— Но у вас и раньше бывали аварии. Вы и раньше видели, как умирают люди. Вы что-то скрываете, Келлард.
— Допустим. Но я хочу уйти. Какая вам разница — почему?
— Разница есть, — мрачно проговорил Хофрич, — Я помню вас еще по Академии, Келлард. И не помню никого, кто был бы так помешан на Космосе. Все эти годы вы не менялись. А сейчас изменились.
Келлард не ответил. Он смотрел в окно, на длинные волны, разбивающиеся об утесы.
— Что вы видели на Дневной стороне, Келлард?
— А что там можно увидеть? Что еще, кроме вулканов и раскаленных камней? Что, кроме пекла?.. Почитайте мой отчет — там все это есть.
Хофрич смотрел на него бесстрастно, словно судья. И говорил, будто произносил приговор:
— Вы увидели там что-то еще, Келлард, и хотели скрыть это от нас. Пленку автоматической кинокамеры вы уничтожили, но не знали, что показания радара тоже записываются. Теперь эта запись у нас.
Келларду стало зябко, но он сумел взять себя в руки.
— Радарная запись с Дневной стороны не стоит бумаги, на которой сделана. Радиационные бури, чудовищные помехи. Радар там практически бесполезен.
Хофрич пристально смотрел на него.
— Не совсем так. Анализ записи показал, что вы выходили из корабля после аварии, отошли от него примерно на тысячу ярдов и что там к вам приближались какие-то неопознанные объекты. Эти всплески записаны слабо, но они записаны. — Он помолчал. — Кого — или что — вы видели там, Келлард?
Келлард ответил презрительно:
— И кого же я мог встретить на Дневной стороне? Прекрасных дев в прозрачных одеждах? Вы же знаете, там 4OO по Цельсию, практически нет атмосферы, вообще нет ничего, кроме излучения, раскаленных камней и вулканов. Радарная запись! Перестаньте фантазировать. Возвращайтесь к себе в Мохаве и оставьте меня в покое!
Хофрич смотрел на него тем мягким, пытливым взглядом, который показывал, что дружба в данный момент не значит для него ничего, а интересы Разведки — многое. Потом встал.
— Хорошо. Я вернусь на базу. Но вы пойдете со мной.
— Нет, — возразил Келлард. — Я в отставке. Вы не можете мне приказывать.
— Ваша отставка не принята, — холодно произнес Хофрич. — Вы еще в Разведке и подчинены ее дисциплине. Вы будете повиноваться или предстанете перед военным судом.
— Вот как?
— Да, — кивнул Хофрич. — Мне бы этого не хотелось, мы старые друзья. Но… Когда один из моих лучших офицеров бежит с переднего края, не объясняя причин, то будь я проклят, если не вырву ответ. То, что вы нашли на Меркурии, Келлард, принадлежит не вам; оно принадлежит нам, и оно у нас будет.
Минуту Келлард молча смотрел на него. Потом произнес тихо:
— Ладно, пусть будет по-вашему. Я вернусь с вами на базу. Но я рассказал все, добавить мне нечего.
— В таком случае, — сказал Хофрич, — мы отправимся на Дневную сторону и вы полетите с нами.
Через несколько дней экспериментальный рейдер У-9O, снабженный тройной теплозащитой, стартовал из Мохаве. Келлард молчал. С ними летел биофизик Моргенсон; похоже, он тоже не был в восторге от экспедиции. Остальные трое в экипаже были совсем юны, лет по 2O. Они смотрели на Хофрича и Келларда как на легендарных героев. Когда У-9O, проникнув глубоко внутрь орбиты Венеры, готовился к маневру сближения с Меркурием, один из этой тройки, навигатор по имени Шэй, решился заговорить с Келлардом.
— Ведь это вы первым высадились на Ганимед, сэр, не правда ли?
Келлард кивнул:
— Да.
— Здорово! — восхитился Шэй. — То есть я имею в виду — быть первым.
— Это было здорово, — безучастно сказал Келлард.
— Может, и я… когда-нибудь… — начал Шэй, замялся и продолжал: — То есть если звездные двигатели появятся так скоро, как говорят, я тоже смогу стать одним из первых…
— Возможно, — сказал Келлард. — Кто-то должен быть первым. Звезды ждут нас. Нам нужно лишь полететь и не останавливаться, и звезды будут нашими, как все эти планеты. Нашими во веки веков. Аминь.
Шэй озадаченно взглянул на него, потоптался и вышел. Хофрич спросил:
— Зачем было обижать мальчика?
Келлард пожал плечами:
— А что я такого сказал? Просто повторил то, что сейчас ощущает каждый. Победа над Космосом и все такое.
Он смотрел в иллюминатор, как Меркурий медленно приближается — тонкий белый серп, трудноразличимый рядом с Солнцем. Солнце здесь было чудовищем: окаймленное пламенем, оно заливало пространство своими губительными лучами.
Келларду вспомнилось — в тот раз Бинетти цитировал Блейка: «Стремленье бабочки к огню». Да, это про нас. Три мотылька, летящие в огненную ночь, и вернулся один. Вернулся оттуда, а теперь вновь возвращаюсь туда…
Потом печь закрылась черной заслонкой. У-9O мчался над ночной стороной планеты, над мрачными скалами и пропастями, никогда не видевшими Солнца, а потом горизонт впереди вспыхнул яростным светом, и они очутились на Дневной стороне.
В старину Меркурий называли «луной Солнца»; планетка действительно напоминает Луну: те же безжизненные каменистые равнины, те же гребни и трещины, острые как клыки вершины — здесь никогда не было ни дождя, ни ветра, чтобы сгладить их. Но на Луне холодно и тихо, а Дневная сторона Меркурия словно кипит от скрытого в недрах огня. Вулканы извергают пепел и лаву, а с неба низвергаются потоки излучения, от которых все вокруг трепещет в мерцающей дымке…
У-9O снижался. Температура обшивки достигла уже 4OO C. А впереди открывалось обширное ущелье, которое Келлард не раз видел в кошмарах.
По другую его сторону приземистые конусы вулканов исходили тучами пепла, и все было точно так же, как когда Келлард в последний раз смотрел в иллюминатор спасательного корабля, пришедшего за ним с Венеры. И все так же лежала на дне ущелья исковерканная развалина, ставшая надгробным памятником Морзе и Бинетти…
Взгляд Келларда скользнул севернее, к груде причудливых каменных глыб. Ладони у него повлажнели. Но, возможно, на этот раз ничего не будет. Разве все обязательно должно повториться?..
— Скафандры готовы? — спросил Хофрич.
Моргенсон кивнул:
— Все три. Теплозащита в полном порядке.
— В случае чего выйдем мы с Келлардом, — сказал Хофрич. — Третий скафандр резервный. А пока будем ждать.
— И сколько же, — язвительно поинтересовался Келлард, — вы собираетесь ждать? Вы же знаете — если теплозащита откажет хоть на минуту, мы изжаримся заживо.
Хофрич холодно взглянул на него.
— Мы будем ждать, пока вы не скажете правду или пока мы сами не увидим ее.
— Смотрите! — крикнул вдруг Моргенсон.
Хофрич повернулся к иллюминатору. Келлард увидел, как среди каменных глыб начинает бить огненный гейзер. Он рос в высоту — медленно, но неуклонно.
— Что это? — спросил Хофрич.
— Разве не видите? — ответил спокойно Келлард. — Там какая-то щель, сквозь нее из глубин истекают горячие газы. Когда я сидел здесь в разбитом корабле, произошло два таких извержения.
— Но это то самое место, где вас засек радар! Вместе с теми объектами! Мы должны выйти наружу.
— Должны так должны, — проворчал Келлард. — Но больше там ничего нет. Просто огненный гейзер.
Они втиснулись в скафандры, громоздкие из-за усиленной теплозащиты. Ожидая спасателей, Келлард провел в таком снаряжении много дней. Воспоминания о них его вовсе не радовали.
Хофрич проверил радио, потом сказал:
— Все в порядке. Шэй, выпустите нас и будьте наготове. Моргенсон, продолжайте наблюдения.
Они вышли на Дневную сторону.
На них обрушилась буря излучений, лавина зноя и света, и они невольно содрогнулись, словно под напором ливня. Не так просто было сделать первый шаг в этом потоке огня, но Хофрич этот шаг сделал. Они шли медленно, тяжело и видели лишь черные камни у себя под ногами, да ручейки и лужицы расплавленного свинца, да свои собственные, непомерно толстые ноги.
Потом они выпрямились. Сквозь иллюминатор скафандра Келлард увидал впереди высокий столб пламени, слепящего даже через многослойные фильтры. Столб был уже высотой в сотню футов, но продолжал расти, и, несмотря на отсутствие атмосферы, они «слышали» — через почву, подошвами ног — пульсирующий рев, отдававшийся вибрацией во всем теле.
Перед нагромождением камней они остановились. Огненный фонтан уходил ввысь. Он вздымался и опускался, словно откликаясь на биения невообразимого сердца пылающей планеты. Камни гремели и содрогались, и Келлард снова спросил себя: что же гонит нас туда, где нам вовсе не место?
— Я же говорил, — сказал он Хофричу. — Это просто гейзер, и ничего больше.
— Сигналы на записи двигались, — ответил Хофрич. — Это не просто гейзер.
— Посмотрите вокруг! — вскричал в отчаянии Келлард. — Что здесь может двигаться? Вы ошибаетесь, Хофрич. Неужели вы собираетесь держать нас здесь потому, что боитесь признаться в своей ошибке?
Хофрич сказал, помедлив:
— Нет. Я вам не верю. Мы вернемся на корабль и будем ждать.
Они отвернулись от огненного фонтана, и Келлард почувствовал, что лоб у него мокрый. На этот раз ничего не случилось, и нельзя ждать бесконечно; они улетят, и тогда…
В наушниках раздался крик Моргенсона:
— Всплески! — И вдруг еще громче: — Я их вижу! Они…
Хофрич неуклюже повернулся кругом. Между ними и гейзером не было ничего. И ничего не было в пляшущих языках пламени.
— Они над вами! — кричал Моргенсон. — Боже мой…
Келлард посмотрел вверх. Он знал, что нужно искать, и увидел их сразу, тогда как Хофрич все еще озирался по сторонам. Они падали с неба, как молнии. На этот раз их было четверо — нет, пятеро. Словно пять вихрей света, такого яркого, что, казалось, даже здешнее Солнце померкло.
Хофрич сказал:
— Я не вижу…
Келлард указал вверх.
— Вот они.
— Эти огненные хлопья?
— Это не хлопья, — возразил Келлард. — Это дети звезд, как я их назвал для себя.
Хофрич застыл, запрокинув голову. И Келлард уже знал, что все кончено.
Пять ослепительных вихрей скользнули к огненному фонтану. Они погружались в него, выныривали, взлетали так быстро, что глаз едва успевал следить за ними, танцевали на струях пламени. Гейзер стал еще выше, а вся пятерка плясала на его растущей вершине, и Келларду показалось, что они… смеются.