«В первый же день после переселения Есенина <на квартиру Вержбицкого> мы вышли погулять на шоссе и встретили чернявого армянского мальчугана лет пятнадцати. Он подошел к нам, поздоровался и сказал, что моя жена, незадолго до этого уехавшая отдыхать на черноморское побережье, перед отъездом поручила ему помогать мне по хозяйству.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Ашот.
— Кто твой отец?
— Сапожник!
— Что же ты можешь делать?
— Все! — не задумываясь, ответил Ашот.
— Ну, например?
— Могу приготовить обед... вымыть пол... отнести белье прачке... налить керосин в лампу... купить что надо в лавочке... А еще... а еще могу петь!
— Петь? — радостно воскликнул Есенин. — Так это же самое главное!
И, взяв мальчика за локти, поднял его с земли и расцеловал.
Так началась у них дружба, которая продолжалась несколько месяцев и в которой было много и смешного и трогательного. <...>
Днем, а часто и ночью, я оставлял их вдвоем, уходя работать в редакцию.
Ашот, по моему распоряжению, ни на минуту не оставлял Есенина, даже если тот уходил в город, а вечером рассказывал мне — что произошло за день.
Сергей постоянно повторял, что лучшего товарища ему не нужно и что он первый раз видит такого неутомимого певуна, вечно занятого каким-нибудь делом — то мастерит свистульку из катушки для ниток, то клеит змея, то из старого ножа делает кинжал.
Ашот, как всякий тифлисский мальчишка, говорил на трех языках и поэтому был очень полезен во время прогулок по городу, так как Есенин часто затевал разговоры с прохожими.
Через полмесяца вернулась жена и взяла хозяйство в свои руки. Мы зажили вчетвером. У Ашота дома была огромная семья. Мы устроили его у себя, и он спал на балконе» (Вержбицкий, с. 25–26).
Во всех сохранившихся письмах Вержбицкого Есенину так или иначе упоминается об «Ашоте»-Жоржике: «Жоржик — великолепие. Пишет по-армянски длиннющие стихи, требует от Зоси, чтобы она их перевела, и мечтает о колоссальных гонорарах» (18 дек.; Письма, 261); «У Жоржика масса забот: он должен одновременно — жарить отбивные котлеты и танцевать лезгинку. А если в этот момент кто-нибудь вмешается, то он тут же споет колыбельную песню» (после 18 дек.; Письма, 262); «И я, и Зося, и Жоржик усиленно просим тебя вернуться в Тифлис. Прямо к нам» (до 7 янв. 1925 г.; Письма, 270) и др.
Не дождавшись ответа Есенина на письма Вержбицкого, Жоржик написал Есенину сам (19 янв. 1925 г.):
«Дорагая дадя Сирёж <...> дадя Коля тебе написал писмо что прижай, ты ответ писма не написал, втарой раз я и дадя Коля дали тилиграму, что немедлина прижай — Вержбицкыму, опит ты нам ответ ни написал, потаму на тебе обидилис. Мы патаму пишим писмо, что кто-то <...> сказал, что Сирёжа живет плахом комнате, Сирёжи скучно. <...> ему холодна <...> и вот патаму тебе хотим, что ти здес была. <...> будет тебе харашо для твой работы» (Письма, 267; орфография подлинника сохранена).
См. также пп. 198, 207, 214 и коммент. к ним.
195. А. А. Берзинь. Декабрь 1924 г. — начало 1925 г.
ЛР, 1965, 1 окт., № 40, с. 17 (публ. Б. М. Шумовой).
Печатается по автографу (ГЛМ). Окончание письма не обнаружено.
Датируется по содержанию. Является ответом на неизвестное письмо адресата.
...простите, что не писал Вам. — Предыдущее письмо А. А. Берзинь было написано Есениным 21 окт. 1924 г. (см. п. 182).
...меня спросили, что это за женщина... — Речь идет о «мисс Оль» (О. Кобцовой). Подробнее о ней — в коммент. к п.194.
Как с отцом? — Имеется в виду И. Вардин.
Совсем как в опере «Кармен»... — Опера Ж. Бизе по новелле П. Мериме. Упоминается здесь, скорее всего, по ассоциации с семьей контрабандистов, членом которой была «мисс Оль». На этой фразе письмо обрывается.
196. П. И. Чагину. До 21 января 1925 г.
Хроника, 2, 325, в составе цитаты из воспоминаний Л. И. Повицкого «Сергей Есенин» (РГБ).
Печатается по указанным воспоминаниям. Подлинник телеграммы неизвестен.
Датируется по источнику текста с учетом авторской даты в беловом автографе стихотворения «Капитан Земли» («17 январь»).
Обстоятельства подачи этой телеграммы описаны Л. И. Повицким: «Как-то раз наступила у Есенина пора безденежья, между тем ему срочно понадобилась сумма в сто рублей. Это была для того времени порядочная сумма. Мы думали-гадали, где добыть деньги, как вдруг Есенин воскликнул:
— Я протелеграфирую Чагину.
И он мне прочел тут же составленную телеграмму <следует ее текст>. Дня через два деньги были получены. Я напомнил Есенину о данном им Чагину обещании.
— Сегодня напишу и вышлю.
И в самом деле вечером он мне прочел стихотворение. Я очень был огорчен: стихотворение сырое, недоработанное, с явной печатью торопливости. Такое стихотворение печатать нельзя. Я осторожно посоветовал ему:
— А ты не спеши, дай ему полежать, может быть, найдешь еще другие слова о Ленине.
Он понял, что стихотворение мной не одобрено, но, не показывая вида, деловито ответил:
— Нельзя, надо, чтобы стихотворение попало в газету к траурным дням.
Стихотворение было послано. Настали траурные дни. Получен был номер “Бакинского рабочего”, редактором которого был П. И. Чагин. Я развернул газету и с удовлетворением убедился, что стихотворения нет. <...>
В Москве в 60-х годах я при встрече с Чагиным спросил его, помнит ли он, что “забраковал” стихотворение “Ленин”.
Чагин улыбнулся:
— Грех на моей душе. В таком виде стихотворение нельзя было печатать. К Есенину у нас требования были очень высокие» (газ. «Лит. новости», М., 1992, № 5, с. 12).
...высылаю стихотворение «Ленин». — После кончины Есенина это стихотворение (под другим названием) было напечатано в З. Вост. (1926, 21 февр., № 1109, без ст. 35–42). В редакционном примечании к публикации, в частности, говорилось: «Впервые публикуемое стих-е Сергея Есенина “Капитан Земли” написано в январе 1925 г. в Батуме, накануне годовщины смерти Ленина».
См. также коммент. к стихотворению «Капитан Земли» (наст. изд., т. 4).
197. Г. А. Бениславской. 20 января 1925 г.
Прокушев-55, с. 331–332, 334–335 (в извлечениях). Полностью — Есенин 5 (1962), с. 196 (с неточностями).
Печатается по фотокопии автографа (ИМЛИ).
Описывайте все как есть. — Бениславская в письме, написанном тоже 20 янв., писала:
«С возвращением Шурки опять все по-семейному, хорошо и дружно. Опять вовремя спать ложимся и т. д. Оля (Вам, кажется, Катя писала — наша прислуга) нас к рукам прибрала, вообще она и Шурка — это 2 ежовых рукавицы для меня и Кати. У нас теперь семья целая получилась: Шура, Катя, Оля и я и еще наша соседка (Вы ее не знаете). Я и Катя ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал “Песнь” и “36” вместе (иначе был бы номер с Анной Абрамовной — с отделом массовой литературы). Там мы сдали в “Ковш” (журнал Серапионовцев, типа бывшей “Красной нови”) стихи “Русь уходящая” и “Письмо от матери”, забрали у них деньги (половину), взяли у Сахаровых Ваши вещи и уехали. А сам Ионов мне и Кате понравился. Удивительный он человек. Несмотря на его резкость — он взбешен на Вас, ведь стихи, обещанные ему, вошли в сборник “Круга”. Но когда увидел Катю, присмирел — видно, она ему Вас напомнила. И совсем укротился, когда я ему показала “Письмо к женщине”, так тихо, тихо сказал: “Хорошее”.
Мы у него сидели несколько часов и погибли было совсем — сколько там (во второй комнате) хороших книг-то!
Зол на Вас, а привет все же просил передать.
Теперь он заведует и Петроградским и Московским Госиздатом. <...>
В “Прожекторе” будет “Русь бесприютная”.
Есть у нас “Метель” и “Весна”, мне нравится, а Катя так испугалась “Метели”, что ей не очень понравилось. А Вам лень даже прислать нам. Присылайте сразу же, вырезая из газеты, чтоб не переписывать. И все аккуратно шлите. <...>
Эрлих Вам напишет о делах петроградских. Он с нами, как отец родной, возился в Питере, водил в Госиздат, поил чаем, кормил, вообще заботился о нас. Да, у Сахарова Вам не надо жить, мещанское болото у него и вообще плохо. Мы с Катей даже ночевать не захотели у них. Сам Сашка все время в Москве. Сын у него славный — Глеб, сорванец такой. Вам привет от обоих: Глеба и Алика. Алик Вас помнит: “Дядю Сережу? Есенина?”
Том Ваш будет издавать Богомирский <Богомильский>, Анна Абрамовна познакомит меня с ним. Она же сама чем-то недовольна в Вас, по-моему, это после известия о том, что Вы женились. Вообще она дурью мается, сама не знает, чего хочет.
Книжка Берлина в наборе <ОРиР>. Скоро будет готова.
Домой деньги пошлем 2-го февраля.
Ну, вот пишу я все это подробно, а сердце ноет, ведь не знаю, что с Вами, не случилось ли чего, и не пишется. Заставляю себя писать» (Письма, 268–269).
Том берлинский... — Грж.
...за «Русь советскую». Я продавал им без этой вещи. — «Русь советская» была включена в Ст24 без ведома автора.
Скажите Вардину, может ли он купить у меня поэму. 1000 строк. Лиро-эпическая. Оч<ень>хорошая. — Речь идет об «Анне Снегиной». Бениславская ответила 9 февр.: «С Вардиным говорила насчет поэмы, без нее ничего не выйдет. Шлите скорее» (Письма, 272).
Мне 1000 р. нужно будет на предмет поездки в Персию... — В тот же день (20 янв.) Бениславская писала Есенину: «...Вам сейчас послать не сможем, как у Вас там с ними? Нужны? Если нужны, напишите, устроимся и вышлем. Мне что-то кажется, что Вам нужны. Да? Пишите прямо» (Письма, 269). В ее письме от 9 февр. упоминается есенинское письмо, присланное с оказией («Был у нас Тарасенко, занес письмо...» — Письма, 271). Тарасенко выехал в Москву 26 янв. (см. пп. 198 и 199) и прибыл туда 29 или 30 янв., так что письмо Есенина (ныне неизвестное) дошло по адресу не ранее 30 или 31 янв. Скорее всего, в нем было (сделанное по запросу из Москвы) подтверждени