Цвет кожи его был цветом полированного чугуна. Глаза – не глаза, а глазища, притаившиеся под лобным квадратом, – горели черными брильянтами в оправе иссиня-белой роговицы.
Они вошли в комнату, которая имела вид антикварного или этнографического магазина, пришедшего в упадок. Беспорядочные груды книг со старинными кожаными переплетами и застежками из зеленой меди перемешивались с первобытным оружием, утварью и идолами с Полинезийских островов, с грубыми пестрыми нарядами дикарей; скелеты и отдельные кости ископаемых зверей – с человеческими черепами – желтыми, беззубыми, дыроглазыми, бесчелюстными.
Посмотрев с сомнением вокруг себя и вымолвив с твердым порицанием «ну, беспорядок», Доггед провел гостей в соседнюю комнату. Если в первой все говорило о первобытном хаосе, во второй – белый кафельный пол, эмалированные стены, блестящее химическое оборудование напоминали пришельцам не о заре человечества, а о XX веке, веке сложной техники и точных наук. Отодвинув от стойки два табурета на длинных ножках, Доггед предложил гостям садиться. Бамбар-биу отказался, Петька же, усталый после гонки, с удовольствием оседлал длинноногий табурет, вымерив предварительно все движения, чтобы не растянуться на кафлях. И все же табурет провез его немного, посвистав ножками о пол.
– Что могу служить? – спросил Айра Доггед, разглядывая без церемонии голое тело гиганта.
– Две просьбы, – отвечал тот. – Прежде всего не мешало бы мне одеться, а затем – приюти пионера на час-другой до моего возвращения.
– Перрвое буду исполнять с удовольствием, вторрое без никакого. Прройди ты в ту комнату и выберри себе по вкусу любой костюм.
Не интересуясь, почему ученый отнесся к Петьке «без никакого» удовольствия, Бамбар-биу скрылся в указанной комнате.
Хозяин пыхнул ему вслед черным огнем из зрачков и перенес свое внимание на пионера. Его взгляд угнетал, как взгляд королевского тигра.
– Маленький мистер давно из России?
– Это я, что ль? Еще месяца нет, – быстро отвечал пионер, желая скорейшего возвращения гиганта.
– О! Не читал ли мистерр Петька последний статья ррусской химик Шлиппенбах?
Петька тоскливо оглянулся на дверь. Внутренне вскипятившись, подумал «издевается черная мохнатина», но отвечал с холодной вежливостью, которую перенял от Бамбар-биу:
– Мы, сэр, еще не проходили в школе химических науков.
– Как жаль. Наши мальчики химия учат.
Он бросил беглый, острый взгляд на Петькин револьвер, прикрыл заслонками век недоброе пламя глаз и повернулся вместе с табуреткой к микроскопу на стойке. К радости пионера, микроскоп оказался для него более интересным, чем бесплодный разговор.
Вернулся Бамбар – изящный джентльмен, неузнаваемый, перерожденный. В цилиндре, с крахмальной грудью, белыми перчатками, он мог бы теперь сойти за социал-демократического представителя в парламенте.
– Ты знаешь, Айра, цель нашего прибытия? – спросил он и, предупреждая ответ, поторопился досказать. – Мы рассчитываем освободить из тюрьмы маленького белого человечка.
– Почему ты не говорришь пррямо: белая девочка?
– Если это девочка, тем лучше, – Бамбар-биу опустил глаза на узкие носки своих ботинок. – Тем лучше, – повторил он, – пионер как раз ищет девочку… – И посмотрел задумчиво-нежно в сверкнувшие мрачной иронией глаза черной мохнатины. – Кроме того, – добавил он, – я думаю нанести визит одному высокопоставленному лицу, вот почему я нарядился в твой выходной костюм.
– Очень хоррошо. Ты сейчас уходишь? А если ты не веррнешься?
– Я вернусь, – изящным движением пальцев, одетых в перчатку, Бамбар-биу оттенил сквозь ткань сюртука выпуклости двух маузеров.
– Ну, смотрри. Должен тебя прредупрредить. Утрром, слушая ррадио последние новости, я узнал, что в эту ночь известный анархист совершил налет на пастбище мистерра Бррумлея…
Беспечно направлявшийся к дверям гигант гневно обернулся.
– Почему ты не сказал об этом раньше? Петух, нужно было догадаться, что у них есть радио-передатчик. Теперь обстановка меняется резко. Но я пойду, все равно. Подари мне, Айра, одну из твоих хлопушек.
Петька увидел, что на его друга опять свалился приступ дерзкой отваги. Она была уместна в пустыне, но здесь, в городе… С высоты своего табурета Петька испустил негодующее «эх!»
– Не пыхти, пионер. С твоей «игрушкой» ты везде в безопасности. Сколько у тебя осталось зарядов?
– Хватит, – отвечал Петька, перед этим только что заполнивший свежими патронами пустые гнезда револьвера.
Айра Доггед обыденным движением извлек из кармана брюк кругленький белый предмет – алюминиевое яблочко с медным черешком-капсюлей.
– Посмотрите на него! – воскликнул Бамбар-биу с усмешкой, – у него бомбы хранятся в карманах. Видал ты такого оригинала?..
– Не уррони, – сказал Доггед, передавая «яблочко», – урронишь, я никогда не увижу мой паррадный костюм, ай-ай-ай…
Бамбар-биу ушел, и снова Петька почувствовал себя объектом пристального, неприятного внимания.
Доггед с минуту разглядывал его в упор, сверлил черными глазищами, потом подошел тигриной походкой и протянул руку:
– Мистерр Петух дает мне один патрон, кррасная головка, на память…
Может быть, пионер и не отказал бы ему в этой просьбе, если б – другой подход; но противная вкрадчивая тигристость заставила его отшатнуться, свалиться с табурета и больно ушибить ягодицы.
– Проваливай, – сказал он басом, скользнув по кафлям на животе и благодаря этому избегнув цепких рук мохнатины.
Топот ног в передней комнате отвлек Доггеда от пионера. Он поспешно занял место у химических приборов на столике, едва успев крикнуть:
– Спррячь рревольверр, но дерржи наготове.
Дверь распахнулась. Дула ружей. Бородатые лица. Красные мундиры. Трое жандармов ввалились в комнату. Дальнейший разговор шел на английском.
– Попрошу господ не трогаться с места! – выразительно произнес старший жандарм.
Наперекор его просьбе Айра Доггед встал с табурета – громадный, сухой, оскорбленный, держа в руках колбочку с густым ярко-малиновым сиропом.
– Попрошу объяснить, на каком основании врываетесь вы в частную квартиру? – Он вопрошал с внушительностью премьер-министра и еще более внушительно вертел в нервных руках колбочку, к которой невольно приковались взоры всех.
Жандарм, попросивший «не трогаться», слегка вытянулся, сохраняя, впрочем, достоинство, и объяснил:
– Мы видели, сэр, к вам вошел известный преступник, носящий кличку «Бамбар-биу» и еще «1111».
– Не отрицаю, – веско отвечал Доггед, поднимая острый палец, – человек, которого вы называете так странно, был у меня, прося хлеба, и я, как истинный христианин, не мог отказать ему. Но теперь этого человека здесь нет. Он ушел пять минут тому назад, переодевшись у меня в женский наряд. Позвольте, я не кончил. Предвидя ваш вопрос, доложу: он принес с собой узел с платьем, и я не видел необходимости помешать ему переодеваться.
– Очень хорошо, сэр. Мы не можем не верить вам, но вы, без сомнения, разрешите нам бегло осмотреть вашу квартиру. Бегло, очень бегло.
– Вы уже видели эти две комнаты, остается третья. Я дам вам свое разрешение, но… позвольте, – его голос дрогнул трагически, и руки с колбочкой заплясали. – Как честного ученого и гражданина без малейшего пятнышка на своей репутации, подобный обыск меня глубоко возмущает…
– У нас есть предписание, сэр…
– Тем хуже. Вы видите, как дрожат мои руки. Я не поручусь, что во время обыска они не выронят этой колбочки. А если она упадет, ото всех нас останется жалкий прах.
Старший жандарм протянул руку:
– Разрешите, сэр, я ее положу на столик.
– Я не могу доверить ее вашим неловким рукам, – отвечал Доггед, отстраняясь и едва не роняя малинового своего сиропа.
– Хорошо, сэр, – жандарм попятился, рысьим глазом заглядывая в открытую дверь третьей комнаты и пронзив пионера насквозь, – мы уйдем сейчас, но разрешите нам прийти, когда у вас будет более спокойное настроение?
Жандармы ретировались, стараясь ступать мягко и деликатно. Доггед запер за ними дверь, а вернувшись, расхохотался во всю глотку:
– Вы поняли что-нибудь, мистерр Петька?
– Нетрудно было понять, – отвечал пионер, – вы угрожали им этой жидкостью?
– Да, я угррожал. Эта стррашная жидкость – слабительное, которрое я делал для одной лошади.
Затем, спохватившись, он подошел к окну, выходившему на город, и опустил красную штору.
– Теперрь, сэрр, разррешите мне осмотрреть ваш рревольвер, – это он заявил голосом, не допускающим никакого протеста, наступая на пионера тенью от грозовой тучи.
– Отойди, лохматина! – завопил Петька. – Пристрелю, увидишь, пристрелю.
– Зачем «лохматина»? Зачем «прристррелю»? Человека убивать тяжело, мальчика.
Доггед загнал пионера в угол. Не видя иного исхода, тот положил палец на собачку и крикнул в последний раз: «Не дури, образина!» Следивший за его пальцами остро, Доггед всем корпусом вильнул в сторону к стене и, будто поскользнувшись, уцепился за крючок для полотенца. Под пионером расступился пол широкой воронкой. Пионер опустил курок, пролетел вниз жуткое количество метров и упал в воду. Над ним, как сказочный леший, греготал мохнатый чернец…
Имея при себе свою «игрушку», Петька не испытывал особенного страха, какие бы переделки ни сыпались на него. Сунув револьвер в кобуру, он выплыл на поверхность прогнившей зеленой воды и спокойно убедился в том, что свободно достает ногами дно. Он снова вынул револьвер и отошел из-под зиявшего люка в сторону. Намерения у него были честные: проучить мохнатого человеко-тигра.
Через люк брызнул свет сильного электрического фонаря. Петька отошел еще дальше. Сноп лучей тыкался бестолково, просвечивая зеленую воду до дна и выдавая растерянность той руки, которая двигала им. В люк свесилась голова в ореоле жестких волос, края воронки сильно сужали ей поле зрения. Голова исчезла и вместо нее распустилась вниз веревочная лестница; она оканчивалась, далеко не достигая воды. По лестнице с фонарем на груди стал спускаться Доггед. Петька не любил волокиты, поэтому, не затягивая дела, выстрелил. Доггед сначала повис на одной руке, капельк