— Но почему Иванов уже был в отпуску, и Гогия и Карпенко были? Почему тебе нельзя? Кто же за них работает?
Сжал Ромэн челюсти и лаконически — от стола:
— Не знаю. Не мое дело. Не мешай!
Поплакала жена и в слезах уснула. Через полчаса сдался и Ромэн: сон сразил его у стола с карандашом в руке.
В окно брезжил новый день.
А. Шерман. Загадка Виктора Гончарова
Ранняя советская фантастика во многом остается terra incognita. За сухими строками все еще неполных библиографий часто нет биографий; мы мало или совсем ничего не знаем об авторах целого ряда ярких и примечательных романов, повестей и рассказов. Однако и на таком фоне случай Виктора Алексеевича Гончарова представляется исключительным — неизвестны даже даты его жизни, а ведь речь идет об одном из основоположников советской фантастики и весьма заметном авторе фантастической и авантюрной прозы 1920-х годов.
Гончаров, как блуждающая комета, явился буквально из ниоткуда и за три года (1924–1926) успел выпустить в центральных издательствах пять романов и повесть. Совокупный тираж его произведений достиг внушительной по тем временам цифры (более 55 тысяч экз.). Наряду с определенной безыскусностью и неотшлифованностью, его книги поражают изобретательностью, богатством фантазии, тематическим разнообразием — писатель пробовал свои силы в таких поджанрах, которые определили бы сегодня как «космическая опера», палеофантастика, приключенческо-детективный триллер, фантастика микромира и т. д. В нем ощущался бесспорный талант и большой нереализованный потенциал; он мог бы стать классиком НФ-литературы, если бы жил в другом месте или хотя бы в другое время.
Но Гончаров жил в Советском Союзе в двадцатых годах, когда фантастам и «приключенцам» выпал лишь глоток свободы. Его недолгий взлет сменился долгим забвением. Не добившись славы куда менее одаренных современников, Гончаров десятилетиями оставался практически неизвестен читателям. Причина этого, безусловно, состояла в насильственном изъятии писателя из литературы — с конца 1920-х гг. произведения Гончарова в СССР не переиздавались, а все книги его, несмотря на относительно приличные тиражи, стали библиографическими редкостями.
О жизни Гончарова известно крайне мало. Возможно, он был уроженцем Украины, где начинается действие «Психо-машины», первого романа его космической дилогии. В ранних текстах Гончарова изредка встречаются украинские обороты, а в «Межпланетном путешественнике» главный герой узнает в окуляре родные края, в «порыве внезапной нежности» восклицает «Украина!» и обнимает трубу телескопа.
Проза Гончарова не свидетельствует об особой литературной изощренности и начитанности. Его источниками часто выступают бульварные «сыщицкие» и псевдо-«оккультные» романы, фантастические произведения предшественников и научно-популярные книги. Вероятно, у него не было высшего образования. Не исключено, что Гончаров, как и его любимые герои — комсомольцы и «фабзавуки» — был во многом автодидактом; с другой стороны, в чем-то он мог и приспосабливаться к аудитории.
Считается установленным, что в начале 1920-х гг. Гончаров жил в Тифлисе. Возможно, он имел какое-то отношение к системе образования и воспитания молодежи — но все это не более чем догадки. Именно в Тифлисе обитает еще один герой «Межпланетного путешественника», профессор Зэнэль. И именно в Тифлисе в январском номере журнала Закавказского крайкома РКСМ Красные всходы за 1923 г. было опубликовано первое известное произведение Гончарова, «Жизнь невидимая» — бесхитростный и назидательный, однако не лишенный юмора фантастический рассказ о «конференции» микробов.
В феврале-марте 1924 г. в том же журнале начала печататься повесть «Комса», ставшая затем второй частью «Межпланетного путешественника». Год этот выдался весьма «урожайным» для Гончарова: в издательстве «Молодая гвардия» одна за другой выходят обе книги космической дилогии, «Психо-машина» и «Межпланетный путешественник», в ЗИФе — «Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин», первая часть дилогии о докторе Скальпеле.
Очевидно, писательский успех побудил Гончарова в середине двадцатых годов перебраться в Москву. В справочнике «Вся Москва» на 1927 г. мы находим литератора Виктора Алексеевича Гончарова, проживающего на Большой Грузинской, д. 16, кв. 9.
В 1925 г. Гончаров выпускает в ленинградском издательстве «Прибой» авантюрно-фантастический и крайне «игровой» роман «Долина Смерти (Искатели детрюита)», а в ЗИФе — палеофантастический роман «Век гигантов», продолжение похождений доктора Скальпеля и его спутника Николки. Книга вышла с посвящением «пионерам, фабзайчатам и комсомольцам».
В 1926 г. «Молодая гвардия» публикует приключенческий роман Гончарова «Под солнцем тропиков», авантюрно-просветительское повествование в духе Ж. Верна, но со свойственным Гончарову иронически-пародийным переосмыслением канонов жанра.
Критика Гончарова не жаловала, времена же становились все более суровыми. Случайно или нет, но закат Гончарова совпал с падением Л. Троцкого. Быть может, Гончарову попомнили «завет товарища Троцкого» в самом начале «Малых величин»….
Писатель делает попытку отойти от фантастическо-приключенческой литературы, после и вовсе исчезает с литературного горизонта. В 1927 г. в «Молодой гвардии» еще выходит переиздание «Малых величин», в январской книжке журнала Октябрь — реалистический и несколько кафкианский рассказ «День Романа». Далее — провал, молчание.
В 1930 г., согласно справочнику «Вся Москва», «литератор» Гончаров еще проживал на Большой Грузинской, а значит, литературой занимался. Работал ли он в какой-либо редакции, публиковался под псевдонимом (если псевдонимом не был «Вик. Гончаров»), писал скетчи и репризы? Оказался ли в конце концов в сталинских застенках? Этого мы не знаем. Последним «литературным приветом» от Виктора Гончарова стала необычная публикация в киевском журнале Знания та праця, где некий Илья Китаевич напечатал в №№ 7–8 за 1931 г. повесть «Доброго здоров’я: (В. Гончарова)», представлявшую собой сокращенную переработку «Малых величин». Не стоял ли за этой публикацией сам Гончаров? Еще одна загадка…
Возвращение Гончарова к читателям оказалось сложным и растянулось на многие годы. Библиограф фантастики В. Бугров заметил в свое время, что книги Гончарова, «написанные вроде бы вполне „в духе эпохи“, однако ж — совершенно без оглядки на официальную идеологию, эти книги таили в себе то самое инакомыслие, борьба с которым становилась едва ли не главной заботой утверждавшегося тоталитаризма». Это преувеличение: книги Гончарова идеологически выдержаны, их главный стержень — борьба с внешними и внутренними врагами, «последний бой» с капиталом, революционные перемены, будь то на других планетах или в первобытном обществе; в них (при всей иронии) воспевается шпиономания и коммунистическая экспансия, последовательно проводится мысль о духовном, моральном и интеллектуальном превосходстве молодого племени «комсы» над расхлябанной и рефлектирующей интеллигенцией.
Однако в каждой из них действительно можно было найти нечто идеологически неприемлемое: космическая дилогия — махровый идеализм, чуть ли не «Люмен» К. Фламмариона (не говоря уже о бесполом размножении коммунистов будущего и «атавистических» пережитках сексуальности); доктор Скальпель и Николка ведут сомнительные беседы и предаются каннибализму, пожирая человеческий жир; «Долина Смерти» взрывает изнутри все штампы и каноны столь важных для режима «милицейских» и шпионских романов и т. п. Поэтому даже в эпоху «оттепели» трудно было помыслить о переиздании книг Гончарова.
О писателе, тем не менее, начали осторожно напоминать фантастоведы. В известной статье «Фантастика, рожденная революцией» (сб. «Фантастика 1966», вып. 3) Р. Нудельман кратко упомянул о нескольких произведениях Гончарова, заметив:
Беда Гончарова, писателя, несомненно, талантливого, одаренного живым юмором, состояла в том, что у него было слишком буйное воображение и слишком сильное пристрастие к приключениям при полном или почти полном отсутствии серьезных научных и социальных идей; поэтому он широко использовал чужие идеи и сюжеты.
Более подробно писал о Гончарове А. Бритиков в книге «Русский советский научно-фантастический роман» (Л., 1970), выделяя в его произведениях пародийное начало:
Прослеживается связь «Двенадцати стульев» и с другим авантюрным романом 20-х годов — «Долиной смерти» (1924) В. Гончарова. Эпопея отца Федора в поисках зашитого в стул клада очень похожа на злоключения гончаровского дьякона Ипостасина с таинственным детрюитом. Спасаясь от чекистов, дьякон скрылся в неприступных кавказских скалах и тихо спятил в обществе шакалов, как отец Федор в соседстве с орлом в аналогичном кавказском эпизоде. Любопытно, однако, что как раз гончаровский персонаж кажется списанным с отца Федора, а не наоборот. Ничего похожего на социально-бытовой подтекст сатиры Ильфа и Петрова у Гончарова нет. Искры дарования (они, по-видимому, и остановили внимание авторов «Двенадцати стульев») поглотила модная авантюрно-пародийная волна.
Между умопомрачительными приключениями Гончаров иногда довольно толково описывает (по книгам), например, лучевую болезнь и даже прорицает, что когда-нибудь «появится на свет божий» атомная взрывчатка. Но когда сам начинает фантазировать и сообщает, например, что радиоактивные металлы добываются выплавкой из руд или что пучок радиоактивного излучения режет материальные тела (да еще «со свистом»!), вспоминается одна реплика в романе Гончарова: «Это или абсолютное незнакомство с физикой, или вообще дурость». <…>
Разумеется, это было эпатированием: передразнивалась лихость, с какой авторы «красного Пинкертона» кинулись изобретать разную техническую невидаль. Но и Катаев, высмеивавший советский авантюрный роман, и М. Шагинян (Джим Доллар), пародировавшая буржуазный, и Гончаров, передразнивавший всех и самого себя, превращали научно-фантастические мотивы в предмет литературной игры.