Эта точка зрения была характерна для либеральной критики «Обрыва», которая была явно разочарована романом именно потому, что в нем автор не показал человека либеральных взглядов и стремлений, деятеля правительственных реформ, как главного героя современности. Бесспорно и то, что резкое осуждение критикой фигуры Волохова заставило «Вестник Европы» умолчать о попытке Гончарова выдать Волохова за представителя «новых людей».
В читательских кругах с интересом ожидали появления нового романа Гончарова. В печати «Обрыв» вызвал многочисленные критические отклики. Со статьями и рецензиями выступили в 60-х годах журналы и газеты различного общественного направления; в них нашла отражение острота идейной борьбы того времени, однако роман не получил всесторонней и полной оценки.
Журнал реакционного толка «Русский вестник» пытался выставить Гончарова певцом патриархально-дворянской жизни, «поэтом захолустья». Журнал обходил и всячески затушевывал критику в романе «старой правды», патриархального быта и нравов, крепостнического «сна и застоя». Выразив свое сочувствие таким образам романа, как Ватутин, Марфенька и бабушка, автор статьи осуждал Гончарова за то, что тот, якобы, «осквернил седины» бабушки, рассказав историю ее «падения». «Русский вестник» извратил подлинный, прогрессивный смысл выступления Гончарова в защиту права русской женщины на свободу чувства, показавшего в «Обрыве», что в так называемом падении и бабушки и Веры виновно само общество.
Крайне отрицательно «Русский вестник» отнесся к образу Веры. Все прогрессивное в ней он расценивал как «ненормальное явление», заявив, что Вера – это «незрелый плод нездоровых учений», нечто среднее между «кисейной барышней» и «стриженою нигилисткой». Журнал упрекал Гончарова также в том, что его Волохов не может служить серьезным оружием для борьбы с революционными стремлениями в русском обществе, поскольку в этом образе не дано «должного», с точки зрения «Русского вестника», «ниспровержения» «политических и социальных мечтаний, а тем более религиозного материализма» («Русский вестник», 1869, № 7).
Критик либеральной газеты «С.-Петербургские ведомости» находил «одним из наиболее интересных» образов «Обрыва» образ Веры. «С.-Петербургские ведомости» намеренно обошли молчанием в оценке образа Райского тот факт, что в нем объективно были развенчаны как бесплодные те настроения, которые были характерны для дворянско-либеральной интеллигенции. Образ Волохова не вызвал у критика «Обрыва» по существу каких-либо возражений, что свидетельствовало о том, что взгляды критика в данном случае не противоречили оценке этого образа самим Гончаровым.
Критические статьи об «Обрыве», появившиеся в печати радикально-демократического направления, грешили односторонностью: правильно осудив реакционные тенденции романа, они вместе с тем игнорировали его положительные, прогрессивные стороны. Характерной для радикально-демократической критики того времени была статья об «Обрыве» Н. Шелгунова «Талантливая бесталанность». По мнению Шелгунова, Марк Волохов определяет собою все существо и направление романа «Обрыв» («Дело», 1869, № 8).
Суровой и принципиальной критике реакционные тенденции «Обрыва» были подвергнуты в органе русской революционной демократия 60-х годов – «Отечественных записках». Статья Салтыкова-Щедрина «Уличная философия» показала всю глубину и серьезность идейных расхождений передовой части русского общества с автором «Обрыва» в понимании ряда явлений русской действительности того времени.
Щедрин не ставил перед собою задачи дать полный критический анализ романа «Обрыв». «Вот мысли, – говорил он в начале своей статьи, – на которые мы невольным образом были наведены чтением пятой части романа г. Гончарова „Обрыв“. Тем не менее мы взялись за перо вовсе не с тем, чтобы дать читателю оценку нового произведения знаменитого нашего беллетриста… а желаем сказать здесь несколько слов только об одной составной части этого романа, а именно о философии почтенного автора». Признавая в Гончарове «талантливого романиста», который в прошлом принес немалую пользу русскому обществу, Щедрин осудил автора «Обрыва» за его попытку выдать Марка Волохова за представителя «молодого поколения и тех идей, которые оно внесло и стремилось внести в нашу жизнь». В Волохове, справедливо замечал Щедрин, в извращенном духе истолкована идея революционного «отрицания», извращены идея стремления к «познанию истины», к передовым научным знаниям, и принципы новой общественной морали.
Вскрыв нелепость и неправдоподобность многих высказываний и поступков Волохова, которые, по мнению Гончарова, якобы «характеризуют „нового человека“», Щедрин указал, что это мнение писателя отражает так называемую «уличную философию», основанную на реакционных предрассудках и заблуждениях. Тенденциозность обрисовки Волохова в «Обрыве» Щедрин расценивает как отступление Гончарова от своих прежних прогрессивных и гуманных идеалов.
Справедливо критикует Щедрин попытку Гончарова доказать в романе, что будто «стремление к познанию сил и свойств природы, стремление ввести в жизнь элемент сознательности» чуть не погубили Веру и что спасло ее только «прочное, живое и верное, заключающееся в старой жизни». Ни бабушка, ни Ватутин, ни Райский, которые в романе противопоставлены Волохову как спасители Веры, конечно, замечает Щедрин, не годились для этой роли, так как нет в жизни «ничего более мертвенного, более неверного, нежели их жизнь» (Н. Щедрин, Полн. собр. соч., т. VIII, М. 1937).
Свою статью Щедрин заключал справедливым упреком Гончарову в том, что тот не понял суть и смысл передовых стремлений молодого поколения, современности.
Гончаров очень болезненно переживал критику романа «Обрыв». «Сколько я слышу, – писал он в одном из своих писем к М. М. Стасюлевичу, – нападают на меня за Волохова, что он – клевета на молодое поколение, что такого лица нет, что оно сочиненное. Тогда за что же так сердиться? Сказать бы, что это выдуманная, фальшивая личность, и обратиться к другим лицам романа и решить – верны ли они, и сделать анализ им, что и сделал бы Белинский. Нет, они выходят из себя за Волохова, как будто все дело в романе в нем!» Несмотря на всю полемичность этого высказывания Гончарова, его желание услышать всестороннюю оценку романа резонно и понятно.
В 1870 году Гончаровым была написана вступительная статья к отдельному изданию «Обрыва», которая не была, однако, им опубликована. Ряд положений из этой статьи, а также из статьи «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“» (1875), не предназначавшейся для печати, вошел в его известную работу «Лучше поздно, чем никогда» (см. т. 8 наст. изд.).
Предубежденное отношение Гончарова к революционно-демократическому движению 60-х годов, оценка ряда явлений русской общественной жизни того времени с ограниченных и порою консервативных позиций – все это повредило, конечно, «Обрыву». Именно эта ограниченность общественных воззрений художника и была причиной всех тех отступлений от реализма, которые Гончаров допустил в своем последнем романе. Но эти недостатки не могут от нас заслонить больших и важных достоинств «Обрыва». В «Обрыве» Гончаров в основном остался верен себе как истинный художник-реалист.
Созданные им образы и картины свидетельствуют о критическом взгляде художника на действительность, о стремлении подчинить свое творчество «интересам жизни». Как ни мал и узок сам по себе мир «бытия» дворянско-поместной усадьбы Малиновки, в нем, этом мирке, широко и во многом объективно отображен ряд существенных черт и тенденций русского общественного развития. В самых обычных фактах и явлениях быта и нравов, в переживаниях своих героев Гончаров умел находить глубокие конфликты и противоречия, драматизм жизни. «Думал ли я, – говорит в романе Райский, – что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее правды…»
Как художник Гончаров достигал высокой и вдохновенной поэтичности в своих изображениях. Образ подлинной героини романа Веры воплощает в себе благородную и нравственную красоту, силу души русской женщины. Исполнен естественности, теплоты, безыскусственной жажды жизни и счастья образ Марфеньки, облик которой, по словам романиста, дышит «поэзией чистой, свежей, природной». Много жизненной правды запечатлено в образе бабушки, переживаниях учителя Козлова.
Писатель считал, что литература должна изображать всю правду, избегать односторонности: «Изображать одно хорошее, светлое, отрадное в человеческой природе – значит скрадывать правду, то есть изображать неполно и поэтому неверно… Света без теней изобразить нельзя…» Поэтому искусство, по мнению Гончарова, должно «осветить все глубины жизни, обнажить ее скрытые основы и весь механизм…» («Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“»).
«Роман как картина жизни» – этот плодотворный эстетический принцип был положен и в основу творческой работы над «Обрывом». В своих трех романах Гончаров видел как бы один большой роман – своеобразную трилогию, одно зеркало, где «отразились три эпохи старой жизни» (из «Предисловия» к «Обрыву»). В своих статьях автокритического характера Гончаров настойчиво говорил: «Вижу не три романа, а один. Все они связаны одной общей нитью, одною последовательною идеею – перехода от одной эпохи русской жизни, которую я переживал, к другой…» («Лучше поздно, чем никогда»). Сам Гончаров указывал на тот факт, что в рамки его романов «укладывались продолжительные периоды». В своем творчестве он исходил из показа реальной жизни, хотя и определенным образом ограничивал себя – рисовал в основном «старую русскую жизнь», дореформенную ее пору.
Сличение рукописного и печатного текстов романа позволяет видеть, какую громадную работу Гончаров как художник проделал по совершенствованию образов, картин, языка, композиции и архитектоники романа. В «Обрыв» Гончаров вложил поистине громадные жизненные силы и труд. «Это дитя моего сердца», – писал он А. Фету в 1869 году.
Рукопись «Обрыва» (черновая, неполная) хранится в архиве Пушкинского дома Академии наук СССР в Ленинграде; первые три части ее относятся к 1859–1860 годам, четвертая и пятая – к 1865–1868 годам. Отдельные главы романа (рукопись первоначальная, черновая) находятся в Ленинградской Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. Настоящее издание печатается по тексту второго прижизненного собрания сочинений И. А. Гончарова 1886–1889 годов с проверкой и исправлением по всем предыдущим изданиям.