Авансцена. Слева за столом Тот Самый, справа у бара Пойли. Слева входит Пиаже, кормит чаек посередине передней части сцены ближе к рампе.
Пойли. Гийом, порцию мяса по-граубюнденски.
Тот Самый. Прекрасно.
Гийом ставит перед Пойли тарелку.
Пойли идет с ней через центральную часть сцены к рампе и начинает кормить чаек мясом.
Пиаже (удивленно смотрит на него). Что вы тут делаете?
Пойли. Кормлю чаек.
Пиаже. Мясом по-граубюнденски?
Пойли. Чем дороже, тем лучше.
Пиаже. Дорогое же удовольствие.
Пойли. Птицы — моя слабость. Все они Божьи твари и разделяют мою радость. Я продаю рудник.
Пиаже (заинтересованно). Рудник на Большом Хаксле?
Пойли. Верно. (Делает вид, что он изумлен.) Черт возьми, как это вы угадали?
Пиаже (притворно). Да так. Чутье, знаете ли.
Пойли. Рудник — это, сударь мой, была катастрофа. Я напрасно пытался получить золото из серного колчедана, подъездные пути были слишком плохи, ничто не приносило доход, и я загорал со своим пакетом акций. Но вчера? Чудеса — звонок из моего банка. Он покупает.
Пиаже. О да, это социальный, гуманистический банк!
Пойли. Прямо как в сказке.
Пиаже. Сколько он предлагает?
Пойли. Две сотни за штуку.
Пиаже. Кельнер, и мне мясо по-граубюнденски.
Гийом. Уже готово. (Подает Пиаже тарелку с мясом по-граубюнденски.)
Пиаже теперь тоже кормит им чаек.
Пиаже. Меня зовут Пиаже.
Пойли. А я Оскар Штукки.
Пиаже. Сколько у вас всего акций?
Пойли. Сто.
Пиаже. Банк предлагает двадцать тысяч?
Пойли. Точно.
Пиаже. А если я дам двадцать одну?
Пойли, якобы очень удивившись, перестает кормить чаек.
Пойли. Двадцать одну?
Пиаже. Я ведь тоже гуманист.
Пойли. Тут что-то не так, господин Пиаже. Это дело кажется мне в высшей степени подозрительным.
Пиаже. Двадцать две? (Достает банкноты из кармана.)
Пойли. Не обижайтесь на меня, господин Пиаже, но я сначала должен навести точные справки.
Пиаже. Двадцать три прямо в ваши руки. (Кладет Пойли банкноты на тарелку.)
Пойли. Двадцать три тысячи? (Передает Пиаже пакет акций.) Серный колчедан на Большом Хаксле ваш, господин Пиаже.
Пиаже. Господин Оскар Штукки, вы еще услышите обо мне. (Кладет банкноту на его тарелку и передает ее Гийому.) Кельнер, плачу за все! (Уходит направо.)
Пойли победно машет Тому Самому банкнотой.
Тот вскакивает, но слева уже спешит Аполлония Штройли. Она явно чего-то ожидает. Тот Самый, сохраняя присутствие духа, садится за стол слева.
Госпожа Штройли. Разрешите?
Тот Самый. Пожалуйста, сударыня.
Она таинственно рассматривает Того Самого, затем нерешительно присаживается к нему.
Госпожа Штройли. Кельнер, эспрессо.
Тот Самый. Шампанского. Из лучших сортов.
Гийом подает.
Пойли берет возле стойки высокий стул и садится посередине, жаждая насладиться искусством жульничества.
Госпожа Штройли. Похоже, у нас праздник?
Тот Самый. Есть еще пока доходы. (Закуривает сигару.)
Госпожа Штройли. Импортная?
Тот Самый. С моей новой родины.
Госпожа Штройли(радостно). Из Бразилии?
Тот Самый. Из Рио.
Госпожа Штройли. Я из Штеффигена. Меня зовут Аполлония Штройли.
Тот Самый. Гуго фон Альберсло.
Госпожа Штройли(таинственно). Я — лев.
Тот Самый. Я тоже. И я надеюсь, что созвездия принесут вам счастье так же, как и мне, сударыня.
Госпожа Штройли. Ах, господин Альберсло.
Тот Самый. Какие-нибудь заботы?
Госпожа Штройли. У меня есть гостиница, «Сияние горных вершин». Вы не поверите, но когда-то Штеффиген был очень известен, туда съезжались все больше лорды и тому подобная публика, а теперь мой храм в стиле модерн уже второй год на замке.
Тот Самый. Моя дорогая госпожа Штройли, тут можно только надеяться, что молния однажды разнесет ваш дворец в щепки.
Госпожа Штройли. Об этом я молю Бога денно и нощно, господин Альберсло.
Пойли в ответ на грозный взгляд Того Самого пересаживается за стол справа.
Тот Самый. Если мне позволено будет дать вам совет, высокочтимая, разумеется, ни к чему не обязывающий, застрахуйте свою гостиницу на четыре миллиона. Я знаю одну маленькую страховую компанию — она называется «Ирена», — с ней вам стоило бы заключить договор.
Госпожа Штройли (изумленно). Чего ради?
Тот Самый. Страховка на случай пожара ну просто до смешного дешевая. Четыре тысячи в год за четыре миллиона. Пожалуйста. (Кладет четыре тысячные банкноты на стол.)
Госпожа Штройли. Четыре тысячи. И вы их просто так кладете — вот так просто?
Тот Самый. Вы удивились насчет моего шампанского. Видите ли, один мой дальновидный знакомый оказался в сходном с вашим положении, у него была никудышная фабрика в Алльгое. Он ее застраховал в «Ирене» на два миллиона, фабрика сгорела, страховая компания обязана была платить, я получил комиссионные, а мой знакомый теперь строит виллу.
Госпожа Штройли. И вы за это получаете комиссионные?
Тот Самый. В конце концов, я двадцать лет был профессором химии в Университете Рио-де-Жанейро, на кафедре взрывчатых веществ, госпожа Аполлония Штройли.
Госпожа Штройли. Кельнер, мне тоже шампанского.
Гийом. Уже готово. (Подставляет бокал шампанского.)
Госпожа Штройли. Хуго?
Тот Самый. Аполлония?
Госпожа Штройли. Вполне конкретно: а с моей гостиницей тоже бы получилось?
Тот Самый. Я ученый.
Пьют.
Госпожа Штройли. Профессор, возьмите ваши деньги назад. Четыре тысячи в «Ирену» я заплачу сама.
Тот Самый. Вы не пожалеете. Через неделю мы встречаемся в этом кафе, вы передаете мне ключ от своей гостиницы, ваш храм в стиле модерн обращается в прах, и вы богатая дама. Тоже с виллой.
Госпожа Штройли. Вилла мне не нужна. Я путешествую. Езжу к моим лордам. Кельнер, я плачу за все. (Кладет деньги на стол.)
Они встают.
Тот Самый. Через неделю, Аполлония.
Госпожа Штройли. Через неделю, Хуго. (Уходит направо, еще раз возвращается, кивает.) Звезды не лгут. (Уходит направо.)
Тот Самый (приветливо). Ну, Пойли, сравним наши успехи.
Пойли подсаживается к нему.
Пойли. У меня классно выгорело, господин Тот Самый. Двадцать три тысячи.
Тот Самый(подчеркнуто любезно). Двадцать три.
Пойли. Да, двадцать три, — что-нибудь не в порядке?
Тот Самый (спокойно). Пойли, сколько ты должен был попросить за одну акцию?
Пойли. Две сотни.
Тот Самый. Посмотри, сколько ты записал.
Пойли смотрит в записную книжку.
Пойли (испуганно). Пятьсот.
Тот Самый (со зловещим спокойствием). Пойми, я давно уже еле сдерживаюсь. Я терплю, но когда-нибудь взорвусь.
Пойли. Господин Тот Самый…
Тот Самый (с чудовищным спокойствием). Ни слова больше. Это бесчеловечно, то, что мне приходится переносить, это выше моих сил. Я пущу себе пулю в лоб, если с собой не совладаю, я пущу себе пулю в лоб. Двадцать семь тысяч пиши пропало. Ты должен был продать пакет за пятьдесят тысяч.
Пойли. Господин Тот Самый! А что вы сделали с госпожой Штройли? Это же было совершенно бессмысленно, что вы тут сделали, ведь с этого банк не получит ни гроша.
Тот Самый. Так. Ни гроша. Пойли, ты только что был свидетелем самой изящной сделки наших дней. И сам того не заметил. (Вскакивает, стучит кулаком по столу, кричит.) Сам того не заметил! (Снова садится, тяжело дыша.) Пойли, страховая компания «Ирена» принадлежит нашему банку, а у прогоревшей владелицы гостиницы счет в объединенном банке на девятьсот тысяч. Ну как, твои глаза, наконец, раскрылись? Ее гостиницу я сожгу, но страховая компания «Ирена» раскусит обман, и опрятная дама из Штеффигена у нас в ловушке. (Опорожняет бокал шампанского.) Ни слова больше, Новичок, прекратим наши споры, у меня уже начинается аритмия. Ты не справился с делом, совершенно не справился. Ступай теперь в подвал, что ли.
Пойли (испуганно). В какой подвал, господин Тот Самый?
Тот Самый. В подвал нашего банка.
Пойли. А что мне делать в подвале, господин Тот Самый?
Тот Самый. Сегодня ночью я пошлю к тебе Хеберлина. Он меня замучал своими разговорами об исправительных заведениях.
Молчание.
Пойли. Я должен его — того?
Тот Самый. Того.
Молчание.
Пойли. Этого вы не можете от меня потребовать, господин Тот Самый…
Тот Самый. Ты думаешь, твой друг Хайни Мусор был исключением? Все мы с этого начинали, каждый из нас когда-то сначала сидел, как ты, в этом маленьком баре. Утром еще почти совсем невинным, в обед уже мошенником, чтобы в полночь салфеткой вытирать кровь с рук. (Вытирает пот со лба.) Двадцать семь тысяч. Просто так прошляпить… (безутешно) и при этом мне совершенно нельзя волноваться. (Вскакивает с криком.) Господи! Мне пора к миллионерше!