ила бы и те опыты, совокупность которых широко раздвинула область теоретического и прикладного знаний, и, значит, мы были бы лишены этих знаний.
Возьмем теперь для примера хотя бы только некоторые из прикладных знаний лабораторного происхождения, положим предохранительные прививки и сывороточное лечение, а вместе с этим вспомним сельских хозяев, скот которых - основа их материального благополучия - гибнет от чумы или сибирской язвы; вспомним несчастных, нередко в полном сознании погибающих от собачьего бешенства, столбняка, чумы; вспомним обезумевших от ужаса и горя родителей, терянщих свое любимое, иногда единственное дитя от дифтерита. Вспомним этих и многих страдальцев и спросим: что сказали бы они, зная, что их положение было бы не так безнадежно, что страшные, леденящие кровь несчастья, повисшие над ними, не были бы столь неотвратимы, если бы общества покровительства животным не добивались своего торжества во что бы то ни стало, действовали бы с большей осмотрительностью и, защищая от несчастий животных, не забывали бы о несчастных людях? Разве эти страдальцы невправе были бы послать тысячи проклятий тем людям, за нежность и сострадательность которых к животным им, быть может, не менее нежным и сострадательным, приходится расплачиваться такой ужасной ценой? Развал эти несчастные не вправе были бы закричать гг. покровителям животных, чтобы они искали других случаев для проявления своей нежности к животным, не за чужой, а за свои собственный риск и страх, чтобы они не смели с развязностью решать вопросов, касающихся всего человечества и всех его грядущих поколений?
Возьмем еще пример. В настоящее время упорно ведутся опытные исследования, направленные к борьбе с такими страшными бичами человечества, как бугорчатка, сифилис и некоторые другие. Весь образованный мир и бесчисленное множество страдальцев с трепетом следят за результатами этих благородных усилий исследователей. Представим опять, что экспериментальная наука стала под контроль людей, не имеющих ничего общего с этой наукой, глубоко предубежденных против нее. Кто и на каком основании поручится, что эти люди не прекратят в самом начале опыты, в которых, может быть, кроется зерно будущего если не избавления, то облегчения человечества от его величайших несчастий? И ужели нужно доказывать, что на этих людях, как бы ни были они добры и нежны к животным, лежала бы величайшая нравственная ответственность перед человечеством, что они были бы злейшими врагами его и заслуживали бы, конечно, не благословения современников и потомства?
На основании всего вышесказанного комиссия, по чувству нравственного долга и при глубочайшем убеждении в своей правоте, считает необходимым сказать относительно рассмотренного ею доклада следующее:
1. Основное положение доклада, заключающееся в утверждении, что опыты над животными ничего не дали и дать не могут науке и жизни, а потому бесполезны и даже вредны, глубоко ошибочно и объясняется полным незнакомством составительницы доклада с тем предметом, о котором она столь решительно судит.
2. Предложение доклада - поставитьзводство научных опытов в университетах, академиях и т. д. под контроль членов Общества покровительства животным - не только унизительно для науки, но и опасно для общественного блага.
По мнению комиссии, Общество покровительства животным, несомненно, глубоко симпатичное по своим основным задачам, было бы на гораздо более верном пути, если бы оно искало таких случаев для проявления этой любви, где плодотворность этой деятельности не подлежала бы никакому сомнению. Если Общество проникнуто истинной любовью к животным, т. е. любовью живой и деятельной, то ему, конечно, не придется затрудняться при отыскивании случаев для проявления этой любви, потому что жизнь животных представляет бесчисленное множество таких случаев.
Председатель комиссии проф. П. Альбицкий
Члены: И. Павлов с особым мнением Н. Кравков
ОСОБОЕ МНЕНИЕ [111]
Вполне присоединяясь ко всему высказанному моими товарищами по комиссии относительно разбираемого доклада о вивисекциях, я, однако, чувствую в себе обязанность вправе прибавить от себя следующее.
Когда я приступаю к опыту, связанному в конце концов с гибелью животного, я испытываю тяжелое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Когда я режу, разрушаю живое животное, я слышу в себе едкий упрек, что грубой, невежественной рукой ломаю невыразимо художественный механизм. Но это переношу в интересе истины, для пользы людям. А меня, мою вивисекционную деятельность предлагают поставить под чей-то постоянный контроль. Вместе с тем истребление и, конечно, мучение животных только ради удовольствия и удовлетворения множества пустых прихотей остаются без должного внимания. Тогда в негодовании и с глубоким убеждением я говорю себе и позволяю сказать другим: нет, это - не высокое и благородное чувство жалости к страданиям всего живого и чувствующего; это - одно из плохо замаскированных проявлений вечной вражды и борьбы невежества против науки, тьмы против света.
Проф. Ив. Павлов
Выступления в прениях по докладу А. П. Зельгейма «К анализу психических возбуждений слюнных желез»[112]
(26 февраля 1904 г.)
И. П. П а в л о в: Ввиду новизны предмета я хотел бы сделать некоторые пояснения к настоящему докладу. Несколько лет тому назад найдено, что все предметы, которые гонят слюну при приложении к слизистой рта, точно так же действуют и на расстоянии. Сухой хлеб, например, гонит много слюны, но если его показать, то слюна также будет выделяться в большом количестве, и такие примеры мы имели в массе. Что это значит? При изучении этого мы решили стать на объективную почву. Непосредственной нашей задачей было установить точные отношения между явлениями внешнего мира работой слюнных желез. Конечно, сначала мы предполагали, что это чрезвычайно трудно, но на опыте оказалось не так. Изучение шло успешно, правильно, и теперь мы имеем новые данные в виде нового, но фибиологического материала.
Отделение слюны есть акт рефлекторный; при соприкосновении раздражителя со слизистой оболочкой рта получается постоянное отделение слюны. Этот рефлекс мы называем безусловным, или постоянным. Все остальное, новое, что прежде относилось в отдел психики, мы называефлексом условным. Ближайшей нашей задачей было изучить условия этого последнего рефлекса. И Толочинов нашел, что внешнее раздражение дразнение - собаки в первый раз всегда дает сильный рефлекс на слюноотделение, но затем рефлекс этот все слабеет и слабеет. Это настолько постоянное явление, что явилась возможность установить, как правило, что условный рефлекс при повторении доходит до нуля. А можно ли его восстановить? Оказывается, можно двумя способами. Во-первых, если дать собаке поесть, условный рефлекс появится снова. Но новое отделение можно вызвать также и вливанием соляной кислоты. Таким образом мы убедились, что в новой области можно собрать точные факты. Далее, мы имели возможность убедиться, что на временный рефлекс имеет большое влияние двигательная реакция. Так, например, если дразнить собаку хлебом, то рефлекс постепенно ослабевает. Если в это время привести другую собаку и на глазах первой дать ей хлеб, то слюны уервой все-таки идет меньше, а не больше, как можно было бы ожидать. Как физиологически представить эти явления условного рефлекса? Очевидно, мозг можно разделить на две части, нижний и верхний, с более точными функциями. Простой, безусловный рефлекс идет через нижний мозг. При условном рефлексе происходит раздражение отдельных центров верхнего мозга, например зрительного, обонятельного. От клеток этих центров имеется выход в разные стороны, но рефлекс от известного раздражения направляется к тому центру в нижнем мозге, который в данное время наиболее раздражен. Из этого следует, что простой рефлекс составляет необходимую основу сложного, почему и сделано было предположение, что для условного рефлекса необходимо существование безусловного. Доктор Зельгейм и занялся проверкой такого предположения. Его задачей было выяснить, что сделается с условным рефлексом, если уничтожить постоянный, безусловный. Безусловный рефлекс идет, как известно, по n. lingualis и n. glossopharyngeus, почему опыты производились. с перерезкой этих нервов.
У собаки сначала устанавливался рефлекс с горьких веществ; обращалось внимание, существует ли ослабление этого рефлекса при повторных раздражениях. Затем делалась перерезка нервов, чем, конечно, уничтожался безусловный рефлекс на горькие вещества. Это уничтожение влекло за собой глубокие изменения в процессе слюноотделения. Делая повторные вливания горечи, можно заметить постепенное ослабление рефлекса. Значит, отделение слюны пошло уже по типу условного рефлекса; безусловного же нет, так как при сохранении его было бы неослабевающее отделение слюны. Но интересно, что будет делаться дальше с условным рефлексом? Оказывается, и он в конце концов исчезает, чтобы совсем уже не появляться. Ясно, что все условные рефлексы имеют фундамент в существовании безусловного.
Л. В. Попов: Повторные раздражения горечью при существовании нервов дают постепенно ослабевающий рефлекс?
И. П. П а в л о в: При вливании горечи в рот рефлекс не ослабевает.
Л. В. Попов: Как понимать усиленную двигательную реакцию и ее значение для условного рефлекса?
И. П. П а в л о в: Это разбирает работа Бабкина, который доказал ослабление условного рефлекса при двигательной реакции. Если, например, собаку во время дразнения хлебом напугать звуком из трубы граммофона, то отделение слюны прекратится. Это нужно объяснить таким образом, что от высшего центра существует масса путей к разным центрам низшего мозга и раздражение в каждое данное время идет по пути к наиболее раздраженному центру. Если наиболее раздражен центр безусловного рефлекса на слюноотделение, то и раздражение пойдет по этому пути; может получиться условный рефлекс. Но если в раздражении находится двигательный центр, то раздражения пойдут к нему, а не к центру слюнной железы, и условный рефлекс прекратится.