Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках — страница 81 из 97

Пленять и ранить может как бывало.

12 И я догадываюсь, брови хмуря:

13 Как хороша? К какой толпе пристала?

14 Как там клубится легких складок буря?

8 янв. 34

Закончено после известия о смерти Б. Н. Бугаева

Сохранено 14 знаменательных слов из 54: промчались дни, как бы оленей, немного блага, часов, слеп, мир, надежды, сердце, земля, наверх, пленять, легких. Коэффициент точности — 26 %.

[Опущено] 15 знаменательных слов из 54: как тень, немногие светлые, храню в уме, возлагает на жалкий, непрочный, теперь, уже, лучший образ, вечно будет жить, воочью.

<Добавлено> 18 знаменательных слов из 55: бег, пронеслась ватага, как пена в пене, ставит на колени, кипит брага, любовь, в жирной без нежных, вырвавшись, и ранить может, там клубится буря. Коэффициент вольности — 33 %.

(Заменено) 21 на 21 знаменательное слово: легкий / косящий (бег); видели на мгновенье ока / поймав на взмах ресницы; (часы) горькие и сладкие / добра и зла; строптивый / надменный, (сердце) вырвали / (сердце) где?; (его) держит / (его) тяга; разъялись кость с жилой / без <нежных> разветвлений; (то, что) еще живет / едва существовало; в небе / в очаг лазури; все больше / как бывало; волос седеет / хмуря брови; помыслю / догадываюсь; (в каких) местах пребывает / (к какой) толпе пристала; покров / складки.

(Перенесено) 2 знаменательных слова: красоты / (как) хороша; ныне / днесь.

Правка второй редакции (карандашом, рукой Мандельштама) ограничивается, как сказано, первыми восемью строками. Кроме перечисляемых изменений, в ст. 2 и 3 над прописными «П» поставлены черточки: знак ли это снижения прописных букв (И. М. Семенко) или просто особенность почерка (С. В. Василенко), судить не беремся.

4 г Часов добра и зла, в прозрачной смене

4д=в Часов добра и зла, как пена в пене

5 г Слепорожденья униженье, пени

д Слепорожденье<,> униженье, пени

И солодовая надежды брага

Не от нее ли<…тяга>

6 г Земля безкостна, [как] Умиранье наго

Надежда лжива. Умиранье наго

А еще тянет та, к которой тяга

Двух косточек не свяжет в жирном тлене

7 г [В земле безкостной] <та, к которой тяга>

Чьи золотые жилы в жирном тлене

Слепорожденным — радуга явлений.

Не потому ль и умиранье наго,

Что в землю тянет та, к которой тяга,

Чьи струны сухожилий в жирном тлене?

О семицветный мир лживых явлений!

Печаль жирна и умиранье наго!

7е=в А еще тянет та, к которой тяга,

Чьи струны сухожилий тлеют в тлене.

Эта правка складывается в третью редакцию перевода; была ли она переписана набело, мы не знаем. В истории текста она представляет собой тупик: Мандельштам о ней забывает. Через четыре месяца его арестуют, стихотворная работа прерывается. Через два года, уже в воронежской ссылке, он составляет с помощью Н. Я. Мандельштам итоговый свод своих стихов 1930–1935 годов («Ватиканский список»); перевод 319‐го сонета записан там в первой редакции (с вариантами строк 4а и 5а: «Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений. По милости надменных обольщений…») и взят в квадратные скобки как неокончательно решенный. Был ли это последний авторский выбор или просто в Воронеже не оказалось под рукой листка с последней редакцией, неизвестно. Издательское решение этой текстологической проблемы остается спорным: Г. Струве и Б. Филиппов (1967), П. Нерлер (1990 и 1993), Ю. Фрейдин и С. Василенко (1992), А. Мец (1995) печатают в основном корпусе первую редакцию (по «Ватиканскому списку»), Н. Харджиев (1973) — третью. Но для нас сейчас это несущественно. Итак, третья редакция:

1 Промчались дни мои — как бы оленей

Косящий бег<,> поймав немного блага

На взмах ресницы<,> пронеслась ватага

Часов добра и зла, как пена в пене…

О семицветный мир лживых явлений!

Печаль жирна и умиранье наго!

А еще тянет та, к которой тяга,

Чьи струны сухожилий тлеют в тлене.

9 Но то, что в ней едва существовало,

10 Днесь, вырвавшись наверх в очаг лазури<,>

11 Пленять и ранить может как бывало.

12 И я догадываюсь, брови хмуря:

13 Как хороша? К какой толпе пристала?

14 Как там клубится легких складок буря?

Сохранено 12 знаменательных слов из 54: промчались дни, как бы оленей, немного блага, часов, мир, тянет, сухожилий, наверх, пленять, легких. Коэффициент точности — 22 %.

[Опущено] 19 знаменательных слов из 54: как тень, немногие светлые, храню в уме, слеп, кто возлагает надежду на жалкий, строптивый, теперь вырвали сердце, уже, разъялась кость, вечно будет жить, воочью.

<Добавлено> 21 знаменательное слово из 54: бег, пронеслась ватага, как пена в пене, семицветный, явлений, печаль жирна и умиранье наго, тяга, еще, струны тлеют, вырвавшись, и ранить может, там клубится буря. Коэффициент вольности — 39 %.

(Заменено) 19 на 19 знаменательных слов: легкий / косящий (бег), видели на мгновенье ока / поймав на взмах ресницы; (часы) горькие и сладкие / добра и зла; (мир) непрочный / лживых (явлений); прах / в тлене; (то, что) еще живет / едва существовало; в небе / в очаг лазури; все больше / как бывало; волос седеет / хмуря брови; помыслю / догадываюсь; (в каких) местах пребывает / (к какой) толпе пристала; покров / складки.

(Перенесено) 2 знаменательных слова: красоты / (как) хороша; ныне / днесь.

«Сохраненными» мы считали знаменательные слова, имеющие достаточно семантически близкое соответствие в словах подлинника; «замененными» — слова, имеющие более далекое соответствие в словах подлинника; «опущенными» и «добавленными» — слова подлинника, не имеющие соответствия в конкретном слове перевода, и слова перевода, не имеющие соответствия в конкретном слове подлинника. Так как между этими категориями располагается много спорных переходных случаев, мы приводили списки этих слов полностью. «Коэффициентом точности» называется процент числа сохраненных слов от общего числа слов оригинала; «коэффициентом вольности» — процент числа добавленных слов от общего числа слов перевода. В совокупности эти два показателя могут служить количественной мерой точности перевода[218]. В трех редакциях мандельштамовского текста коэффициент точности равняется соответственно 20, 26 и 22 %; коэффициент вольности — 22, 33 и 39 %. Присутствие Петрарки в тексте перевода остается почти неизменным; присутствие же Мандельштама становится от редакции к редакции все заметней. Оригинал все больше становится канвой, по которой переводчик расшивает собственные узоры; как кажется, это совпадает и с интуитивным читательским ощущением. Обследованный сравнительный материал (переводы Пушкина, Анненского, брюсовской «Антологии армянской поэзии», Маршака) показывает, что обычно коэффициенты как точности, так и вольности держатся в пределах 30–50 % (хотя приходится помнить, что в лермонтовском «Горные вершины…» произвольно добавленные составляли целых 70 %); таким образом, в своей разнузданной вольности Мандельштам далеко не рекордсмен.

Все эти отклонения от точности вызывались, конечно, сопротивлением индивидуального вкуса переводчика, но не только. Большую роль играло и сопротивление языка. При переводе сонета это главным образом сопротивление рифмы: необходимость нанизывать две четверные и две тройные цепи рифм. Считается, будто «подгонка под рифму» — это удел лишь стихотворцев-ремесленников, а настоящим поэтам все дается само собой; это не так, перевод Петрарки тому свидетельство. В первых катренах трех редакций нашего сонета в среднем содержится по 6 сохраненных слов в каждом, во вторых катренах — по 3,3 сохраненных слова в каждом. В первых катренах — в среднем по 4,3 добавленных слова в каждом, во вторых — по 6,6 добавленных слова в каждом. Это значит, что при начале четырехчленной рифмической цепи, когда поэт берет нужные слова и подбирает к ним рифмы, он пишет в полтора раза точнее, чем при конце рифмической цепи, когда он, наоборот, вынужден подбирать слова к уже наметившимся рифмам.

Так, для Мандельштама первой опорной точкой при переводе была начальная строка со словом «оленей»: она не менялась ни разу и, видимо, была для него ключевой (хотя «олени» в этом сонете — случайное сравнение, образы природы во всех четырех сонетах занимали Мандельштама больше, чем изображение чувств). Слово cervo стоит в конце строки, слово «оленей» тоже, а звучание «оленей» повторяет рифму второй итальянской строки, più bene. Это задает первый рифмический ряд: к созвучиям на — ене(й) / ени(й) Мандельштам подтягивает образы во всех рифмующих строках, чем дальше, тем насильственнее. В ст. 4 в рифме является «наслаждений» (от dolci), в ст. 5 — «обольщений» (от spene, через устойчивую ассоциацию «обольщаться надеждой»), в ст. 8 он хватается за non giunge и пишет «сплетений», а потом мучительно подбирает к этим «сплетений», «разветвлений» образные и синтаксические обороты внутри строки. Их приходится отбросить: безобразное «в прозрачной смене» Мандельштама тоже не удовлетворяет; и он заполняет конец стиха произвольной амплификацией «как пена в пене».