Фоника ударных гласных в четырех строках «оригинала» дает расположение: у-е-а; о-о-а; иоо-а; еае-а; в четырех строках «перевода»: еаеау; ао-е; оуоу; е-о-е. В «оригинале» движение артикуляции от закрытости к открытости во всех строках плавное (и только в четвертой изломанное, еае-а); в «переводе» движение от открытости к закрытости во всех строках изломанное (и только во второй плавное, ао-е).
Все строки «оригинала» кончаются на широко открытое а (традиционная «звуковая точка», по выражению А. В. Артюшкова), тогда как внутри строк это а появляется лишь единожды: налицо отчетливый контраст. Строки «перевода» кончаются на у и е, и внутри строк эти у и е появляются еще четыре раза; рифмующий звукоряд не контрастирует, а сливается с внутренними. В строках «оригинала» — 4 повтора ударных гласных, из них два — подряд (о — о и оо); в строках «перевода» — 5 повторов ударных гласных, но из них ни одного — подряд; от этого звукопись кажется пестрее и беспорядочнее.
Фоника согласных (без учета твердости-мягкости и позиционных оглушений) в четырех строках «оригинала» дает следующую картину внутристрочных повторов: в-чсс-в-чнн; рд-рд-тт; лна-лна-лна; ннн-зз. В четырех строках «перевода»: ввчнйчасйаснй; ттв-ддв; пнй-нлный-плный; вр-вр. В «оригинале» повторами захвачена меньшая доля консонантного состава, чем в «переводе» (42 % против 53 %), зато повторяющиеся согласные расположены упорядоченнее, и повторы, по-видимому, ощутимее.
Рифмы «оригинала» — субстантивная и глагольная; рифмы «перевода» — только субстантивные. Глагольные рифмы считаются предосудительно легкими, и современные переводчики избегают их даже тогда, когда в подлиннике они налицо. Таким образом, эта перемена тоже характерна для разницы между «оригиналом» и «переводом».
Наконец, оглянемся на обрамление «оригинала» и «перевода» — на строфы I и III. Первая строфа — три фразы (1 + 1 + 2 строки) и в них стилистический диссонанс — прозаизм «Расположенье подлинного текста». Точно такое же строение, как мы видели, имеет не парная к ней вторая строфа («оригинал»), а зеркально расположенная четвертая, последняя строфа («перевод» — с прозаизмом «И затихает в городе движенье»). Третья строфа — четыре фразы (по одной строке каждая); точно такое же строение имеет зеркально расположенная вторая строфа («оригинал»). Таким образом, композиция всего стихотворения оказывается построена по зеркальному принципу, зеркальный принцип подсказан образом зеркала, а образ зеркала — темой стихотворения: переводом, «отображеньем».
Из сказанного видно, что расположение материала по строфам стихотворения никак не случайно. Если мы поменяем местами «оригинал» и «перевод» — строфы II и IV, — то образы от начала к концу станут ярче, стилистика богаче, фоника упорядоченнее, «отображенье» станет выразительнее своего образца. Соответствие формы содержанию разрушится или, во всяком случае, станет сложнее и трудноуловимее. В настоящем же виде тема «перевода-зеркала» полностью определяет строение стихотворения.
Считается, что соответствие формы содержанию — привилегия великих литературных произведений. Разбор скромного стихотворения Д. С. Усова показывает, что, пожалуй, не только великих. Было бы интересно аналогичным образом обследовать гипотетически перестроенный вид этого стихотворения — с переставленными строфами II и IV. Несомненно, композиционные закономерности удалось бы найти и там, но они были бы сложнее. Когда удастся меру такой сложности выражать в объективных количественных показателях, тогда, вероятно, можно будет выявить оптимальную степень сложности, соответствующую интуитивно ощущаемым (разными читателями по-разному) характеристикам «хорошо — плохо».
P. S.Небольшая заметка о Д. С. Усове с подборкой его стихов была напечатана Н. А. Богомоловым в альманахе «Ново-Басманная, 19» (М., 1990). Многочисленные его переводы не собраны и не изучены; а их «буквализм без крайностей» мог бы быть своевременным сейчас, когда антибуквалистский «творческий перевод» временно исчерпал себя. Особенно интересны должны быть его переводы с русского на немецкий: часть их печаталась в Музгизе при нотах на стихи русских классиков, часть — из поэтов XX века, от Блока до Тихонова, — вероятно, можно найти в немецких журналах 1920‐х годов. Некоторые его переводы обсуждались в ГАХН; в протоколах отмечалось, например, что темное стихотворение Мандельштама «Век» в его переводе было понятнее, чем в подлиннике.
СТИХ ПЕРЕВОДОВ О. МАНДЕЛЬШТАМА ИЗ СТАРОФРАНЦУЗСКОГО ЭПОСА[211]
О. Мандельштам работал над переводами из старофранцузского эпоса в начале 1920‐х годов. Переведены были отрывки из «Жизни святого Алексея», «Песни о Роланде» (шесть эпизодов), «Паломничества Карла Великого в Иерусалим и Константинополь» (два эпизода), «Коронования Людовика», «Битвы при Алискансе», «Сыновей Аймона» и «Берты — Большой Ноги». Из всех этих текстов Мандельштам напечатал только «Сыновей Аймона» (в журнале «Россия», 1923, № 5, в альманахе «Наши дни», 1923. № 3, и в «Камне», 3‐е изд., 1923). Об остальных он публично не вспоминал, и они были забыты. В 1967 году «Алексей» и «Алисканс» появились в Собрании сочинений под ред. Г. Струве и Б. Филиппова (2‐е изд. Т. 1. Нью-Йорк, 1967); остальные тексты опубликовала В. А. Швейцер в «Slavica Hierosolymitana» (1979, vol. 4). Мы пользовались их текстом по изданию: О. Мандельштам. Сочинения. Т. 2. Проза, переводы (подготовка текста переводов и комментарии к ним — А. Д. Михайлова). Нумерация эпизодов — по этому изданию. Мы позволили себе только заменить рукописную редакцию первых трех строк «Сыновей Аймона» печатной редакцией самого Мандельштама.
Источником текста являются два списка рукой Н. Я. Мандельштам (во втором — пять строк рукой самого Мандельштама и тридцать строк — рукой третьего лица). Они хранятся в архиве ИМЛИ, ф. 225, 1.1, и подробно до сих пор не описывались. Первый, в формате школьной тетради (часть страниц — в крупную клетку), под заглавием «Избранные отрывки из старо-французской эпической литературы (Chansons de geste). Перевод Осипа Мандельштама», 62 л., имеет издательские пометки, из которых следует: рукопись была сдана в «Госиздат» 23 мая 1922 года, побывала у А. Воронского, получила краткий отрицательный отзыв проф. И. И. Гливенко от 13 ноября 1924 года и в тот же день ушла в архив издательства. Состав сборника: «Chanson de Roland (Роланд отказывается трубить в рог, Смерть Роланда, <Смерть Альды>)», «Паломничество Карла…» (отр. <2>), «Коронование Людовика», «Алисканц» (так! — на вложенных листках половинного формата), «Из повести об Алексее…» и «Geste de Doon de Mayence (<Сыновья Аймона>)». В конце — две страницы неизвестной рукою (не Гливенко) с черновыми критическими замечаниями к «Роланду», «Коронованию Людовика», «Алексею» и «Алискансу»; к ним мы еще вернемся. Второй список — в формате машинописного листа, под заглавием (карандашом, чужой небрежной рукой) «Старо-французский героический эпос. Пер. О. Мандельштама», 38 л., без издательских пометок. Состав: «Chanson de Roland» (те же три отрывка, с номерами, без заглавий), «Паломничество Карла…» (тот же отр. <2>), «Коронование Людовика», «Сыновья Аймона (Geste de Doon de Mayence)», «Алисканс», «Жизнь святого Алексея»; затем, начиная с л. 21, на другой бумаге (в мелкую клетку) — опять «Chanson de Roland (Начало (запевка)», «Смерть Оливье» и отр. <5>, «Балигантова подмога»), опять «Паломничество…» (отр. <1>) и «Берта — Большая Нога». В конце — четыре страницы с собственными стихами Мандельштама: «Война. Опять разноголосица…» (5 строф), «Ветер нам утешенье принес…» и «Давайте слушать грома проповедь…» (4 отрывка, 12 строф). Таким образом, во втором списке перед нами сперва — тот же набор текстов, что и в первом (с небольшими перестановками), а затем — как бы приложение из добавочно переведенных отрывков.
Внимания исследователей эти тексты не привлекали: казалось, что это случайная работа для заработка, для которой Мандельштам воспользовался опытом своих студенческих занятий романистикой в Гейдельберге и Петербурге и, может быть, консультациями своего бывшего учителя проф. В. М. Шишмарева (предположение А. Д. Михайлова). Между тем эти переводы крайне интересны и по стилю, и по стиху: аналогичных опытов нестандартного, несиллабо-тонического стиха во всем корпусе оригинальных стихов Мандельштама нет, и во всех известных нам (очень немногочисленных) опытах русских переводов старофранцузской поэзии — тоже.
В существующем печатном виде эти отрывки представляют собой хаос стихотворных размеров, отпугивающих своей непривычностью. Первое, что мы должны сделать, — рассортировать их. Именно здесь нам помогает знакомство с рукописями. Самых главных для нас отличий между двумя рукописями — два. Во-первых, в первой рукописи все строки записаны по полустишиям: «Роланд, мой друг, / Трубите в Олифан; / Услышит нас Карл, / Что ущельем идет…» (так, по полустишиям, были напечатаны и «Сыновья Аймона» в «Наших днях»), а во второй — по целым стихам: «Роланд, мой друг, трубите в Олифан…» (так были напечатаны и «Сыновья Аймона» в «Камне» 1923 года). Во-вторых, во второй рукописи все отрывки, составившие приложение, переведены размером, которого в первой рукописи не было: каким именно, мы скоро определим.
В целом же при ближайшем наблюдении в переведенных отрывках можно выделить пять основных размеров. Их мы и попробуем описать по отдельности.
Силлабический 10-сложник. У Мандельштама этим размером переведены следующие отрывки: «Песнь о Роланде», тирады 1 «(Запевка)», 147, 148, 149 «(Смерть Оливье)»; «Паломничество Карла…», 6, 7, 8, 13 (приезд в Иерусалим); «Берта», 1, 25, 28, 38 (все, что переведено). Все эти тексты входят в приложение, появляющееся лишь во второй рукописи. Примечательно, что в подлиннике «Паломничество…» и «Берта» написаны не 10-сложником, а 12-сложником; то ли Мандельштам не обратил на это внимания, то ли (вероятнее) на этой стадии работы он предполагал унифицировать размер перевода для удобства читателя.