еще крайним безлюдьем. На всем этом пространстве от Хабаровки до Мариинска (в пятьсот с лишком верст) весьма редко расставлены одинокие избы в расстоянии одна от другой в 30 — 35 — 40 верстах. Избы эти носят названия по большей части ближайших к ним гольдских селений и рек, чаще отличаются номерами, по счету, начатому с Хабаровки. Избы эти — станки, деревянные дома, наполовину не отстроенные, — населены небольшим числом (меньше десятка) линейных солдат, получающих казенное содержание и обязанных смотреть за казенными почтовыми лошадьми, рубить лес для казенных пароходов. Они выстроили эти избы и перестроили их, когда время в явь показало, что все, что скоро, не бывает споро. За все это солдаты получают 1,5 фунта хлеба (сухарями), муки, когда подвезут, крупы, когда дадут, и вот уже почти полгода не получают ни щепотки соли. Что и рыба гольдская, что и дичь лесная без этой приправы?
При некоторых избах семейными солдатами разведены огороды, вырублены значительные лесные росчисти, но пахотных мест нигде не заготовлено — и по необязательству, и за недосугом. В помещении этих станков замечается одно общее стремление — ставить их ближе к селениям гольдов, без разбора удобных или неудобных мест; некоторые из них очутились на острове и иногда на подмываемых водой берегах, отчего некоторые станки принуждены были перенести во второй раз на новые места. При некоторых из них построены бани, по большей части из первоначальных землянок; около многих сооружены сараи для складов пайка и покупной у гольдов провизии. Выстроенные на местах, открытых ветрам, станционные избы представляют вид разрушения: разметанные крыши, разбитые окна. У некоторых из этих станков пристроено несколько новых изб, назначенных для так называемых гражданских переселенцев, плывущих сюда из внутренних русских губерний. Таково, по крайней мере, селение Горинское.