царе́вна – несравне́нна) чаще появляются в несмежных стихах и реже – в смежных. У поэтов ХX века неточные рифмы (го́рло – го́ре) тоже чаще бывают в несмежных позициях, чем в смежных. Даже когда Н. Заболоцкий переводит «Витязя в тигровой шкуре» четверостишиями со сплошными рифмами АААА, то, если он добавляет к ним опорные звуки, он это делает чаще в двух смежных строках, чем в двух несмежных. И все это – следствие того незапамятного факта, что смежные строки стихов развились когда-то из синтаксического параллелизма.
Третья часть книги – «Рифма и метр». В русской поэзии есть две группы метров: двусложные (ямб, хорей) и трехсложные (дактиль, амфибрахий, анапест). В ямбе и хорее ударения часто пропускаются то на одних, то на других местах; в трехсложных размерах – почти никогда. (Это происходит оттого, что средняя длина фонетического слова в русском языке ближе к трем, чем к двум слогам.) Чаще всего в ямбе и хорее пропуск ударения происходит на предпоследней стопе, тогда как последняя остается всегда ударной, поэтому последнее ударение стиха в ямбе и хорее как бы отстраняется от предыдущего ряда ударений, противопоставляется ему, тогда как в трехсложных метрах оно сливается с этим рядом. Из этого тоже происходят неожиданные следствия. В трехсложных метрах распределение ударных гласных на последней, рифмующей стопе – такое же, как и в предыдущих стопах и как в естественной русской речи вообще: для женских окончаний – /а́/, /о́/, /е́/, /у́/, для мужских – /а́/, /о́/, /и́/, /е́/, /у́/ в убывающем порядке. (Фонема /ы́/ в русском стихе считается тождественной с фонемой /и́/.) В ямбе и (особенно) в хорее распределение ударных гласных на рифмующей стопе резко иное: в женских рифмах решительно избегается (и без того редкое) ударное /у́/, в мужских рифмах – ударное /е́/. Этот фонический отбор диктуется именно рифмой: в нерифмованных 4-стопных ямбах Карамзина такое же избегание конечных /у́/ и /е́/ не наблюдается. Отчего этот фонический отбор именно таков, мы не знаем: может быть, здесь была бы полезна статистика окончаний слов на /у́/ и /е́/ для каждой стопы (по нашим подсчетам, 45% мужских у́-рифм в четырехстопном ямбе Блока – это -у́к, -у́ть, -ю́, -ту́, -му́; а внутри строки?). Но сам факт, что метрическая выделенность последней стопы влечет особый фонический отбор заполняющих ее слов, доказан подсчетами Иэна Лилли неопровержимо.
Мы в своем пересказе намеренно подчеркиваем эту связность изменений, происходящих в структуре стиха: достаточно произойти перемене на каком-то одном уровне, и, как по цепочке, она передается на другие уровни. О механизмах этих связей многие домыслы здесь – наши: за наши предположения, что «Муравьев делает грамматические рифмы богаче, чтобы они не казались однообразны» или что «в ямбе и хорее рифмующее ударение выделено отбором гласных, потому что ритм обособляет его от других ударений», автор книги не несет ответственности. Иэн Лилли осторожен в своих догадках и гипотезах и больше сосредоточен на том, чтобы обильно и достоверно выявить факты. Каждое наблюдение, как мы видели, он проверяет на массе сопоставительного материала. Для работы, начавшейся с заметок о рифме М. Н. Муравьева, обследованы произведения 163 русских поэтов от Ломоносова до Горбаневской. В книге 32 статистические таблицы, причем (что бывает редко) автор часто предупреждает читателя, насколько значимы расхождения их цифр по критерию хи-квадрат. Нечего и говорить, что научная литература, хотя бы косвенно затрагивающая обсуждаемые вопросы, перечисляется в сносках с образцовой полнотой и щепетильностью, достойной издателя «Бюллетеня русского стиховедения».
Последняя часть книги – «Строфика и семантика». Здесь автор включается в исследование семантических ореолов стихотворных размеров, начало которому положил К. Тарановский в своей знаменитой статье 1963 года «О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики» на материале русского 5-стопного хорея. Лилли рассматривает семантику двух стихотворных форм: 4–3–4–3-стопного ямба с окончаниями аБаБ (как в переложении псалма 26 Ломоносова) и 6-стопного ямба с окончаниями аБаБ (как в «Страницу и огонь, зерно и жернова, Секиры острие и усеченный волос…» Бродского). Рассматривает он их по-разному.
Сто стихотворений, написанных 4–3–4–3-стопным ямбом аБаБ, классифицируются формально-тематически. Основная часть их – стихи хвалебные (55 стихотворений) или комические (33 стихотворения). Хвалебные – это стихи о любви (от «Мне минуло шестнадцать лет…» Дельвига в переводе из Клаудиуса), о поэзии (от Кюхельбекера до «Она сначала обожжет…» Ахматовой), о природе (например, «То было раннею весной…» А. К. Толстого) и о военной славе (от К. Аксакова до стихов Я. Смелякова о Че Геваре). Среди комических выделяются юмористические («Вот бедный Дельвиг здесь живет…» и потом многие подражания Гейне), сатирические («Вчерашний день, часу в шестом…» Некрасова), детские («Я – страусенок молодой…» Маршака). Остальные 12 стихотворений различным образом окрашены трагически (Лермонтов, «Мы пьем из чаши бытия…»; Блок, «Идем по жнивью не спеша…»; Пастернак, «С порога смотрит человек…»). Уже по этому обзору любой читатель почувствует несомненные натяжки: трудно отнести «Вчерашний день, часу в шестом…» к комическим стихам, а «То было раннею весной…» отделить от любовных стихов. Причина этого в том, что автор очень строго отбирал в свой корпус текстов только стихи, написанные графически отбитыми четверостишиями; т. е. за бортом остаются такие определяющие произведения, как «Двенадцать спящих дев» и «Певец во стане русских воинов». Автор правильно отмечает, что в западноевропейской литературе это был размер протестантских гимнов (и выводит из этого «хвалебную» тематику русских стихотворений). Но в русскую литературу он пришел, когда это уже был размер не столько протестантских гимнов, сколько романтических баллад. Эта романтическая традиция и стала общим знаменателем семантического ореола русского 4–3–4–3-стопного ямба (при этом не только с рифмовкой аБаБ, но и со сплошной мужской – абаб; было бы очень интересно рассмотреть общие и разные оттенки в этих двух ветвях традиции), поэтому классифицировать стихи этого размера следовало бы не по темам, а по эмоциям, характерным для интуитивно ощущаемой «романтичности»; это гораздо труднее, но и гораздо перспективнее.
69 стихотворений, написанных 6-стопным ямбом с рифмовкой аБаБ, рассматриваются менее формально и оттого более плодотворно – от перевода Державина из Сапфо («Счастлив, подобится в блаженстве кто богам…»), через «Вновь распахнулась дверь на влажное крыльцо…» А. К. Толстого и «Есть иволги в лесах, и гласных долгота…» О. Мандельштама, вплоть до стихов Бродского «На столетие Анны Ахматовой». Здесь выделяются не темы, а такие трудноформулируемые признаки, как любованье красотой, наглядность, торжественность, фон ранней весны или позднего лета, общая мажорная тональность. А на фоне этого выделяются некоторые интересные частные особенности, например как у Мандельштама в более коротких стихотворениях решительно преобладает мужская цезура, а в более длинных – дактилическая.
Здесь особенно отчетливо видно, как затрудняется задача стиховеда, когда он переходит от ритма и рифмы к трудноформализуемой семантике. Но «трудно» не значит «невозможно»: опыты формализованного описания содержания стихотворений через частотные тезаурусы их лексики уже предпринимались. (Особенно интересны были результаты М. Тарлинской при сопоставлении русских переводов сонетов Шекспира и английского перевода из Лермонтова146.) После такого анализа можно будет сказать точнее, в каком из 6-стопных ямбических стихотворений больше наглядности, а в каком больше торжественности и насколько. Это труд очень кропотливый, но, пожалуй, не более кропотливый, чем труд первых стиховедов, разбиравшихся в оттенках ударности и безударности русских слов на таких-то и таких-то стопах. После образцовых по доказательности разборов взаимосвязи рифмы, ритма и метра в первых трех частях книги читатель может быть разочарован анализом семантики в четвертой части. Что ж, он может переделать или продолжить эту работу сам – Лилли дает полные перечни выделенных и обследованных им стихотворений. Его книга – не подведение итогов, а приглашение к новому этапу работы над стихом; и его методологический опыт крайне важен для каждого, кто будет этим заниматься далее.
ПРЕДИСЛОВИЕ К «СЛОВАРЮ РИФМ А. А. БЛОКА»147
Словарь подготовлен на основе издания: А. А. Блок. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общ. ред. В. Н. Орлова (и др.). М.; Л., 1960–1963. Т. I–III (стихотворения и поэмы). Переводы, шуточные стихотворения, рифмованные отрывки в драмах, а также «другие редакции и варианты» не учитывались. Учтены только концевые рифмы; случаи внутренней рифмовки не отмечались.
Словарь представляет собой алфавитный перечень всех рифмующих слов в стихах А. А. Блока. При каждом слове перечисляются (тоже в алфавитном порядке) все слова, с какими оно рифмует. Адрес рифмы (т. е. том римской цифрой и страница арабской цифрой) указывается при первом по алфавиту слове, а при втором по алфавиту слове дается отсылка. Так, для рифмы «небе – хлебе» (I, 78) при слове «небе» к рифмующему слову дается адрес «хлебе» (I, 78), а при слове «хлебе» рифмующее слово «небе» дается уже без адреса.
Образцом для составителя был «Словарь рифм М. Ю. Лермонтова» (в «Лермонтовской энциклопедии». М., 1981). Это не единственный тип словаря рифм. Иначе сделаны классические словари рифм Т. Шоу к трем русским поэтам148. Здесь каждая рифмопара дается отдельной строкой (так что учитывается разница между парами «небе – хлебе» и «хлебе – небе») и сопровождается грамматической характеристикой (очень интересной для будущего исследователя), а сгруппированы рифмопары по гнездам: сперва все мужские на -БА, -ВА, -ГА… -АБ, -АВ, АВЬ…, потом женские на -АБСКОЙ, -АБЫ, -АВА… и т. д. Алфавитный перечень рифмующих слов типа лермонтовского служит лишь вспомогательным указателем к такому словарю. Собственно, только словарь типа Шоу может служить пособием для исследования рифм: показывать, как от поэта к поэту обогащается или обедняется запас слов, чаще или реже становятся приблизительные и неточные рифмы и т. д.