[314] не могли бы претендовать на признательность истории. Жаль только, что Бениславская тащила Есенина в простоту, в «Песнь о великом походе», в «Письмо к женщине» и прочее. Стихи последнего периода, которые незаметно вели Есенина в петлю, затягивали и Чагин[315], и Раскольников, и Воронский. Знания стихов у Бениславской не было, была лишь безупречная верность и желание приблизить к жизни, к реальности, перековать, перевоспитать. Стихотворение «Письмо к женщине» — рядовое стихотворение Есенина. При верном понимании пути — многословное, бедное по словарю, много ниже имажинистских опытов.
Тема
Есенин и Достоевский, общая судьба русских поэтов.
Есенин — поэт. Достоевский — поэт.
Трагедия Есенина подобна трагедии, изображенной Достоевским.
Анна Григорьевна — Г. Бениславская.
Эрлих мог бы написать, но его расстреляли.
Наседкин мог бы написать, но его расстреляли.
Евдокимов мог бы написать, но его расстреляли[316].
Статистика
В Москве за сутки гибнет от самоубийств в средних годовых цифрах 30 человек. Статистика просчитала следующее столетие и называет цифру в двадцать девять человек. Много это или мало? Отличаются ли этим два общественных строя? Равно ли это замечание о верующих и неверующих одинаково?
Подвиг Бениславской гораздо выше Анны Григорьевны.
Отречение полное от себя, другие любви Ее. Жертва Бениславской выше <чем> А. Г.
Е. (Есенин) / Д. (Достоевский)
Пьяница запойный / Игрок запойный
Русь / Русь
Нет к Западу и Америке / Нет к Западу
Понял Пушкина / Понял Пушкина
Дункан / Суслова[317]
Роль Бениславской и Дункан / Роль Анны Григорьевны и Сусловой
Богохульство / Богохульство Ивана Карамазова
«Москва кабацкая» / «Записки из Мертвого дома», «Братья Карамазовы»
Животные у Есенина / Животные у Достоевского
Дети — разница большая. У Есенина нет детей, а тем более русских мальчиков. Сам Есенин — русский мальчик.
Превосходство Есенина над Западом — это превосходство невежды / У Достоевского превосходство над Западом — это превосходство философа, глубоко образованного человека — пророка
Двойник Есенина (Черный человек) / Двойник Достоевского (сходство большое)
Искание Бога / Искание Бога
Издательский успех, вечные попытки достать деньги / Издательский успех, вечные попытки достать деньги
Воронский, Чагин <нрзб> / Катков[318]<нрзб>
«Страна негодяев» / «Бесы»
Пугачев / Раскольников
Для того чтобы быть наследником Достоевского, надо иметь сходную судьбу.
У Есенина все пропито / У Достоевского все проиграно
Необычайная мягкость предсмертной записки Есенина / Беседа Достоевского с Анной Григорьевной в день смерти
Суеверие / Суеверие без конца и границ
Сам Есенин, его литературный герой, Блок, Городецкий[319] / Князь Мышкин, Белинский, Некрасов, <нрзб>
Столкновение с бытом Толстого, вспышка при соприкосновении (брак с Толстой и переезд в психбольницу, суды, поездка в Ленинград и самоубийство) / Столкновение с (мнением) Толстого, принципиальные акты противостояния
Метели Е — Метели Д
Участие Есенина в задачах хоть незначительных, а все же сходных / Петрашевцы, каторга, смерт. приговор, все на самом высшем уровне
Тут не сравниваю ни с кем место философии в русской поэзии — однородность душевной материи налицо.
У Есенина все мельче, но по конструкции это — не пародия, не карикатура.
Чувство призвания / Чувство призвания, предназначения
Черный человек — это не Моцарт и Сальери, а Двойник / Двойник тоже из Моцарта и Сальери
Есенин толкует стихи белые правильно (сам поэт), понимает, из чего растет / Такие стихи Достоевский (речь о Пушкине) — чисто беловые наброски[320]
Музыка Шостаковича и его общественное поведение только и могут рождать таких, как <нрзб>, двурушников, трусов и подхалимов.
Новгородские берестяные грамоты доказывают, что грамотность в русском народе была и до Петра, до этой шумной рекламы уже упрочившегося просвещения.
Б<елоусов> — Есенин, каким <был> «великим», лучшим русским лириком, потому что у литературоведа и историка литературы культурный уровень невелик и глубина познания всегда не велика, чтобы ощутить великие «бездны» <нрзб>.
Солженицын для «Чайковского» слишком мало понимает искусство, для Гамлета слишком глуп, а для Порфирия Петровича бездарен.
Луноход. Пятьдесят лет назад нам обещали гораздо большее.
Я не юрист, не историк, не журналист.
Неплохая острота по поводу кооперативных квартир: «Раздеты камнем».
Шаров, что был культоргом «Партизана» и расстрелян по делу Берзина, вел занятия о физическом уничтожении троцкистов с блатарями еще в ноябре-декабре 1937 года, или зимой 1937/38 года, раньше весны 1938.
26 ноября 1970. 10 часов утра. Осипов Владимир Николаевич. Шантажист.
Лесняк не только графоман, но парадоксальным образом автор юмористических рассказов, правда, не на лагерные темы, а «общего порядка».
А С<олженицын> идет дальше и говорит, что для шутки есть место и за колючей проволокой, <нрзб>. Я не считаю, что из лагерной темы извлекается шутка.
Книга Кожинова[321] «Как пишут стихи» — первая, где высказана правильная мысль о существе дела, о том, что стихи — это искусство, <какие> стихи требуют обновления и что стихи — это особый мир, который нельзя исследовать прозаическими средствами.
Нет только о Пастернаке, пришедшем якобы к «мудрой простоте» <...>
Пастернак самого себя перестал считать своим высшим судией, и с этого момента началось его «опрощение».
В Туркмене еще со времен ссыльного главного инженера Караева (которого я не застал и который создал на профсоюзные деньги богатейшую библиотеку). Покупались книги у букинистов, не в Калининском магазине.
Был введен обычай ежегодного премирования читателя, взявшего из библиотеки наибольшее количество книг. Обычно эту премию получал инженер — сам Караев, зав. БЭТ Абрамов. А за 1955 год премию получил я — агент по техническому снабжению, обогнав других с большим разрывом. Премия была не денежная, а в приказе с упоминанием.
Тютчева может любить человек и антипоэтического склада: Желтухин[322], даже Ленин, Толстой.
Желтухин же был вовсе <без> чувства поэзии, а Тютчева знал. Мать с детства выучила — для «шику». Не знал ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Бальмонта, ни Блока, ни Есенина.
Но Тютчева знал наизусть.
Потребности в стихах у Желтухина вовсе не было <...>
Желтухин учил Тютчева с 19 лет, стихи последнего цикла. Читал их: «Ангел мой, ты видишь ли меня...», хотя в 19 лет эти стихи не ранят.
Тайна опрощения Пастернака заключается и в том, что стихи из «Второго рождения», стихи из «1905 года» и «Лейтенанта Шмидта» ничуть не сложнее тех стихов из «Ранних поездов», которые объявлены началом перестройки, переделки, с отрицанием самого себя.
«Был утренник...», «Февраль, достать чернил...» — Пастернак сам считал необходимым оставить в своем наследии, не отрекаясь, как от «лучшего». Но тогда худшее — «Лейтенант Шмидт», «1905 год» — бракованные Пастернаком, а почему! Только не по формальной причине. «Второе рождение» не сложнее «Стихов из романа».
ед. хр. 39, оп. 3
Общая тетрадь белого цвета. На обложке надпись: «1971. I». Записаны стихи: «Приглядись к губам поэта...», «Поблескивает озеро...», «Смородинные четки...» и др.
25 декабря 1970. Новогодний сон 25 декабря 1970 года или сон в сочельник. Будто все, что со мной было, вся моя жизнь — всего этого не было — был лишь новогодний сон.
26 декабря 1970 года. Бывают претенденты на будущее человечества, а бывают претенденты на прошлое. Но на прошлое — много претендентов, а на будущее — мало, но все же есть.
Если уж Пастернак не погиб от сотрудничества с таким антипоэтическим существом, как Ивинская[323], поэт и воистину бессмертен.
Лучшие стихи сняты:
1) Живопись
2) Инструмент
3) «Рассказано людям немного...»
4) Таруса
5) «Мы рубим стихи как болотную гать...»
Все — напечатано ранее, т. е. контроль усилился многократно. Из опубликованного ранее вошло только дерьмо двадцатилетней давности. Стихи о Пастернаке напечатаны в «Юности» и прорвавшие решение Фогельсона[324].
Но его расчет — детский расчет. Просто 1970/71 год — не 1967.
«Московские облака» могли быть сборником лучше «Дороги и судьбы», но будут худшим. Отсев — листов тридцать. То, чего нет в журнале, само по себе отсеивается десятикратно в редакции. А в спорах эти процедуры начинаются сначала. А ведь сборник в двух (!) листах ждет 4 года.
1-I-71,0,1 минуты[325]
По Тютчеву
Ты:
Вот пробилась из-за тучи
Синей молнии струя,
Пламень белый и летучий
Окаймил ее края...
Я:
Но вот опять к таинственному лесу
Мы с прежнею любовью подошли.
Но где же он? Кто опустил завесу,
Спустил ее от неба до земли.
Ты:
По Пушкину
Нет, весь я не умру, душа в заветной лире