овую Вселенную, более их устраивающую, кто знает? Освободившийся район стали занимать другие цивилизации, в том числе и мы… мы очень неспешная раса, мы домоседы и склонны к простому созерцанию жизни… но едва не случившаяся катастрофа вынудила нас принять логику звездной экспансии. Мы надеялись занять освободившиеся планеты Тиуа, ведь им они уже не понадобятся, но мы опоздали.
Граг помолчал, глядя в окно.
— Все планеты Тиуа уже были заняты… это такая редкость — теплые планеты с кислородной атмосферой… И тут мы обнаруживаем Землю! Мы долго размышляли, почему на территории Тиуа существует отсталый разум, почему планета не захвачена ими.
— Вы же сказали, друг мой, — осторожно заметил Анатолий, — что эта раса способна была творить звезды и планеты из вакуума? Что им маленькая планета Земля?
— Да, конечно. Но раньше? Когда Тиуа только развивались, когда они были неумелыми и неопытными как мы? Им тоже нужны были планеты! Но они не стали захватывать Землю. Удивительно! Именно поэтому мы решили сохранить человечество… насколько это было возможно без ущерба для Грага. Предлагали вам резервации, а потом и целую половину планеты!
Мысленно Анатолий возблагодарил неведомую сверхцивилизацию, не тронувшую Землю.
— Вы очень мудры и добры, — сказал он.
— Спасибо за хорошие слова, друг мой, — церемонно изрек граг. Хлебнул чая. Помолчал, и доверительно сказал: — Теперь вам не следует бояться. Мы поняли, в чем дело, и теперь вас никто не тронет!
— А если к Земле прилетит раса, более сильная, чем вы? — рискнул уточнить Анатолий.
— Тогда, быть может, беда грозит нам, — сказал граг. — Хотя теперь мы пересмотрели свою политику и станем развиваться быстрее. А вы в любом случае уцелеете. Мы объясним в чем дело, и вас не обидят.
Анатолий отпил чая. Его раздирало на части между долгом, повелевающим немедленно сообщить правительству о полученном от грагов помиловании, и жгучим любопытством. Он спросил:
— И вас послушают?
— Конечно.
Граг прошествовал к окну. Посмотрел на парящую в небе тарелку.
— Если вы не против, — сказал он, — мы подарим вам эти три корабля. Возможно, это значительно подстегнет развитие человеческой расы. Я не испытываю даже вялого энтузиазма от этого предположения, но попытка — не пытка.
У Анатолия вспотели ладони.
— Вы говорите серьезно, господин посол по особым поручениям?
— Да.
— Но, насколько я понимаю, эти корабли являются основой звездного флота планеты Граг!
— Являлись, — граг лениво взмахнул рукой. — Хлам, устаревшая технология. Памятники. Нет, наверное, мы оставим себе один. Как памятник. У людей замечательная традиция оставлять памятники.
Он шумно выдохнул, развел руками. Наверняка, сейчас в него целились десяток снайперов из спецназа, а сверхчувствительные микрофоны и сверхмощные телекамеры, лучшее, из созданного человеческим гением, жадно подглядывали в окно…
— Этот город… — сказал граг. — Сплошной памятник.
— Ему восемьсот с небольшим лет, — вставил Анатолий. — У нас есть куда более древние города.
— Восемьсот земных лет, — повторил граг задумчиво. — Потрясающе. Неслыханно. В ту пору мой прапрадедушка, к сожалению, покинувший мир до моего рождения, изобрел колесо. Я до сих пор считаю, что именно это было главным стимулом к развитию Грага. Восемьсот лет! И вы едва успели за этот срок выйти в космос!
Посол по особым поручениям планеты Граг шагнул к оцепеневшему Анатолию. Опустил ему на плечо цепкую трехпалую руку.
— Друг мой, вас бережно охраняли Тиуа, теперь этот святой долг примем мы. Не бойтесь ничего: вас никто не обидит. У кого же поднимется рука тронуть вас — таких… таких…
Он на долю секунды замолчал, сочувственно подергивая языком, подыскивая подходящее слово, и то, конечно же, нашлось:
— Таких убогих…
Владимир МихайловПуть Наюгиры
Глава первая
Каждый имеет право убивать и быть убитым, — медленно, останавливаясь на каждом слове, перевел Горбик.
— Там так и сказано — убивать? — поднял брови Изольд. — По-моему, вы ошиблись, профессор. Там сказано — любить и быть любимым…
— Если вы, юноша, полагаете себя большим специалистом по языку наюгири, то переводите сами!
— Не обижайтесь, профессор, — вмешался Кромин. — Изольд шутит. У него, понимаете, такие шутки.
— Шутки я понимаю, — кротко ответил профессор. — А вот если я попробую там… — он указал куда-то вверх, хотя они уже не были на орбитальной станции, где шар планеты висел у них над головами, а переводили дух после карантинной обработки в терминальном куполе, — попробую там пошутить, то нас вышибут оттуда так быстро, что вы даже не успеете понять, в чем соль моей шутки. А что касается перевода… Черт, если бы у этих ребят была письменность… А так приходится оцифровывать все фонемы, и попробуй сообрази, что… — он два раза щелкнул языком, а потом издал икающий звук, — вовсе не приглашение в помещение, а приказ о заточении в темницу, а приглашать надо так…
Он опять щелкнул и икнул. Потом строго посмотрел на ухмыляющихся Изольда и Кромина, засмеялся и махнул рукой.
— В переводе на терранский, — сказал Горбик, отсмеявшись, — звуки, которые я перевел как «убивать», можно перевести еще и как «составить пару уходящему», «быть поглощенным без уничтожения», «быть уничтоженным без истребления» и так далее.
— Где же это у них записано? — спросил Изольд.
— Я же говорил, нет у них письменности, — Горбик потер переносицу. — Свод знаний и законов передается изустно, с помощью весьма своеобразных легенд, преданий и наставлений. А то, что вас заинтересовало, — из свода, который мы назвали бы Конституцией. Основным законом.
— Вот значит как, — задумался Изольд. — Помнится, у нас было оружие, коллега Кромин. Интересно, багаж уже доставлен?
— Меня это тоже вдруг заинтересовало, — ответил Кромин.
Он подключился к коммуникатору и спросил дежурного техника о багаже. Техник сообщил, что никакого багажа не поступало.
После этого Кромин, а затем Изольд высказали все, что они думают о бардаке во всей Вселенной, в этой отдельно взятой галактике, именно в этом звездном скоплении и конкретно на этой клятой планете. А когда Изольд заметил, что за такие шуточки какой-нибудь не очень повязанный путами гуманизма представитель Федерации Гра разнес бы всех на атомы, Горбик усмехнулся и предложил им не горячиться.
— Я не такой опытный путешественник, как вы, — сказал он, — но я внимательно изучал инструкции, пока кое-кто ухлестывал за девицами из медицинского отсека. Это научная миссия, а не активный контакт. Не забывайте, что и меня с большим трудом они согласились принять. Если бы не их желание выучить терранский…
— Да еще и немного познакомиться с технологиями, — прищурился Кромин.
— Ну, это не по моей линии, — отмахнулся профессор. — Все, что мне причитается, — торжественная встреча, банкет, общение с местной научной элитой, а потом — лекции, студенты, в свободное время языковая практика при осмотре местных красот в сопровождении местных красоток. Не впервой… А что касается багажа, — Горбик брезгливо оттянул ткань комбинезона, — так одним из условий контракта является полное отсутствие предметов, дающих представление о технологии. Нам придется оставить здесь всю нашу одежду.
— Что ж, — пожал плечами Изольд. — В чужой арсенал со своей пушкой не ходят.
— Голыми мы приходим и в этот мир, — отозвался Кромин.
Дверь карантинного помещения беззвучно скользнула вверх, складываясь гармошкой, и перед ними появились обитатели мира Наюгиры. Отличить их от представителей многоликой земной расы смог бы, пожалуй, только весьма образованный и многоопытный гуманолог.
Несколько мгновений длился обмен испытующими взглядами: у хозяев и гостей складывалось первое впечатление друг о друге. После долгих и трудных переговоров, которые не раз были на грани срыва, это был первый неофициальный контакт; от того, какое он приобретет развитие, зависела судьба будущих взаимоотношений с этим миром. Миром, на который весьма алчно поглядывали и ребята из Федерации Гра.
Вошедшие были примерно одного роста и телосложения и одеты были почти одинаково — если говорить о фасоне: они носили длинные, до колен, свободно падающие и лишенные рукавов… кафтаны, что ли, или, может, все-таки жилеты, под которыми виднелись рубашки с глухими стоячими воротниками — у двоих салатного цвета, у третьего — белого. Брюки — того же темно-серого цвета, что и кафтаны — плотно облегали ноги.
Кромин заметил, что у тех, кто в салатных рубашках, ткань одежды была погрубее, рыхлая, а не гладкая, отсвечивающая, как у третьего. Зато на них были узкие пояса с коваными пряжками и кольцами на боку. «К таким кольцам, — подумал Кромин, — очень удобно подвешивать ножны». Главное отличие заключалось, впрочем, не в этом. Если лица двоих были совершенно неподвижными и взгляды ничего не выражали, то физиономия третьего находилась в постоянном движении. Кроме того, руки его были свободны, а те двое держали по объемистому мешку. Они поставили свою ношу на пол.
Обладатель белой рубашки мягкими, плавными шагами двинулся к гостям, остальные вернулись к дверному проему. Остановившись в двух шагах, наюгир приподнял руки, обратив раскрытые ладони вверх; на лице его возникла исполненная доброжелательности улыбка, тонкие губы широкого рта шевельнулись, и он заговорил, переводя взгляд поочередно с одного на другого и третьего из прибывших.
Изольд и Кромин вопросительно глянули на Горбика, ожидая перевода. Профессор выглядел растерянным.
— Что такое? — спросил Кромин вполголоса. — Мы оказались не на той планете?
Горбик нахмурился и так же тихо ответил:
— Ничего не могу понять. То ли у него дефект речи, то ли это какой-то диалект… Общий смысл улавливаю: поздравляет с прибытием, и тому подобное. Но…
Вздохнув, Горбик повернулся к улыбающемуся наюгиру и заговорил, тщательно, раздельно щелкая, икая и присвистывая. И с каждым звуком улыбка наюгира менялась, а в итоге лицо его выразило нечто вроде изумления. Кромин заметил, что в неподвижных взглядах свиты мелькнуло что-то вроде усмешки или даже презрения. Но он не был специалистом по мимике наюгиров и счел, что это ему показалось.