Мария оделась и пошла в столовую, где давно дожидалась ее Николь. Шагая по анфиладе белых комнат дворца, она снова и снова вспоминала бал, что не давал ей уснуть едва ли не до рассвета. Вспоминала, как гурьбой проводили ее к лимузину молодые люди, удостоившиеся чести танцевать с нею, как они совали свои визитки или записочки, как говорили что-то, перебивая друг друга, кто по-французски, кто по-русски; были среди них и красивые, и богатые, и умные, а Его не было… Иначе кольнуло бы в сердце, иначе бы она почувствовала…
– Поздравляю! – сказала Уля, когда они наконец поехали. – Вот это успех!
– Да, что-то вроде успеха, – устало улыбнулась Мария, – но все не то… А как у тебя?
– А у меня кукла! – сказала Уля, сияя, и подала ей со своих колен правой рукой хорошенькую матерчатую куклу, с льняными косичками, в русском сарафане, в лаптях, даже с бусами на шее. – Переверни: она «мама» говорит.
Мария перевернула куклу, раздалось едва слышное за гулом мотора: «мама».
– Какая прелесть! Откуда она у тебя?
– Представляешь, сижу себе, жду-пожду, а тут подбегает какой-то мужичок в шинели до пят, худенький такой, но вот с таким громадным чубом! – И Уля бросила руль, чтобы показать размеры чуба. Колеса чуть рыскнули по булыжной мостовой, но Уля ловко выправила машину. – Да, подбегает этот мужичок и говорит, по его мнению, как бы по-французски: «Мадемуазель, не купите ли у меня замечательную куклу?» – «Покажи», – говорю я по-русски. Ну тут он обалдел – не ожидал в такой машине русскую встретить. – «Глядите, ваше благородие». – Вынул из-под полы эту куклу и сунул мне в окошко. А я вижу, у него на каждой поле шинели, изнутри, еще по десятку разных кукол навешано, и русских красавиц, и казачков. «Кукла отличная, – говорю, – да у меня с собой ни сантима». – «А вы, – говорит мужичок, – на почин так возьмите! На память, – говорит, – от есаула Калюжного!» А я ему говорю: «Так я не могу!» А он: «Возьмите, барышня, ради Христа, а то мне сегодня удачи не будет!» – «Хорошо, – говорю, – возьму, только с одним условием: через шесть дней, двадцать первого января, в восемь вечера на это место я принесу деньги». – «Есть! – говорит, – ваше благородие!» И побежал к подъезду «Метрополя» торговать. Покупатели на его товар находились. – Уля взяла из рук Марии куклу и поцеловала ее. – Да, я же самое главное забыла тебе сказать. Я ему кричу: «А как зовут твою куклу?» И он вдруг как ляпнет: «Да хоть Ульяна!» И побежал. Почему Ульяна? Так я и не знаю. Не подошел он больше ко мне. Теперь двадцать первого числа ждать?
– Судьба, значит, – уверенно сказала Мария, – значит, судьба.
Так оно и вышло. В конце концов Ульяна Ивановна Жукова и есаул Андрей Сидорович Калюжный обвенчались в одном из русских ресторанов Бьянкура, а если говорить точнее – в одном из ресторанных залов, отведенных хозяином заведения совершенно бесплатно для совершения брачных обрядов. Все было кое-как и на скорую руку, но зато венчал новобрачных сам митрополит Евлогий – глава Белой Церкви. В соседнем зале стучали вилками и ножами, звенели бокалы, слышались обрывки каких-то пьяных излияний, сугубо русских: «Ты-ы м-меня у-ув-уважаешь!» Со стороны невесты была Мария, а со стороны жениха никого не было, его приятель не пришел: как потом выяснилось, перепутал рестораны. Ульяна перебралась жить к мужу в комнатку на мансарде пятиэтажного дома без лифта, с очень узкой и крутой лестницей, правда, платил Андрей Сидорович за эту комнатушку очень недорого. Есаул был человек даровитый: он и пел, и плясал, и играл на баяне, и мастерил таких кукол, каких никто не умел делать. Куклы и казачки а ля рюс продавались хорошо, Ульяна вовсю помогала мужу и даже подумывала о том, чтобы оставить работу на заводе. Но, слава богу, уже месяца через три выяснилось, что есаул запойный и рассчитывать на него всерьез не приходится. Он допивался до чертиков, спускал все до последнего сантима, а когда Уля, бывало, тащила его на спине на их верхотуру, есаул подавал команды осипшим голосом:
– Эска-адрон, справа за-езжай! Марш! Марш!
Детей у них, к счастью, не было. А Уля так и мыкалась с ним до сих пор по славному городу Парижу.
Сто раз пыталась Мария уговорить Улю оставить господина есаула, но та была непреклонна:
– Не брошу я его, не проси. Значит, такой мне крест нести, на то воля Божья!
Так, вспоминая заполошного есаула и свою любимую кузину Улю, и подошла Мария к дверям столовой губернаторского дворца.
– Привет, Мари! – встретила ее Николь. – Выспалась?
– Выспалась, но почти до утра не могла уснуть.
– Тебя что-то беспокоило? – вскинула брови Николь.
– Нет. Просто я вспоминала франко-русский бал двадцать восьмого года.
– А-а, тот, где ты с Шанель?
– А ты откуда знаешь?
– Мы и здесь, и в Алжире, и в Марокко всегда получали и получаем все основные парижские газеты, и мы видели твое фото с Шанель и очень порадовались за тебя! Да, кстати, нам надо устроить прием и бал в твою честь. И чем быстрее, тем лучше!
– Но, Николь, это ведь большие расходы…
– Чепуха! Все окупится. К тому же я обязательно приглашу царька туарегов. Хоть посмотришь, кому ты предназначалась.
– Интересно, – сказала Мария, – здорово! Ух, я с ним пофлиртую будь здоров! Он старенький?
– Понятия не имею. Садись, выпьем кофе. Александер!
В ту же минуту явился Александер.
– Кофе по-туарегски – мне и графине. Ты знаешь, как он делается?
– Как бедуинский, только чуть слабее и с лимоном.
– Молодец, Александер! Да, – обратилась Николь к Марии, – там папа (так она называла теперь мужа) оставил для тебя на своем столе кучу бумажек.
– Хорошо, я посмотрю.
Александер лично принес поднос с двумя крохотными чашечками кофе и с дольками лимона на мелкой тарелочке.
– Ну как тебе кофе? – спросила гостью Николь.
– Ничего.
– Наверное, и царек у них такой же! – засмеялась Николь, – Но помни: я его обязательно приглашу.
– Помню, помню! Спасибо за кофе, я ухожу работать. – И Мария пошла в кабинет генерал-губернатора, к его финансовым бумагам. Остановившись у выхода из столовой, попросила Николь: – Со своей стороны я тоже попрошу тебя пригласить двух-трех людей, ну и, конечно, моего банкирчика с женами. Это уж ты обставь как можно торжественнее, хорошо?
– Договорились! – с радостью согласилась Николь, которая обожала всякого рода игры.
До обеда Мария занималась деловыми бумагами губернатора. Часть бумаг была в полном порядке, а часть пестрела ошибками. Мария обнаружила несколько крупных переплат по сделкам, пустые бланки, но, увы, заверенные подписью губернатора и его печатью, много неряшливо оформленных документов, несколько весьма важных договоров, заверенных нотариусом задним числом, и еще много всякой бухгалтерской мелочовки, каждая из которых сама по себе была почти безобидна, а в куче они составляли весьма неприглядную картину и, главное, давали массу возможностей для махинаций, как говорится, развязывали руки тому, кто хотел бы что-то передернуть или запутать. Марии стало ясно, что тот, кто вел эту финансово-хозяйственную работу, делал все недобросовестно, но очень ловко. Видимо, это был и опытный, и небесталанный жулик. Но как сказать губернатору? И Мария решила не доводить до его сведения никаких своих умозаключений и оценок, а изложить только факты.
Когда вечером приехал губернатор, Мария сказала, что ей нужно еще три дня. Время нужно было не для того, чтобы разбираться с огрехами и упущениями, а для того, чтобы придумать, выработать какие-то свои конкретные предложения по дальнейшей работе. На том они и порешили. Снова пришлось звонить в дом Хаджибека и говорить о русских друзьях. Трубку взяла Хадижа:
– Мари, я все знаю! Мой отец уже поехал к этому туарегу. Если хочешь, мы заставим его приползти к тебе на коленях!
– О чем ты, Хадижа?
– Ты прекрасно знаешь о чем. Тебя ловили для гарема! В тебя стреляли! Мой отец – не последний человек среди берберов всех племен, а ты моя сестра! Волос не упадет с твоей головы! Мы никому не дадим тебя в обиду! Я понимаю, сейчас ты приходишь в себя. Ты боишься вернуться!
– Слушай, Хадижа, – строго сказала Мария. – Не кричи и слушай меня внимательно. Спасибо тебе и спасибо твоему отцу. Я поеду на остров Джерба лично поблагодарить его за внимание к моей персоне. Я никого не боюсь. Сейчас в доме моих друзей я занята делами. Мне нужно еще три дня. Да, они стреляли в меня – это правда. Но ты подумай, как им повезло! Во-первых, они промахнулись, все пятеро, а во-вторых, у меня не было оружия, значит, им снова повезло, потому что я бы не промахнулась…
Хадижа засмеялась.
– Я люблю тебя, Мари! Я жду тебя, Мари, сестра моя! – И положила трубку.
Генерал выслушал доклад Марии очень внимательно и сказал:
– Вы так изображаете дело, будто все совсем неплохо в моих бумагах. Вы подбираете слова, чтобы меня не обидеть. Не бойтесь, называйте вещи своими именами. На сколько нагрел меня этот сукин сын управитель? Я вам соврал, что он в отпуске. Мы расстались навсегда. Сейчас он уже в Америке. Так на сколько? Хотя что я от вас требую, вы еще не смотрели балансы…
– Балансы! – Мария усмехнулась. – Как говорил банкир Жак: «Две вещи легко и охотно подделываются – родословные и балансы».
– Он прав! – засмеялся губернатор. – Так приблизительно на сколько?
– Приблизительно… – Мария промолчала. – Приблизительно миллиона на полтора.
– Чего? – Губернатор позеленел.
– Франков…
– Я понимаю, что не зубов крокодила – есть такая разменная монета у одного из африканских племен. – Губернатор попытался улыбнуться, но это ему не слишком удалось. Цифра, которую назвала Мария, едва не сбила его с ног.
– Через два-три дня я смогу сообщить вам точную сумму, с погрешностью в пять-шесть тысяч.
– Как же вы это сделаете? – недоверчиво пробормотал губернатор.
– Сделаю. Все-таки я закончила математический факультет университета в Праге и Русский коммерческий институт в Париже. – уверенно сказала Мария.