Черновых рукописей Мандельштама сохранилось очень немного. Тем дороже, что среди них по случайности сохранились черновики четырех переводов из Петрарки, сделанных поэтом в ноябре 1933 — январе 1934 года. Мандельштам перевел сонеты 301, 311, 164, 319. Эти переводы уже привлекали внимание исследователей: о них писали И. М. Семенко, Д. Муредду, Т. Венцлова[217]. Особенно важно исследование Ирины Михайловны Семенко, специально посвященное анализу их черновых вариантов. Мы лишь попробуем по ее следам уточнить последовательность работы Мандельштама над одним из этих переводов и определить принципы, которыми он в этой работе руководствовался. Материалом взят сонет 319, «Промчались дни мои, как бы оленей…». Два листка его черновиков хранятся сейчас в архиве О. Мандельштама в Рукописном отделе библиотеки Принстонского университета, Co. 539, b. 2, f. 22 (ср. микрофильм II, 561–562); их репродукция — в книге И. М. Семенко «Поэтика позднего Мандельштама» (1995, перед с. 65). Мы имели возможность работать в этом архиве в 1994–1995 годах и благодарны за это фонду IREX и руководству Рукописного отдела. Неоценимой помощью в работе были консультации Е. В. Алексеевой и С. В. Василенко.
Переводы никогда не были главным в творчестве Мандельштама. Однако для исследования они представляют большой интерес вот по какой причине. Когда поэт работает над оригинальным произведением, мы никогда не знаем, вполне ли он осуществил свой исходный замысел, и лишь условно принимаем это как данность; в действительности мы имеем только то, что получилось у поэта, и никогда не имеем того, к чему стремился поэт. Когда же поэт работает над переводом, мы точно знаем, к чему он стремился: к тому, что и как написано в оригинале. Перевод оказывается равнодействующим трех факторов: что переводчик должен, что он может и что он хочет. Что он должен — это задано оригиналом. Что он может — это определяется средствами его языка, запасом звуков, слов и форм речи. Что он хочет — это те его художественные (а часто и идейные) предпочтения, которыми он руководствуется при выборе нужных ему средств из этого запаса. Это те глубинные черты его творческой личности, от которых он при всем желании не может отделаться: как бы то, чего он не может не сказать, о чем бы ни говорил. Все это относится и к прозаическому переводу; но стихотворный перевод интереснее для анализа, потому что в нем для переводчика больше ограничений на то, «что он может»: не только языковых и стилистических, но и стиховых. Примеры этому мы сейчас увидим.
Текст Петрарки таков (по изд. U. Hoepli 1908 года, которое было в распоряжении Мандельштама):
1 I dì miei, più leggier’ che nesun cervo,
2 fuggir come ombra; et non vider più bene
3 ch’un batter d’occhio et poche ore serene,
4 ch’amare et dolci ne la mente servo.
5 Misero mondo, instabile et protervo!
6 Del tutto è cieco chi ’n te pon sua spene;
7 chè ’n te mi fu ’l cor tolto, et or sel tene
8 tal ch’ è già terra et non giunge osso a nervo.
9 Ma la forma miglior, che vive anchora,
10 et vivrà sempre su ne l’alto cielo,
11 di sue bellezze ogni or più m’innamora;
12 et vo, sol in pensar, cangiando il pelo,
13 qual ella è oggi, e ’n qual parte dimora,
14 qual a vedere il suo leggiadro velo.
Подстрочный перевод:
1 Дни мои легче любого оленя
2 промчались тенью, и не дольше видели блага,
3 чем на мгновенье ока и на немногие светлые часы,
4 которые горькими и сладкими храню я в уме.
5 Жалкий мир, непрочный и строптивый,
6 тот вовсе слеп, кто возлагает на тебя надежду:
7 ибо в тебе вырвали из меня сердце, и теперь его держит
8 та, что уже прах, и (в ком) разъялись кость с жилой.
9 Но тот лучший образ, который еще живет
10 и вечно будет жить там, в вышнем небе,
11 все больше меня влюбляет в свои красоты;
12 и волос мой седеет, едва помыслю,
13 какова она ныне, и в каких местах пребывает,
14 и каков воочью легкий ее покров.
Перевод Мандельштама прошел через три редакции. Перевод терцетов установился в первой же из них и далее не менялся. Все переработки относятся к катренам, ст. 1–8.
Первая редакция — текст на первом листке, записанный (или переписанный) карандашом рукой Н. Я. Мандельштам как уже готовый, с двумя лишь помарками:
1 Промчались дни мои, как бы оленей
2 Косящий бег. Срок счастья был короче
3 Чем взмах ресницы. Из последней мочи
4 Я в горсть зажал лишь память наслаждений
5 Нет, не хочу надменных обольщений
6 Ночует сердце в склепе скромной ночи
7 [Среди? Средот?] К земле безкостной жмется. Средоточий
8 Знакомых ищет, сладостных сплетений
9 Но то что в ней едва существовало
10 Днесь вырвавшись наверх, — в очаг лазури
11 Пленять и ранить может, как бывало.
12 И я догадываюсь, [хмуря брови] брови хмуря
13 Как хороша, к какой толпе пристала,
14 Как там клубится легких складок буря
Позднее надписан рукой Мандельштама (другим карандашом) эпиграф: «I di miei piu leggier’ che nesun cervo <. — > Petrarca»; а над текстом проставлены (третьим карандашом) крупные цифры [4]3, обозначавшие место стихотворения в цикле четырех сонетов.
Сохранено 11 знаменательных слов из 54 слов подлинника: промчались дни, как бы оленей, срок счастья был короче, сердце, земля, наверх, пленять, легких. Коэффициент точности — 20 %.
[Опущено] 16 знаменательных слов из 54: как тень, видели, немногие светлые и горькие, возлагает на жалкий и непрочный мир, теперь, уже, лучший образ, вечно будет жить, воочью.
<Добавлено> 12 знаменательных слов из 54 слов перевода: бег, из последней мочи, безкостной, знакомых, сладостных, вырвавшись, и ранить может, там клубится буря. Коэффициент вольности — 22 %.
(Заменено) 25 на 29 знаменательных слов: легкий / косящий (бег); мгновенье ока / взмах ресницы; сладкие / наслаждений; храню / в горсть зажал; в уме / память; строптивый / надменный; слеп, кто (возлагает) надежды / нет, не хочу обольщений; (сердце) вырвали / ночует в склепе скромной ночи; держится / жмется; разъялись кость с жилой / ищет средоточий и сплетений; (то, что) еще живет / едва существовало; в небе / в очаг лазури; все больше / как бывало; волос седеет / хмуря брови; помыслю / догадываюсь; (в каких) местах пребывает / (к какой) толпе пристала; покров / складки.
(Перенесено) 2 знаменательных слова: красоты / (как) хороша; ныне / днесь.
Правка первой редакции наносится поверх этого текста рукою Мандельштама, почти вся — карандашом. В последовательности наслаивающихся вариантов, насколько ее удается установить, это выглядит так (отклонения от предыдущего варианта выделены курсивом):
2а Косящий бег, поймав немного блага
3а На взмах ресницы. Смешанная влага
4а Струится в жилах: пепел наслаждений
б Струится в жилах: горечь наслаждений
5а По милости надменных обольщений
б Слепорожденных ставит на колени
в Царей и нищих ставит на колени
6а Злая краса. Кипит надежды брага
б Надменный мир! Кипит надежды брага
7а А сердце где? Его любовь и тяга
8а Уже земля без нежных разветвлений
б Уже земля родимых<разветвлений?>
в Уже земля и лишена сплетений
г Щепоть [земли, лишенная] сплетений
д Не узнает телесных и
е Не узнает родимых
Вариант 8д нанесен чернилами и поэтому (вместе с вариантом 8е), по-видимому, является последним слоем правки. (Ключевое слово телесных прочитано С. В. Василенко.) Но вариант 8 г приписан на поле и поэтому тоже может быть последним.
Получившийся текст с дополнительными изменениями переписывается на второй листок — карандашом, рукой О. Мандельштама. Это — вторая редакция:
1 Промчались дни мои — как бы оленей
2а Косящий бег. Поймав немного блага
3б На взмах ресницы. Пронеслась ватага
4в Часов добра и зла, как пена в пене…
5б Слепорожденных ставит на колени
6б Надменный мир. Кипит надежды брага.
7а А сердце где? Его любовь и тяга —
8е В жирной земле без нежных разветвлений
9 Но то, что в ней едва существовало,
10 Днесь, вырвавшись наверх в очаг лазури
11