Напомним, в этот день, тринадцатого апреля, с восходом солнца на горизонте скопились тучи. Все предвещало— день будет изнурительным. Не было сомнений в том, что разразится гроза с сильным ливнем.
— Я этому ничуть не удивлюсь,— заявил Франсуа, беседуя с бригадиром Писташем.— У меня предчувствие сильной бури.
— Почему? — удивился Писташ.
— Видите ли, бригадир, обычно мне приходится проводить бритвой два или три раза, настолько твердая щетина. При каждом движении сегодня из меня будто искры высекались...
— Очень любопытно,— ответил бригадир, нисколько не сомневаясь в правдивости слов Франсуа.— Но что конкретно произошло сегодня утром? — спросил он, изучая вблизи гладко выбритый подбородок компаньона.
— Трудно поверить, но мои щеки и подбородок были буквально усеяны искрами. Настоящая иллюминация...[466]
— Хотелось бы взглянуть на это чудо,— пробормотал Писташ.
Было очевидно, что гроза идет с северо-востока. Жара становилась невыносимой. После обеда инженер и капитан решили предаться длительной сиесте[467]. Несмотря на то, что их палатка была разбита под деревьями, раскаленный воздух проникал и туда.
Впрочем, для спокойного отдыха оснований и без того было мало. Капитан и инженер беспокоились, что предстоящая гроза могла помешать прибытию лейтенанта сегодня и тогда пришлось бы ждать до следующего дня.
— Скорее всего,— заметил в этой связи капитан Ардиган,— сегодня мы не дождемся лейтенанта. Если Вийет выступил из Джизебы в полдень, то сейчас он должен добраться до половины обратного пути.
— Я не думаю,— ответил господин де Шалле,— чтобы лейтенант рискнул отправиться в путь. Хуже, если гроза застигнет их на равнине, там и укрыться негде.
— Я тоже полагаю,— заметил капитан,— что у Вийета хватит благоразумия не подвергать своих людей ненужным опасностям.
Наступил полдень, но ничто не предвещало появления отряда Вийета. Не слышно было даже лая Козырного Туза. Приблизительно в одном лье отсюда молнии рассекали небо без перерыва. Тяжелая масса облаков, пройдя зенит[468], медленно надвигалась на Мельгир. Похоже, что через полчаса гроза нанесет свой удар по лагерю, а затем отправится к шотту.
Однако инженер, капитан, бригадир и спаги напрасно всматривались в горизонт в надежде увидеть своих товарищей.
— Скорее всего,— заметил капитан,— Вийет не выступил. Так что ждать его следует не раньше завтрашнего дня...
— Я тоже так думаю, мой капитан,— ответил Писташ.— Даже если гроза закончится, продвигаться ночью к Голеаху будет весьма трудно...
— Вийет очень опытный офицер, и я вполне полагаюсь на его осторожность... Но поспешим в лагерь, вот-вот начнется дождь.
Не успев сделать и десятка шагов, бригадир остановился.
— Слышите, мой капитан?..
Все обернулись, прислушиваясь.
— Мне кажется, это лай собаки нашего сержанта.
Но как ни напрягали слух капитан, инженер и солдаты, ничего они не услышали. Писташу наверняка показалось.
Капитан и его спутники продолжили путь к лагерю, и едва успели подойти к палаткам, как под сильным порывом ветра затрещали стволы деревьев, окружающих лагерь. Еще немного — и путешественники попали бы под проливной дождь.
К шести часам капитан принял необходимые меры предосторожности, поскольку ночь обещала быть нелегкой. Причина задержки Вийета и его людей теперь не вызывала сомнений. Тем не менее и капитан и инженер тревожились.
Они не сомневались, что Мезаки был одним из рабочих Пуан-тара, свидетельств того, что он причастен к нападению на строительство, не имелось. Но вместе с тем они помнили и о том, как отнеслись кочевники и оседлые арабские племена Джерида к известию о скором появлении здесь Сахарского моря. И нападение на стройку в Голеахе было подтверждением тому. Можно было ожидать повторного нападения, как только начнутся восстановительные работы... И, кто знает, может, такое нападение уже совершено на отряд лейтенанта во время его перехода к лагерю? Возможно, эти опасения преувеличены, но инженер и капитан не могли от них избавиться. Да и как угадаешь, откуда нагрянет опасность.
В половине седьмого гроза была в полном разгаре. Многие деревья были разбиты молниями, и в любой момент электрический заряд мог ударить в палатку инженера. Под струями дождя почва оазиса превратилась в настоящее болото. Ветер дул с такой силой, что ветки ломались, как стеклянные, а несколько пальм, вырванных с корнем, были просто отброшены в сторону. К счастью, лошади находились в надежном укрытии, а вот несчастные мулы остались на поляне. Напуганные раскатами грома и ударами молний, они пустились наутек. Об этом сообщил капитану один из кавалеристов.
— Надо любой ценой вернуть их,— крикнул капитан.— Если мулы убегут в глубь оазиса, нам их не поймать.
— Я отправил за ними двух погонщиков,— доложил бригадир.
Но вот дождь и ветер стали стихать, и только раскаты грома и блеск молний говорили, что стихия еще не успокоилась. Темнота была такой густой, что видеть друг друга можно было только, когда сверкала молния. Инженер, капитан и бригадир вышли из палатки. Разумеется, при такой погоде ожидать возвращения отряда лейтенанта не приходилось. Но каково же было удивление капитана и его друзей, когда с северной стороны до них донесся собачий лай. На сей раз ошибки не могло быть.
— Это Козырный Туз,— закричал бригадир.— Я узнаю его лай.
— Значит, и Вийет где-то рядом,— заключил капитан.
Действительно, если верный пес и убегал вперед, то не больше чем на сотню шагов от своего хозяина.
и в этот момент, когда надежды на возвращение отряда лейтенанта вселили радость в души путешественников, когда ничто не предвещало опасности, на лагерь обрушилась банда туземцев. Человек тридцать вынырнули откуда-то из-за деревьев и окружили не успевших прийти в себя от неожиданности капитана, инженера и их товарищей. Сопротивление было явно бесполезным. Да и что могла сделать горстка людей против целой банды свирепых туарегов.
Пленников отделили друг от друга, чтобы не дать им возможности общаться. Затем их погнали в сторону шотта. Они уже отчаялись, что кто-либо придет на помощь, как вдруг появился Козырный Туз, присоединившийся к нашим героям и, можно сказать, добровольно решивший разделить их участь. Пленные были уведены достаточно далеко, когда в лагере появился отряд лейтенанта Вийета и обнаружил там следы нападения. Но ничто не могло рассказать, что случилось с теми, кого Вийет покинул всего лишь утром.
Глава XIIIОАЗИС ЗЕНФИГ
Если взглянуть на шотт Мельгир с высоты птичьего полета, то нашему взору предстал бы прямоугольный треугольник. С севера на восток гипотенуза треугольника соединяет Тахир-Нассу с тридцать четвертым градусом и границей второго канала. Большой катет этого треугольника, слегка изогнутый, проходит вдоль плоскогорья и продолжается на востоке мелкими шоттами. На западе же маленький катет поднимается к местечку Тахир-Нассу, следуя почти что параллельно линии Транссахарской. А та, в свою очередь, продолжает линию, соединявшую Филиппвиль — Константин — Батна — Бискра. Очертания последней должны были быть изменены, чтобы избежать пересечения порта будущего моря с началом второго канала. Ширина этой большой впадины составляет пятьдесят пять километров между конечным пунктом последней части канала и портом, которому предстояло появиться на западном берегу. Но она— впадина— могла быть затоплена только на площади шести тысяч квадратных километров. В реальности новое море займет площадь в восемь тысяч квадратных километров. А пять тысяч квадратных километров в виде островов будут возвышаться над его поверхностью после затопления Эль-Гарсы и Мельгира. В центре Мельгира возникнет своего рода архипелаг, состоящий из двух больших островов. Оба шотта, которые предполагалось затопить, включали в себя несколько оазисов с полями и рощами финиковых пальм. Поэтому эти земли полагалось выкупить у их владельцев. По мнению Рудера, на компенсацию[469] хватило бы пяти миллионов франков[470].
Среди оазисов Мельгира был один, небольшой по площади, всего около четырех квадратных километров, но весьма богатый финиковыми пальмами, приносящими плоды отменного качества. Эти финики пользовались большим спросом на рынках поселений по окраинам Джерида. Назывался оазис — Зенфиг.
В тени пальм Зенфига укрывалась от палящего солнца стоянка одного из племен туарегов. От трехсот до четырехсот наиболее беспокойных сынов Сахары населяли этот оазис, который, впрочем, вскоре должен был превратиться в прибрежный район. В центре оазиса и на его окраинах находились возделанные поля и пастбища. Они обеспечивали продовольствием людей и кормом домашних животных. Надо сказать, что жители Зенфига очень редко общались с обитателями других оазисов провинции Константина. А караваны избегали, насколько это было возможным, проходить вблизи Зенфига, поскольку не раз банды туарегов нападали на них в окрестностях Мельгира.
К тому же добраться до оазиса было непросто. Вокруг Зенфига простирались зыбучие пески[471], в которых увязали верблюды и лошади. Лишь местные жители знали несколько потайных тропок, по которым можно было спокойно миновать опасные места. Местность эта станет вполне доступной только тогда, когда воды покроют ее. Именно поэтому туареги и не желали, чтобы такое случилось. Здесь, в Зенфиге, находился очаг самого активного сопротивления строительству Сахарского моря. Отсюда постоянно звучали призывы к «священной войне» против чужеземцев.
Надо сказать, что среди других племен Джерида обитатели Зенфига были наиболее влиятельными и неуязвимыми. Ведь они могли в любое время наносить удары и укрываться от ответных в своем недоступном оазисе. Но в тот день, когда воды Малого Сирта затопят шотт, превратив Зенфиг в центральный остров Мельгира, разбойникам придет конец.