Уран, Нептун — сплошь
Серовато-зеленые льдышки,
На Плутон и Трансплутон полетели
Последние сальные шутки.
Мальчики. Папочка…
Мёбиус.
А мы уж давно перепутали
С Солнцем Сириус,
А Сириус — с Канопусом.
Отверженные, мы мчались вверх к глубинам глубин,
К неведомым, раскаленным добела звездам,
Не надеясь их в жизни достичь…
Лина Розе. Боже мой, Иоганн Вильгельм, дорогой!
Мёбиус.
Мы давно уже стали мумиями,
Покрытыми коростой нечистот.
Справа появляется старшая медсестра вместе с сестрой Моникой.
Старшая медсестра. Бог с вами, господин Мёбиус.
Мёбиус.
И на наших мертвых застывших рожах
Нет и тени воспоминания о живой дышащей Земле.
Он сидит неподвижно с застывшим, как маска, лицом между ножками перевернутого стола.
Лина Розе. Но дорогой мой Иоганн Вильгельм…
Мёбиус. Убирайтесь наконец на свои Марианские острова!
Мальчики. Папочка…
Мёбиус. Вон! И поскорее! На Марианские острова! (Встает с угрожающим видом.)
Семейство Розе в полном смятении.
Старшая медсестра. Пойдемте, госпожа Розе, и вы, мальчики, пойдемте, господин миссионер. Ему нужно успокоиться, вот и все.
Мёбиус. Вон! Убирайтесь все!
Старшая медсестра. Небольшой приступ. Сестра Моника побудет с ним и успокоит его. Всего лишь небольшой приступ.
Мёбиус. Выметайтесь же! И навсегда! На Тихий океан!
Йорг-Лукас. Прощай, папочка! Прощай!
Старшая медсестра уводит перепуганное, плачущее семейство в дверь справа.
Мёбиус (кричит им вслед). Не хочу вас больше видеть! Вы оскорбили царя Соломона! Будьте прокляты! Провалитесь вместе со своими островами в Марианский желоб на глубину в одиннадцать тысяч метров! И пропадите пропадом в самой черной дыре океана, забытые Богом и людьми!
Медсестра Моника. Мы с вами одни. Ваши родные вас уже не слышат.
Мёбиус удивленно сверлит взглядом Монику, наконец приходит в себя.
Мёбнус. Ах так, ну да, конечно. (Моника молчит. Он немного смущен.) Я и впрямь порядком вышел из себя?
Медсестра Моника. Да уж.
Мёбиус. Я не мог не сказать им правду.
Медсестра Моника. Видимо, так.
Мёбиус. И разволновался.
Медсестра Моника. Вы только делали вид.
Мёбиус. Вы видите меня насквозь?
Медсестра Моника. Но ведь вы уже два года на моем попечении.
Мёбиус (расхаживает по комнате, затем останавливается). Хорошо. Признаюсь. Я строил из себя сумасшедшего.
Медсестра Моника. Зачем?
Мёбиус. Чтобы навсегда распрощаться с женой и сыновьями. Навсегда.
Медсестра Моника. Таким ужасным способом?
Мёбиус. Таким гуманным способом. Если уж сидишь в сумасшедшем доме, то с прошлым лучше всего покончить, изобразив безумие. Теперь мои родные могут забыть обо мне с чистой совестью. Моя выходка навсегда отобьет у них охоту меня навещать. Как это отзовется на мне лично, не имеет значения, важна только жизнь за стенами этого дома. Изображать сумасшествие стоит громадных денег. И моя добрая Лина целых пятнадцать лет платила за меня совершенно немыслимые суммы, пора было положить этому конец. Да и момент оказался на редкость благоприятным. Царь Соломон открыл мне все, что должен был открыть, система всех возможных открытий завершена, последние страницы продиктованы, а тут и жена моя нашла себе нового мужа, благопристойнейшего миссионера Розе. Так что вы можете успокоиться, сестра Моника, теперь со мной все в порядке. (Хочет уйти.)
Медсестра Моника. Вы действуете вполне обдуманно.
Мёбиус. Я же физик. (Направляется к своей комнате.)
Медсестра Моника. Господин Мёбиус!
Мёбиус (останавливается). Да, сестра Моника?
Медсестра Моника. Мне нужно с вами поговорить.
Мёбиус. Пожалуйста.
Медсестра Моника. Это касается нас обоих.
Мёбиус. Давайте присядем.
Они садятся: она — на диван, он — в кресло слева.
Медсестра Моника. Мы с вами тоже должны попрощаться. И тоже навсегда.
Мёбиус (испуганно). Вы меня покидаете?
Медсестра Моника. Таков приказ.
Мёбиус. А что случилось?
Медсестра Моника. Меня переводят в главный корпус. Уже завтра здесь будут дежурить санитары-мужчины. Медсестрам вход сюда будет запрещен.
Мёбиус. Из-за Ньютона и Эйнштейна?
Медсестра Моника. Этого потребовал прокурор. А главный врач побоялась неприятностей и уступила.
Молчание.
Мёбиус (грустно). Сестра Моника, я страшно удручен. Я разучился выражать свои чувства, профессиональные беседы с больными физиками, моими соседями, вряд ли можно назвать человеческим общением. Я потерял дар речи, боюсь, что и душа моя онемела. Но я хочу, чтобы вы знали: с тех пор, как мы с вами познакомились, все для меня переменилось. А теперь, оказывается, это время миновало. Два года я был хоть немного счастливее, чем раньше. Потому что благодаря вам, сестра Моника, я нашел в себе душевные силы, чтобы достойно переносить свое затворничество и свою судьбу — жить в сумасшедшем доме. Будьте счастливы. (Встает и хочет пожать ей руку.)
Медсестра Моника. Господин Мёбиус, я не считаю вас… сумасшедшим.
Мёбиус(смеется, вновь садится в кресло). Я тоже не считаю. Но это ничего не меняет в моем положении. Моя беда состоит в том, что мне является царь Соломон. А ведь в мире науки нет ничего более возмутительного, чем чудо.
Медсестра Моника. Господин Мёбиус, а я верю в это чудо.
Мёбиус(растерянно глядит на нее). Вы верите?
Медсестра Моника. Да, я верю в царя Соломона.
Мёбиус. Вы верите в то, что он мне является?
Медсестра Моника. Да, и в это тоже.
Мёбиус. Каждый день и каждую ночь?
Медсестра Моника. Да, каждый день и каждую ночь.
Мёбиус. И что он открывает мне тайны природы? И связь всех вещей? И систему всех возможных научных открытий?
Медсестра Моника. Да, я во все это верю. И если вы мне скажете, что вам являлся и царь Давид со всеми своими придворными, я и в это поверю. Я просто знаю, что вы не больны. Я это чувствую.
Тишина. Потом Мёбиус вскакивает.
Мёбиус. Сестра Моника! Уходите!
Медсестра Моника (не вставая с места). Я остаюсь.
Мёбиус. Я не желаю вас больше видеть.
Медсестра Моника. Но я вам нужна. Ведь кроме меня у вас никого на свете нет. Ни одной живой души.
Мёбиус. Поверить в царя Соломона — это верная смерть!
Медсестра Моника. Но я вас люблю.
Мёбиус (растерянно смотрит на сестру Монику и вновь садится. Пауза. Потом тихо, упавшим голосом). Вы идете навстречу своей гибели.
Медсестра Моника. Я боюсь не за себя, я боюсь за вас. Ньютон и Эйнштейн — опасные люди.
Мёбиус. Я умею с ними ладить.
Медсестра Моника. Сестры Доротея и Ирена тоже умели с ними ладить. Но потом ушли из жизни.
Мёбиус. Сестра Моника. Вы признались мне, что верите мне и любите меня. Вы вынуждаете и меня сказать вам правду. Я тоже люблю вас, Моника.
Она неотрывно смотрит на него.
Люблю больше жизни. И поэтому вам грозит опасность. Раз мы любим друг друга.
Из комнаты номер 2 выходит Эйнштейн.
Он курит трубку.
Эйнштейн. Я опять проснулся.
Медсестра Моника. Но, господин профессор…
Эйнштейн. Я вдруг вспомнил.
Медсестра Моника. Но, господин профессор…
Эйнштейн. Ведь я задушил сестру Ирену.
Медсестра Моника. Не думайте больше об этом, господин профессор.
Эйнштейн (разглядывая свои руки). Смогу ли я еще когда-нибудь играть на скрипке?
Мёбиус поднимается, словно бы для того, чтобы защитить Монику.
Мёбиус. Ведь вы только что играли на скрипке.
Эйнштейн. Ну и как — сносно?
Мёбиус. Вы играли «Крейцерову сонату». Как раз когда здесь была полиция.
Эйнштейн. «Крейцерову сонату». Слава Богу! (Выражение его лица на миг светлеет, потом снова становится мрачным.) На скрипке я вообще-то не очень люблю играть, а трубку и вовсе терпеть не могу. Вкус у нее отвратительный.
Мёбиус. Ну, так и бросьте ее курить.
Эйнштейн. Не могу. Как-никак я же Альберт Эйнштейн. (Пристально всматривается в лица обоих.) Вы что — любите друг друга?
Медсестра Моника. Да, мы любим друг друга.
Эйнштейн в задумчивости удаляется в глубь сцены, туда, где лежала убитая медсестра, и рассматривает нарисованные мелом очертания ее тела.
Эйнштейн. Мы с сестрой Иреной тоже любили друг друга. Она готова была сделать для меня все, эта сестра Ирена. Я ее предупреждал. Я кричал на нее. Я обращался с ней как с собакой. Умолял ее бежать отсюда. Все тщетно. Она осталась. Хотела уехать вместе со мной в деревню. В Кольванг. Хотела выйти за меня замуж. Даже получила разрешение на это от фройляйн доктора фон Цанд. Тогда я ее задушил. Бедная сестра Ирена. Нет на свете большей бессмыслицы, чем то неистовство, с которым женщины приносят себя в жертву.
Медсестра Моника (подходит к нему).