И не поймал бы, если бы были ей ворота, но еще двое в темном пересекли ей дорогу и схватил ее, улыбаясь под истошный крик
— Дяден[ька], дяд[енька], отпусти!
— Оставь ее, оставь ее! — голоса из остановившихся прохожих, к[отор]ые следили за всей этой сказочной правдошной сценой.
И на лицах не было никакого удовлетворения, что вот под полдень случилось то, что случалось только в тех страшных сказках, которые любила эта несчастная девчонка.
Я пересекал всю эту гоньбу, ни на минуту не задержавшись, все видя и сердцем обращенный к той минуте, которая, м[ожет] б[ыть] на всю жизнь перевернет душу этой девчонки.
Последнее время думал много о всех событиях наших и всего мира.
М[ожет] б[ыть] иначе нельзя. Нельзя, невозможно, ч[то]б[ы] ч[еловеческ]ая порода добровольно пошла подругому в царство духа.
Надо насилие, огонь, надо устрашить, гнать человечество.
Иначе нельзя, по косности своей не [может — зачеркнуто Ремизовым. — А. Г.] в состоянии человек сам своею силою. Инквизиция огнем думала спасти душу человека; а я думаю террором — уздой декретов — можно спасти человечество] — вывести его на новую дорогу.
В переустройстве матерьяльн[ых] отношений матерьяльное выставляется идеалом — материальным.
но это кажущееся по ограниченности человеческой,
путь же через матерьяльное к духу.
обвивается вокруг сердца, как язык и кровь течет из сердца
Я больше не вижу небо.
Я вижу улицу, толкучку, торговлю и облаву
24.VIII.
Есть русские люди бессовестные, такие, как Роз. Тин. Гор.
— " — и подл[ые]
26. VIII. Собственность не воров[ство], а собака на сене
но уничтожение собств[енности] требует высокого развития духа человеческого, развивалось терпение создают не идеи, а корысть книжность ничего, вино, корысть, торг[овля] [1 нрзб.] (брови) Нищие, а самовар есть [3 нрзб.]
Летопись моей жизни
30.IX. Утро. Иду за молоком в Петрокоммуну. Всякий день дают. 1 бутылку за 32 р. Великое благодеяние. Но я всякий день должен ходить с Троицкой на Адмиралт[ейскую] набережную] 12.
Больше никуда не выходил.
Когда шел, мысленно писал до ожесточения. Писал 1 сцену из Китовраса, статью о Скоморохах (Огоньки) и Шум Города (рассказ).
А вернулся — разбитый. Куда уж писать! Точно сожжен. И только к вечеру восстал. Но тут принес Алянский переписку Гершензона и Вяч. Иванова.
И до поздней ночи читали мы с Соломоном: он за Гершензона, я за Вяч. Иванова.
1.Х. Утро. Вся душа переполнена. Сел бы к столу и писал: А надо идти. Куда идти?
— В Петрокоммуну, все за той же бутылкой молока. И это еще вовсе не означает, что вот я пришел и получил, нет, я еще должен, как водится, подождать и вочередиться. Без этого никакая добыча не дается и ничего получить нельзя.
Сначала пошел в контору Г[р]жебину. Потолкался (который месяц хожу выручать рукопись своего «Рва львиного»). Сегодня там все сердитые. Поправил вывеску «галоши» на «калоши» и пошел дальше. — — в Петрокоммуну. Первый холодный день. Иззяб. Из Петроком[муны] с бутылкой вернулся домой и сейчас же пошел в ПТО на Литейный. А вернулся совсем замороженный и посеревший. И дома холодно.
Иногда мне кажется, что [больше] уж не выдержу — я, ведь, совсем обескровленный, и если держусь на ногах, когда весь валюсь, то только упорным духом своим. Вечером писал расск[аз]. И окончили с Соломоном переписку Гершензона с Вяч. Ивановым.
2.Х. Утро. Ой, как холодно сегодня. Все окно запотело. Снег шел. Пошел в Балтфлот прикреплять карточку С. П. Из Балтфлота в Дом Ученых. И опять беда: не ту карточку принес: надо желтую, а я зеленую. Слава Богу, что в Б[алт]Ф[лоте] хлеба выдали. С хлебом вернулся домой и сейчас в ПТО на Литейную. А из ПТО в кухню. После обеда пришел Алянский с рассказом о Уельсе, как Уельса чествовали в Д[оме] И[скусств] — телятину ели с шоколадом.
— Уельс шоколаду не ел! Писал «Шум города».
Поздно вечером пришли С[оломон] Г[итманович] и В. П. — расправляли серебро для игрушечной стены моей. Потерял я мундштук — большое несчастье. Упала лампа и разбилось стекло — не знаю, где и достать теперь.
Лопнул горшок из-под каши — где такой добудешь. И что это такая напасть — все бьется!
3.Х. Сегодня воскресенье. Никуда не идти. Какое счастье! Упала тарелка старинная и пополам, а с тарелкой и ваза из-под цветов — отлетели края.
Весь день писал. Кончил и переписал «Шум города». Заходил после обеда Замятин, принес мундштук. И телефон исправили — две беды прошли.
Что-то Соломона нет — 12-ый час. Устал я сегодня, но эта устал[ость] моя благословенна.
4.Х. Раннее утро. Ясное. Из противопол[ожного] дома вынесли гроб некрашенный деревянно-желтый, поставили на дроги — лошадь рыжая. Только священник серебряный в серебряной митре. Кого это повезут? Какая-то старуха плачет. Лития — вечная память. Возница-мальчишка сел на дроги и повезли — —
И ладан проник через мое окно. Во сне видел Бориса Гитм[ановича Каплуна]. Весь в сером мышином мягком. Показывал мне [1 нрзб.] узкие и [1 нрзб.] яблочный. Потом я очутился на лугу, нагруженный, продовол[ьственными] карточками и удостоверениями. Но какого-то главного у меня не было. И я все схватывался и ахал.
Потерялись мячик и перчатки. Мячик я нашел, а перчаток нет.
Пора. Куда?
— В Петрокоммуну за молоком.
По случ[аю] понедельника] молоко запоздало. Велели прийти попозже. Ладно. Ничего не поделаешь. Пошел в Толмачевск[ий] университет. А оказалось, что занятия отменены (не все еще съехались) и приходить мне не надо было. Пошел в Отдел Управления]. В редакции никого не застал. Рукопись оставил какой-то барышне и в Дом Ученых. С лестницы на лестницу, добился-таки [и мне выдали. — зачеркнуто Ремизовым. — Публ.] толку, но казначей куда-то вышел и заплатить деньги я не мог. А когда будет, неизвестно. Пошел опять в Петр[о]ком[муну]. Получил бутылку. И назад в Д[ом] Уч[еных] ждать казначея. Казнач[ея] я все-таки не дождался, и заплатил деньги какой-то барышне около казначейской комнаты сидящей. И больше у меня денег ни копейки. Есть цепочка серебряная. Больше ничего. Вернулся домой и пошел в ПТО. Заседание было сердитое. Очень горячился и когда вышел, показалось очень холодно. А погорячился из-за плёва человеческого — отголоска вечера в Д[оме] И[скусств] с Уельсом.
Соломон принес пуд иностранных газет. Алянский пришел с Н. А. Павлович — в первый раз. Шапошник[ов] — [без стихов] за повинностью: отдал примус. Ал. Вас. «по-прежнему молчал». Разбирали альбомную запись Уэллса Алянскому. Какая мудрость в каждой строчке! 5.Х. С утра в поход. На Сергиевскую в прачешную за бельем. Ветер так и крутит беспощадно.
Подумал: к[а]к петропавловская пушка — звон. Это к рассказу. В прачешной тепло. А вышел, ветер так и рвет, так и прокалывает. Вернулся домой. А дома новость: С. П. больше не служит в Балтфлоте. Эх, пропали папиросы! Побежал в Петроком[муну] за молоком, за минуту пришел и получил [далее следует глаголическая буква «добро». — Публ]. Из Петрок[оммуны] в Дом Ученых карточку прикреплять. Потом домой. Ходили к Алянскому на Колокольную. Сегодня у них последний день праздника — угощали нас обедом. Вернулись от Алянского, приплел секретарь «Крас[ного] Милиц[ионера]» Закатимов, очень хороший мальчик. Это все насчет всяких продовольственных] карточек.
После Закатимова разговор с Эпштейном о печках.
Вопию нашим зеркальным стеклам:
погибаю от холода!
Был Алянский. Дела театральные. Дела союзные.
Дела московские — неделя скандалов.
За полночь спустился Соломон [на совещание].
В лавку привезли воз с яблоками. Когда вносили в лавку, мешок разорвался и яблоки посыпались на мостовую. Мальчишки сейчас же бросились подбирать. За большими полезли и маленькие. Тут пущены были вожжи, а одному голопузу извозчик наступил сапогом на руку — тот нагнулся, чтобы поднять, протянул руку и такое вышло.
6.Х. Пасмурное утро. Не могу никак вспомнить сна. Только вспоминаю какую-то дорожку очень зеленую. Собрался в П[етро]ком[муну], пришел печник. Подождал, пока кончит печку и в путь. Сегодня теплее. Только у нас-то холодно будет — проломил стену для трубы. В П[етро]ком[муну] поспел вовремя. С бутылкой пошел в Балтфлот (в лавку). Из Балтфлота домой. Дома застал Веру Евгеньев[ну] Б.
Пылища в комнате, не дай Бог. Пошел в ПТО на Литейный. Толкался, добиваясь продовольственных] карточек и рецепта докторск[ого]. Вернулся домой, а дома стену прорубают — труба лопнула централ [ьного] отопления. Разворотили и ушли. После обеда пришла Валентина] Анд[реевна] Щеголева и А. Н. Ходасевич. Ушли. Наталья Вас[ильевна] пришла. Холод ужасный. Что еще надеть? Не хочется пальто, а придется.
Была С. Н. Дважды вызывал по тел[ефону] Соломона — занято. Так и не пришел.
Еще новая беда: камин дымит.
7.Х. И опять утро и опять поход в Петроком[муну] за молоком и по Петроком[муне] путешествие за [1 нрзб.] с рецептом. Из Петроком[муны] пошел в Балтфлот. Не хотят отпускать С. П. Придется идти и завтра — надо же карточку-то отдать.
Погибаю от холоду!
Читал в Д[оме] И[скусств] «о человеке, звездах и о свинье». Всегда мне тяжко, когда выступаю: все мне все кажется ненадобным, все это чтение мое.
Вернулись домой с П. Е.
К полночи спустился Соломон
неизбывную беду избывать
холодную.
Лег в отчаянии, дрожа и безмысленно.
8.Х. И опять — зачем проснулся и вот тороплюсь? Пошел в Толмачевку. Рассказывал о Достоевском — «стиль бахвальный». Слушал своего ученика Соколова о колдунах из села Спаса Кологривского уезда Костромской губернии]. Память у него плохая, дорогой карандаш потерял, а на селе нигде.
Из Толмачевки (нет лучше, из Толмачей) в Д[ом] Ученых. Встретил Горького.
Говорю ему:
— Как стал получать ученрый] паек, чувствую, что с каждым днем умнею.