Коппе. Я ужасно спешу! Заглянул на минутку. Визит Бог, чего только я не натерпелся от авторов, но то, что ты вытворяешь, Вольфганг, такого я еще не видел. Как это тебе удается?
Швиттер. Понятия не имею.
Коппе. Позволь присесть к тебе. (Ставит венок к левой печке.) От меня. Лично. (Садится на край постели.) Отдышусь только. Надо бежать дальше. Банкет издателей, театральное общество, фонд Готфрида Келлера[17]… И ты еще куришь!
Швиттер. Моя последняя сигара.
Коппе. Просто гениально! Вообразить, что в этой мастерской я тебе уже однажды закрыл глаза!
Швиттер. Очень любезно.
Коппе. Сложил на груди твои руки.
Швиттер. Мило.
Коппе. Разместил цветы и венки.
Швиттер. Приятно.
Коппе. Скажи, ты сам переставил мебель?
Швиттер. Сам.
Коппе. Фантастика! Только что встретил в баре твоего сына. Он утверждает, будто ты сжег свои последние рукописи.
Швиттер. Они ничего не стоили.
Коппе. И полтора миллиона тоже сгорели.
Швиттер. Меня знобило.
Коппе. Просто гениально!
Швиттер. Триста тысяч из них принадлежали тебе.
Коппе. Пятьсот тысяч. Замечательно. Заодно выгорело, так сказать, и мое издательство.
Швиттер. Разорен?
Коппе. Основательно.
Швиттер. Потому и явился?
Коппе. Дорогуша, я в самом деле не мог предположить, что на этом свете поговорю с тобой еще раз. Минуты молчания возле моего покойного друга — вот что мне хотелось. И все. Ну, мне пора. Вольфганг, жму твою руку в последний раз. Ты действительно умираешь?
Швиттер. Действительно.
Коппе. Ты уверен?
Швиттер. Абсолютно.
Коппе. А не то можно было бы твой случай перетолковать на Христов лад и мое издательство было бы спасено.
Швиттер. Не выйдет.
Коппе. Посмотрим. (Встает.) На твоем месте я бы подождал с поспешными выводами. Умирать стало для тебя духовной позицией, ты стремишься умереть с такой энергией, на которую никто больше не способен. Однако ты жив. Что-то в этом неладно, тебе не кажется? Тебе надо снова отведать жизни, хотя бы пока ты жив. Ну, я помчался! Профессор, вы меня пугаете. Вообще я преклоняюсь перед вашим искусством, но на этот раз мне кажется, вы совершили роковую ошибку. (Уходит.)
Швиттер поднимается и бросает сигару в левую печку.
Швиттер. Давайте кончать. (Засучивает левый рукав пижамы, идет к Шлаттеру.)
Шлаттер. Да, мой дорогой, с моральной и медицинской точки зрения вы это обязаны сделать. Ваши легкие — ветошь. (Он указывает на рентгеновские снимки.) Ваши почки — обломочный материал, ваше сердце — кладбище, перепаханное бесчисленными инфарктами. Ваш мозг — сплошная известка, а ваша простата…
Швиттер. Это ужасно. Сделайте мне укол.
Шлаттер заталкивает Швиттера в постель.
Шлаттер. Если бы я мог!.. Если бы я мог!.. Сколько раз я был готов исключительно из милосердия впрыснуть вам смертельную дозу. Ни один человек меня бы не упрекнул. Вы были самым роскошным безнадежным случаем в моей практике. Но вместо того, чтобы просто дать вам умереть, я боролся за вашу жизнь, черт бы меня побрал. Целыми днями я не вылезал из операционной. Подключил вам искусственную почку, вставил вам в брюшную полость кишки из синтетического материала. Накачивал ваши легкие ядовитым газом. Заражал вас радиоактивными элементами. При этом не верил в ваше исцеление, вот в чем трагедия. Я с диким упорством противился смертельному исходу, но любого ординатора, который заикнулся бы, что у вас есть хоть малейший шанс выжить, я выгнал бы из клиники!
Швиттер. Да сделайте же наконец укол!
Шлаттер. Вы с ума сошли?
Швиттер. Умоляю вас.
Шлаттер. Ни в коем случае.
Швиттер. Не понимаю ваших сомнений.
Шлаттер. Сомнений? Почтеннейший, с вашей стороны было весьма безалаберно не умереть, так будьте же по крайней мере любезны войти в мое положение! Сделай я вам укол в больнице, вас давно похоронили бы. Если я вас уколю сейчас, прокурор похоронит меня. Соображаете, в каких я тисках? (Горячится.) Ужас. Для разумных людей я стал посмешищем, а верующие убеждены, что вы воскресли. Да, это — катастрофа. Для одних я стал дураком, для других меня одурачил Бог, так или иначе я опозорен. (Садится к столу.) Надо же, чтобы у меня воскрес как нарочно лауреат Нобелевской премии! Министр здравоохранения наорал на меня по телефону, а министр культуры успокоился лишь после того, как я клятвенно заверил его, что вы умрете сегодня пополудни. И что прикажете ему теперь делать со своей надгробной речью и правительственными похоронами? Скандал невообразимый. Все падает на меня. А ведь Шлаттер подарил мировой хирургии зажимную цангу и усовершенствовал костную пилу! Надевайте шубу!
Швиттер. Зачем?
Шлаттер. Вы вернетесь со мной в больницу, немедленно.
Швиттер. В больницу?
Шлаттер. Вы не ослышались, мой дорогой.
Швиттер. Что мне там делать?
Шлаттер. Я разберу вас клинически на части, да так, что у вас в ушах зазвенит и в глазах потемнеет. Я досконально проверю все эти ваши возрождения. Держу пари: то, что вы все еще живы, — сугубо невротический феномен.
Швиттер. Всё сначала?
Шлаттер. Иной возможности реабилитироваться у меня нет. За вашим случаем — и мною — коллеги давно следят. Если я не представлю безупречных доказательств, что вы умирали дважды, я больше никогда не обрету источник существования у недоразвитых.
Швиттер. Это становится все неприличнее.
Шлаттер. Пошли, быстро!
Швиттер. Чтобы снова мучить меня!
Шлаттер. Чтобы наконец вылечить вас! (Присаживается к Швиттеру на кровать. Отеческим тоном.) Окончательно. И не стройте иллюзий! Вашему общему состоянию можно петь дифирамбы, но в остальном!.. Желудок вам надо удалить, это я всегда говорил. И когда пищевод будет напрямую соединен с тонкой кишкой, это даст не только немедленное, но и длительное улучшение в пределах возможного. Кураж, почтенный мэтр, главное сейчас — не отступать. Даже я настроен оптимистически.
Молчание.
Швиттер. Нет.
Шлаттер. Швиттер!
Швиттер. Я не хочу снова надеяться.
Шлаттер. Боже ты мой, да вы вправе надеяться.
Швиттер. Сыт надеждами. Плевал я на них.
Молчание.
Шлаттер. Это значит… (Встает.) Высокочтимый мэтр, я поражен. Вы отказываетесь меня сопровождать?
Швиттер. Оставьте меня! (Накрывается одеялом.)
Шлаттер. У меня мурашки забегали по спине. Я борюсь за вашу жизнь, а вы предаете меня.
Швиттер. Это вы предаете меня.
Шлаттер. Господин Швиттер… (Идет к креслу.) Вы не смеете меня выпроваживать.
Швиттер. Убирайтесь вон!
Шлаттер. Я врач. Я утратил доверие своих пациентов. Дайте мне еще один шанс!
Швиттер. У нас обоих нет больше никаких шансов.
Шлаттер. Вы меня уничтожаете.
Швиттер. Возможно.
Шлаттер. Такого унижения я не перенесу.
Швиттер. Пожалуй.
Шлаттер. Я покончу с собой.
Швиттер. Вашему эгоизму нет предела.
Шлаттер. Умоляю вас.
Швиттер. В предсмертные минуты я не хотел бы видеть вашу рожу.
Молчание.
Шлаттер. Ваша гонка за смертью угробит и меня.
В дверях появляется госпожа Номзен, толстая, грубоватая, в темном платье и шляпе, с белыми гвоздиками в руке.
Госпожа Номзен. Великий Боже!
Швиттер. Кого там еще принесло?
Госпожа Номзен. Господин Швиттер, сам! Совсем растерялась! Вот уж не ожидала. Извиняйте, господа, я присяду, я старая женщина, пора на кладбище, давно пора, еле по лестнице взобралась, и сразу такой расплох… (Ковыляет к стулу.) Люблю на жестком сидеть, в отеле «Бельвю» тоже не на мягком сижу. (Садится.) Я там заведующая туалетом, господин Швиттер, и потому знаю вас. Со своего места я слежу и за дамской комнатой и за мужской. Ох, ноги как распухли, Боже ты мой. (Растирает ноги.)
Шлаттер. Это конец. (Шатаясь, уходит.)
Госпожа Номзен. А, профессор Шлаттер. Его тоже знаю.
Швиттер. Вон отсюда, не то силой выброшу!
Госпожа Номзен. Я принесла цветы.
Швиттер. Не нуждаюсь.
Госпожа Номзен. Возьмите, не стесняйтесь. Мне знакомый могильщик принес, он их свеженькие прямо из гробов тырит. Думала, положу их на ваш смертный одр, господин Швиттер, мне нравится смотреть на покойников, но вы же вовсе не померли. Наоборот. Выглядите как новорожденный. Пышете здоровьем — так будет правильнее. Когда я в последний раз вас видела в «Бельвю», вы казались бледным и отекшим — правда, там, конечно, освещение слабоватое… Прошу. (С неудовольствием протягивает ему цветы.)
Швиттер (сердито). Не допускаю, что вы пришли как поклонница моих сочинений.
Госпожа Номзен. И как поклонница, господин Швиттер, тоже. Я, когда удается, смотрю спектакли в народном парке и ваши пьесы нахожу очень талантливыми.
Швиттер (грубо). Бросьте вашу зелень на венки и уходите.
Она кладет цветы на кровать.
Госпожа Номзен. Я — фрау Номзен, Вильгельмина Номзен. Мать Ольги. Вы — мой зять.
Швиттер. Малышка никогда мне о вас не рассказывала.
Госпожа Номзен. Надеюсь. Я ей это строго запретила. Мать, заведующая туалетом, испортила бы ей карьеру. Мужчины в этом вопросе чувствительны. Ну а лауреат Нобелевской премии… нет, господин Швиттер, такое было бы для вас непосильно, я любовалась вами тайком, издали… Да, у вас сейчас роскошный вид, просто диву даюсь. А Ольга считала, что вы помираете.