«Скажу кое-что в свою защиту. Отлично знаю, что такого народа, о каком поют Клюев, Клычков, Есенин и я, скоро не будет, но не потому ли он и так дорог нам, что его скоро не будет?.. И что прекраснее: прежний Чурила в шелковых лапотках, с припевками да присказками, или нынешнего дня Чурила, в американских щиблетах, с Карлом Марксом или “Летописью” <петроградским журналом, руководимым М. Горьким> в руках, захлебывающийся от открываемых там истин?.. Ей-Богу, прежний мне милее!..» (Письма, 313).
...жизнь ~ нашей Руси куда лучше ~ рисунка старообрядчества. Все это ~ вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? — Аллюзия на строки из стихотворения Клюева «Есть в Ленине керженский дух...»:
Там нищий колодовый гроб
С останками Руси великой.
«Куда схоронить мертвеца», —
Толкует уд`алых ватага...
(Журн. «Знамя труда», Пг., 1918, № 1, с. 15).
Посылаю тебе «Трерядницу»... — Имеется в виду Т20, которая вышла незадолго до отправки данного письма. Экземпляр этой книги Есенина, подаренный Ширяевцу, ныне неизвестен.
...[с ~ опечатками, но все-таки[8]]... — В Т20 немало грубых опечаток. В стихотворении «Я последний поэт деревни...» в последней строке второй строфы вместо «Прохрипят мой двенадцатый час» напечатано: «Прохрапит мой двенадцатый час»; в стихотворении «Теперь любовь моя не та...» первая строка второй строфы «Грустя и радуясь звезде» выглядит так: «Грустя и рудуясь звезде»; в первой строке последней строфы того же стихотворения — «Тебе о солнце не пропеть» перед и после предлога “о” ошибочно поставлены запятые: «Тебе, о, солнце не пропеть»; в стихотворении «Устал я жить в родном краю...» (четвертая строфа) вместо: «На рукаве своем певешусь» напечатано: «На рукаве своем повешусь» и т. д.
В октябре я с Колобовым буду в Ташкенте... — Поездка состоялась лишь в апр.-июне 1921 г. В вагоне Г. Р. Колобова, летом 1920 г. занимавшего должность заместителя окружного уполномоченного транспортно-материального отдела (Трамота) ВСНХ (сообщено Н. М. Солобай), Есенин приехал в Ташкент. Там — впервые после шестилетней переписки — он встретился с Ширяевцем. По воспоминаниям В. Вольпина, Есенин говорил, «что до поездки в Ташкент он почти не ценил Ширяевца и только личное знакомство и долгие беседы с ним открыли ему значение Ширяевца как поэта и близкого ему по духу человека, несмотря на все кажущиеся разногласия между ними» (Восп., 1, 426). В то же время письма Есенина говорят о том, что и до поездки в Ташкент он высоко ценил стихи Ширяевца. О том же свидетельствуют и мемуаристы. Так, Д. Семёновский вспоминает, что Есенин, встретив в журнале несколько стихотворений Ширяевца, «загорелся восхищением. — Какие стихи! — горячо заговорил он. — Люблю я Ширяевца! Такой он русский, деревенский!» (Восп., 1, 153). Да и сам В. Вольпин в тех же воспоминаниях приводит слова Есенина о предстоящей тогда поездке в Туркестан:
«— Там у меня друг большой живет, Шурка Ширяевец, которого я никогда не видел» (Восп., 1, 423).
...этим постом ~ <он>поехал в Казань... — Имеются в виду Петровки (пост апостолов Петра и Павла), приходившиеся тогда на 7 июня — 12 июля. Сведений о командировке Г. Р. Колобова в Казань летом 1920 г. в архиве ВСНХ (РГАЭ) не обнаружено. В то же время из протокола заседания коллегии Трамота от 19 июня 1920 г. явствует, что в этот день, то есть за неделю до написания есенинского письма, Г. Р. Колобов докладывал о работе Туркестанского Совета Трамота (?) — РГАЭ, сообщено Н. М. Солобай. Возможно, Колобов отправился в Казань сразу после своего московского отчета.
100. А. М. Сахарову. Июль 1920 г.
НЖ, 1972, кн. 109, с. 151, публ. Г. Маквея (с неточностями).
Печатается по копии рукой С. А. Толстой-Есениной (ГЛМ).
Датируется по содержанию: Есенин был в это время в г. Ростов-на-Дону.
Сакша — дружеское прозвище А. М. Сахарова.
Сидим на яйцах в Ростове и всё никак ничего не можем вывести. — В «Романе без вранья» Мариенгоф писал:
«В середине лета <1920 г.> Почем-Соль <дружеское прозвище Г. Р. Колобова> получил командировку на Кавказ.
— И мы с тобой.
— Собирай чемоданы.
Отдельный белый вагон туркестанских дорог. У нас мягкое купе. Во всем вагоне четыре человека и проводник.
Секретарем у Почем-Соли мой однокашник по Нижегородскому дворянскому институту — Василий Гастев. Малый такой, что на ходу подметки режет. <...>
С таким секретарем совершаем путь до Ростова молниеносно. Это означает, что вместо полагающихся по тому времени пятнадцати-двадцати дней мы выскакиваем из вагона на ростовском вокзале на пятые сутки.
Одновременно Гастев и... администратор наших лекций.
Мы с Есениным читаем в Ростове...» (Мой век, с. 363).
Об этом событии в 1965 г. вспоминала и Н. О. Александрова (Грацианская), проживавшая в Ростове: «Солнечным июльским днем 1920 года в книжную лавку ростовского Союза поэтов (она помещалась на Садовой) вошел стройный светлокудрый человек. Он приветливо улыбнулся, слегка прищуривая синие глаза. Лицо незнакомца, милое своей простотой, сразу располагало к себе.
— Сергей Есенин! — узнал пришельца кто-то из ростовских литераторов, и его тотчас же окружили, засыпали вопросами.
Есенин охотно отвечал: приехал из Москвы вместе с А. Б. Мариенгофом и Г. Р. Колобовым. Цель приезда — пропаганда советской поэзии. Вот мандат за подписью наркома А. В. Луначарского, вот афиши о предстоящем вечере поэзии, которые надо побыстрее расклеить. В подборе помещения для вечера просил помочь. <...>
Почти ежедневно в течение двух недель, проведенных в Ростове, Есенин бывал в доме моего отца по Социалистической улице, № 50. Здесь, окруженный поэтической молодежью, Сергей Александрович читал стихи, рассказывал о своей юности, о своих первых встречах с С. Городецким и А. Блоком. <...>
Мы побывали в гостях у С. А. Есенина. Он жил на вокзале в том самом служебном вагоне, который доставил его в Ростов» (Восп., 1, 418, 419).
...В краю родном // Пахнет сеном и гавном. — Расхожее выражение «Хорошо в краю родном // Пахнет сеном и г.вном» (см., напр., Белянин В. П., Бутенко И. А. Живая речь: Словарь разговорных выражений. М., 1994, с. 167).
...сделай, голубчик, все, что возможно, с книгами. — Речь идет, вероятно, о книгах Есенина П21, Р21 (вышла в дек. 1920), Исп. хул. (вышла в конце дек. 1920 — начале янв. 1921) и о сборниках «Имажинисты» (вышел в дек. 1920, с посвящением Г. Колобову) и «Золотой кипяток» (вышел до 21 янв. 1921, с посвящением «Сакше» — А. М. Сахарову). Все они были выпущены издательством «Имажинисты» и отпечатаны в «отделении 2-й Гос. типографии: Б. Кисловский, 8» — см. Юсов-94, с. 25–28, 84–86).
Член коллегии полиграфического отдела ВСНХ А. М. Сахаров часто помогал Есенину и его друзьям с выпуском их книг. В своих воспоминаниях он писал, как однажды в его кабинет «в приемное время ввалились Есенин и Мариенгоф. Пришли в качестве просителей. Дело небольшое, пустяковое. Они напечатали в одной из типографий полиграфического отдела МСНХ книжку, кажется, первый сборник “Конница бурь”, напечатали, не получив наряда от указанного выше учреждения, а, может быть, и без разрешения Госиздата. <...> Просили у меня разрешение на получение книг из типографии. <...>
Я поднялся в отдел распределения московского полиграфического отдела и дружески попросил заведующего выпустить книгу. <...>
Мне несколько раз приходилось ликвидировать такого рода недоразумения, и, в конце концов, я и сам втянулся в работу этого издательского коллектива, помогал и содействовал ему, и многие из выпущенных сборников вышли при моем непосредственном участии» (Сахаров А. М. Обрывки памяти. — Журн. «Знамя», М., 1996, № 8, с. 173–174; публ. А. А. Козловского).
В конце 1920 г. А. М. Сахаров переехал в Петроград.
С деньгами попроси устроить Шершеневича, он парень ходовой в этом отношении. — В 30-е годы В. Г. Шершеневич вспоминал: «Книга была в те времена необычайно дешева, но деньги были еще дешевле. Ко всему этому деньги в Центропечать поступали из киосков особо мелкой купюрой. Поэтому когда мы привозили на извозчике издание в Центропечать, то этого извозчика мы не отпускали домой. Он терпеливо ждал, пока бухгалтер сделает все проводки, кассир заплатит нам деньги и затем мы буквально грузили мешками деньги на этого самого извозчика. <...>
Один раз курьез дошел до того, что я привез в Центропечать сразу две книги: это было “Дважды два пять” и “Теория свободного стиха” <обе — 1920 г.>. Книги были маленького формата, и я помещался с ними рядом на извозчике совершенно свободно.
Получив три мешка дензнаками, я уложил их себе в ноги и поехал домой» (Мой век, с. 641).
Деньги для печатания книг приходилось изыскивать всевозможными путями. А. М. Сахаров вспоминал: «Помню два любопытных случая. Необходимо выкупить книгу — денег нет, перехватить не у кого. Но один из наших общих приятелей привез с Кавказа паюсную икру. Эта икра пошла в дело. В другой раз были проданы граммофон и 400 пластинок, принадлежавшие мне — вырученной суммы хватило на выкуп трех книжек» (журн. «Знамя», М., 1996, № 8, с. 175). В 1922 г. А. М. Сахаров на свои средства выпустил в издательстве «Эльзевир» есенинского «Пугачева».
...устрой ей как-нибудь через себя или Кожебаткина тыс<яч> 30 или 40. — А. М. Кожебаткин в собственном издательстве «Альциона» готовил тогда к выпуску книги Есенина «Руссеянь» и «Ржаные кони».
...черкни что-нибудь ~ о магазине... — Имеется в виду книжная лавка художников слова «Библиофил» на Большой Никитской, 15. А. Б. Мариенгоф вспоминал: «Перемытарствовав немалую толику часов в приемной Московского Совета, наконец получили мы от Льва Борисовича Каменева разрешение на книжную лавку» (Мой век, с. 329). Это разрешение — виза на заявлении Есенина и Мариенгофа — сохранилось (см. наст. изд., т. 7, кн. 2).