Вот известнейшие строки Блока:
Вновь оснеженные колонны,
Елагин мост и два огня,
И голос женщины влюбленный,
И хруст песка, и храп коня[40].
Никто, восхищенно перечитывая эти гениальные Блоковские строки, не думает об одном из ленинградских мостов. Звучание стихов, их звуковое совершенство, их совпадение с темой-задачей настолько поглощает все остальное, что видеть в этом изображение Елагина моста просто кощунственно.
Такова же поэтическая ценность и значимость Ахматовской «Поэмы без героя». Это — выдающееся произведение. Недостаток «Поэмы без героя» только один.
Но недостаток очень большой.
Память изменила Корнею Ивановичу Чуковскому. Тот «тревожный и страстный ритм», который Чуковский считает Ахматовским вкладом в русскую поэзию, известен русской поэзии раньше, чем написана «Поэма без героя».
Этот размер, этот «тревожный и страстный ритм», словарь, чередование вопросительных и восклицательных интонаций — принадлежит выдающемуся русскому поэту Михаилу Кузмину[41].
Вот отрывок эмоционально-напряженный, красочный и драматический, стихи самого первого поэтического сорта:
«Кони бьются, храпят в испуге,
Синей лентой обвиты дуги.
Волки, снег, бубенцы, пальба!
Что до страшной, как ночь, расплата?
Разве дрогнут твои Карпаты?
В старом роге застынет мед?
Полость треплется, диво-птица;
Визг полозьев — «Гайда, Марица!»
Стой... бежит с фонарем гайдук
Вот какое твое домовье;
Свет мадонны у изголовья
И подкова хранит порог.
Галереи, сугроб на крыше,
За шпалерой скребутся мыши,
Чепраки, кружева, ковры!
Тяжело от парадных спален!
А в камин целый лес навален,
Словно ладан шипит смола...
Это...
Отчего ж твои губы желты?
Сам не знаешь, на что пошел ты,
Ты о шутках, дружок, забудь!
Не богемских лесов вампиром —
Смертным братом пред целым миром
Ты назвался, так будь же брат!
А законы у нас в остроге,
Ах привольны они и строги.
Кровь за кровь, за любовь любовь
Мы берем и даем по чести,
Нам не надо кровавой мести,
От зарока развяжет бог,
Сам себя осуждает Каин...
Побледнел молодой хозяин,
Резанул по ладони вкось...
Тихо капает кровь в стаканы:
Знак обмена и знак охраны...
На конюшню ведут коней...
Этот отрывок сделал бы честь Ахматовой, если бы его включить в «Поэму без героя». И вошли бы туда эти строфы незаметно.
Это — Михаил Кузмин, стихотворение «Второй удар» из последнего сборника поэта «Форель разбивает лед» (Л-д, 1929. Стихи 1925–1928 гг.).
Это — Михаил Кузмин, новатор и великий знаток русского поэтического стихосложения, тончайший мастер поэтической речи.
Вот какие бывают промахи у самых виднейших, у самых щепетильных поэтов, таких как Анна Ахматова.
Почему это случилось? Потому что Кузмин позабыт, позабыт и Ахматовой, позабыт и Чуковским.
Если бы Ахматова воспользовалась онегинской строфой — ей каждый литературовед указывал бы на это.
Замечательный русский поэт Михаил Кузмин относится к числу тех, кто еще ждет «реабилитации».
Еще пример.
Что от треска колод, от бравады Ракочи,
От стекляшек в гостиной, от стекла и гостей
По пианино в огне пробежится и вскочат —
От розеток, костяшек, и роз, и костей.
Чтобы прическу ослабив, и чайный и шалый,
Зачаженный бутон заколов за кушак,
Провальсировать к славе, шутя, полушалок
Закусивши, как муку, и еле дыша.
Чтобы комкая корку рукой мандарина
Холодящие дольки глотать, торопясь
В опоясанный люстрой, позади, за гардиной,
Зал, испариной вальса запахший опять.
Это Пастернак — знаменитая «Заместительница» из «Сестры моей жизни».
Не являются ли эти строфы недостающим звеном чужой поэтической системы.
Например:
В будуаре тоскующей, нарумяненной Нелли —
Где под пудрой — молитвенник, а на нем Поль-де-Кок,
Где брюссельские кружева на платке из фланели,
На кушетке загрезился молодой педагог[42].
Все эти ритмы и сюжеты навсегда отданы в собственность Игоря Северянина.
В «Сестре моей жизни» уже были и свои Пастернаковские заявки на золото поэзии из того большого запаса наблюдений, с которым он пришел в литературу, чтобы создать собственную поэтическую интонацию.
Еще пример:
Были битвы и бинты,
Были мы с войной на «ты»,
Всякие видали виды.
Я прошел по той войне,
И она прошла по мне, —
Так что мы с войною квиты[43].
Что это такое? Бальмонт:
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря в берег бьется
Чуждый чарам черный челн.
Что это, также заимствование чужой интонации?
Нет, это яростная полемика именно с Бальмонтом. Его расстреливание из Межировского автомата, раздробленного в бою и сохранившего всю поражающую силу. Бальмонт убит в этом сражении, доведен до состояния «умирающего лебедя».
Когда тема заимствована, а интонация оригинальна, стихотворение имеет право претендовать на самостоятельное существование.
Другое дело, когда заимствована интонация. Стихотворение «Любимая, спи» Е. Евтушенко по своему размеру, ритму, словарному синтаксису, по своей поэтической интонации представляет собой перепев известного стихотворения Пастернака «Сестра моя жизнь».
У Пастернака:
Мигая, моргая, но спит где-то сладко
И фата-морганой любимая спит
Тем часом, как сердце, плеща по площадкам
Вагонными дверцами сыплет в степи.
У Евтушенко («Новый мир», 1964, № 7) не привожу текста — он длинен и с первой до последней строки «опастерначен».
Здесь полная зависимость, полное интонационное подражание, полный поэтический плагиат.
Как это происходит? В памяти Евтушенко хранятся неповторимые ритмы Пастернаковского стихотворения настолько бесконтрольно, что он пишет свои стихи, не следя, не улавливая даже того, что название своему стихотворению «Любимая, спи» Евтушенко дает из того же самого Пастернаковского стихотворения.
И фата-морганой любимая спит...
Вина Евтушенко в его крайней небрежности к такого рода вещам. Это вина собственного уха Евтушенко (не отличает своего от чужого), вина плохого контроля.
Вина здесь и работников поэтического отдела журнала «Новый мир», которые были обязаны указать Евтушенко на его просчеты.
Пастернаковские находки — его поэтическая собственность. Пользоваться поэтическими открытиями нельзя. Эти открытия — для читателей, для потребителей, а для поэта, производственника, мастера — это указание, что такая-то работа уже выполнена и надо разрабатывать своё, добиваться удачи в своем. Иначе поэт перестает быть поэтом.
Надо совершенно ясно понять, что большие поэты никаких дорог не открывают. Напротив. По тем дорогам, по каким приходили большие поэты, ходить уже нельзя. Вот такие следы поэта, по которым нельзя ходить, и называются поэтической интонацией.
Поэзия — бесконечна. В искусстве места хватает всем и не надо тесниться и ссориться.
Рождается ли стихотворение из образа? Да, рождается. Но это вовсе не единственный путь рождения стихотворения.
Тут важно, чтобы образ был не литературен. Стихи не рождаются из стихов, сколько ни учись. Стихи рождаются из жизни. Учиться надо затем, чтобы не повторить чужой дороги, не забить свежее и важное наблюдение банальным языком или что хуже — чужим языком.
<1960-е>, с правкой 1970-х гг.
Рифма
Лучшей рифмой в Пушкинские времена было соединение двух существительных. Пушкин был русским Адамом по выражению Луначарского. Поэзия — к началу деятельности Пушкина напоминала положение в современной науке, когда открытия буквально ждут вас на каждом углу, стерегут на каждом шагу. Нечто подобное было с русским словом, когда Пушкин взялся за перо.
Что такое «открытие»? — Это значит обратить общее внимание на нечто, существовавшее раньше, на то, что прежде никем не замечалось.
Вернемся к Пушкинской рифме. Рифмуя прилагательное с прилагательным, существительное с существительным, глагол с глаголом, Пушкин шел нехожеными дорогами.
Маршак считает, что лучше рифмовать — глагол и существительное, что такая рифмовка как бы связывает воедино разные части русской речи.
Мне кажется, что мысль ничего не решает в существе рифмы. Звуковое ее содержание говорит, что лучшая рифма — наречие и существительное.
Шкловский боится, что рифм не хватает. Рифм хватит. «Кровь — любовь» можно рифмовать еще много лет. Звуковая опора сохранится.
Рифмы бывают мужские и женские, дактилические и гипердактилические, точные и неточные.
В учебниках рифма называется звуковым повтором на конце строки, совпадающим с конечной паузой. Все это так.
Но для чего стиху рифма?
Нам отвечают: для благозвучия, чтобы подчеркнуть ритменно-музыкальное начало поэзии, а также, чтоб стихи легче запоминались, лучше запоминались.
Только ли для этого?
Мне с детства казалось, что слова имеют форму, окраску. Форма зависит от гласных звуков, от гласных букв. В самом деле, величина слова зависит от количества слогов, определяемого гласными буквами — это истина для школьника первого класса. Но форма и величина — не одно и то же. Слово «тополь» явно иное по форме, чем слово «теперь», хотя оба — одной величины и почти одной окраски. Окраска слова зависит от согласных звуков и ими определяется. Звуковой повтор может быть построен на гласных — это укрепление в памяти формы слова или другое всегда присутствует в