Он делал вылазки, но лишь для формы, не ставя своим войскам определенной цели, пе пуская в ход достаточных сил, не стараясь обеспечить себе все шансы успеха, и в большинстве этих дел канонада с фортов не столько прикрывала наступление французов, сколько предостерегала немцев.
22 сентября Винуа снова занял местечки Вильжюиф н Витри, равно как и редуты От-Брюйер и Мулен-Саке.
Шевильи и Баньё. 30 сентября, при атаке Шевильи, Гэ и Тиэ, Трошю запретил Винуа ввести в бой резервы, и 13 октября, получив донесение, что Винуа овладел нижней частью Шатильона и Баньё, он не отдал приказа удержать взятые позиции.
Мальмезон. 21 октября произошло сражение при Мальмезоне, где зуавы, воодушевленные героем майором Жако и горевшие желанием смыть пятно, лежавшее на них с 19 сентября, дрались с неудержимой яростью. Если эта наступательная разведка, вопреки общераспространенному мнению, и не вызвала паники среди немецкого главного штаба в Версале, то она, но крайней мере, помешала неприятелю разместить свои орудия на окраине Буживаля и продвинуться к Рюейлю и Нантерру.
Бурже. Но 30 октября Трошю допустил прусскую гвардию занять Бурже, который вольные стрелки Ла Пресса взяли за два дня до того по приказанию Каррэ де Бельмара. Трошю рассудил, что Бурже лежит на отлете и имеет ничтожное значение, не входя в общую систему обороны. Каррэ попросил у него артиллерии, но орудия прибыли уже после боя, и, предоставленный собственным силам, гарнизон Бурже был побежден. Гарнизон этот состоял из 1900 человек вольных стрелков Ла Пресса, сенских мобилей (12-й и 14-й батальоны) и солдат 28-го маршевого яолка. Воодушевленные майорами Барошем и Брассёром, они оказали ожесточенное, героическое сопротивление. Все они погибли или были взяты в плен.
31 октября. Это злополучное сражение при Бурже возмутило Париж. Население разом узнало о капитуляции Меца и приезде Тьера, явившегося с предложением перемирия. 31 октября произошли выступления национальной гвардии. Правительство, заседавшее в одной из зал Ратуши, было арестовано стрелками агитатора Флуранса и объявлено низложенным. Но Пикару удалось бежать, и батальон национальной гвардии Сен-Жерменского предместья освободил Трошю и Ферри. Щепетильный Трошю не хотел опираться ни на какую вооруженную силу, кроме национальной гвардии. Пикар велел пробить сбор, и Ферри привел батальон бретонских мобилей. Восставшие удерживали Фавра и Симона в качестве заложников; затем их отпустили целыми и невредимыми. 3 ноября состоялся плебисцит; 559 000 голосами против 62 000 было решено, что правительство национальной обороны должно остаться на своем посту.
Миссия Тьера. Тьер покинул Париж 12 сентября[214]. Объехав Европу в надежде склонить державы к вмешательству, он явился в Париж за полномочием от правительства и 4 ноября в Версале начал переговоры с Бисмарком о перемирии, которое позволило бы Франции избрать национальное собрание; соответственное предложение, сделанное Пруссии Англией, было поддержано Австрией, Италией и Россией.
Бисмарк в принципе соглашался на перемирие; но он не хотел, чтобы Париж во время перемирия запасся продовольствием, или, по крайней мере, требовал «военного эквивалента», например, одного или двух парижских фортов. Тьер ответил, что это равносильно требованию сдачи Парижа. Однако 5 ноября на совещании с Фавром и Дюкро у Севрского моста он посоветовал заключить пемедленно мир, хотя бы ценою Эльзаса. Дюкро в мужественных и полных достоинства выражениях отвечал ему, что Франция еще должна защищаться: «Она оправится от материального разорения, но никогда не оправится от нравственного разгрома. Наше поколение пострадает, зато следующее будет сильно той честью, которую мы спасем!»
Правительство заявило, что может согласиться на перемирие лишь в том случае, если Париясу позволено будет запастись провиантом. Оно сформировало три армии: первая, под начальством Клемана Тома, была сформирована из парижских полков или боевых батальонов, постепенно, хотя и слишком поздно, составленных из частей национальной гвардии; вторая, под начальством Дюкро, насчитывала 100 000 человек, разделенных на три корпуса, которыми командовали Бланшар, Рено и Эксеа; третья, под командой Винуа, насчитывала 70 000 человек. Одна дивизия в 30 000 человек стояла в Сен-Дени под начальством вице-адмирала Ла Ронсьера ле Нури.
План Трошю. Эти силы должны были сообща осуществить план, составленный Дюкро и одобренный Трошю. С 15 по 18 ноября предполагалось вывести из Парижа 50 000 отборных солдат, которые должны были собраться на полуострове Женневильер, перейти Сепу под защитой многочисленной артиллерии и, поднявшись после сплошного непрерывного боя на высоту Кормейля и перейдя Уазу, достигнуть Руана. Отсюда они могли двинуться к Гавру и, опираясь на море, превращенное как бы в операционную базу, соединиться с главной частью луарской армии и отдельными отрядами северной, после чего вернуться, чтобы снабдить проьиаптом Париж и освободить его. Вот почему Дюкро и Трошю 21 октября атаковали Мальмезон: они хотели вытеснить осаждающих с полуострова Женневильер, т. е. удалить их с арены задуманной операции в Нормандии.
Битва под Кульмье расстроила этот план. Преходилось итти не к Руапу, а к Орлеану и Жьену, навстречу луарской армии, и перебросить воинские части и орудия с запада па юго-восток, на берега Марны — из Шарантона в Аврон.
Бои на Марне. Исполнение этого плана было поручено Дюкро, которого Трошю называл своим лучшим сотрудником. Он решил перейти через Марну в том месте, где она образует между Жуанвилем и Ври излучину, взять Вилье и Кейльи, развернуться длинной боевой линией между Гурнэ и Шенневьером и итти на Ланьи, а затем двинуться с востока на юг, оставив справа грозные позиции Вильнёв-Сен-Жорж и Буасси-Сен-Леже.
28 ноября Дюкро в пламенном воззвании, которое весь Париж читал с патриотическим волнением, дал клятву или вернуться победителем, или умереть. Но на следующее утро обнаружилось неожиданное препятствие, заставившее его потерять напрасно целый день. Понтонный парк, который пароходы буксировали из Шарантонского канала в Марну, встретил несколько выше Жуанвильского моста столь быстрое течение, что ему удалось прибыть на место лишь к часу ночи. Начинать дело было уже поздно. Тем не менее были предприняты все намеченные демонстрации в Эпинэ, Гэ и у Гар-о-Вёф; войска овладели Аьронским плоскогорьем — выгодной позицией, господствующей над равниной Марны и клином входившей в немецкие линии, а 30 ноября вторая армия перешла через реку.
Вланшар и Рено должны были с фронта приблизиться к возвышенностям Вилье и Кейльи, а генералу Эксеа было поручено обойти их с тыла через Нуази-ле-Гран. Но войска Блан-шара отступили под упорным огнем вюртембержцев, засевших в парке Кейльи. Батальоны Рено также попятились перед парком Вилье, который, подобно кейльискому, представлял собой нечто вроде крепости или укрепленного лагеря. Что касается Эксеа, то он пришел на место слишком поздно, — притом не через Нуазиле-Гран, а через Бри, — и его атака на Вилье кончилась неудачей. Как во всю эту войну, усилия французов были беспорядочны и оставались незавершенными; как всегда, их движения были энергичны, но им не хватало точности и взаимной связи.
Армия заночевала на своих позициях. Однако она была расстроена и утомлена, а жестокий холод этой ночи окончательно обескуражил и изнурил ее. Эксеа перешел обратно Марну, заявив, что его части больше не в силах драться, и Трошю вынужден был отдать ему приказ вернуться на левый берег.
2 декабря, после однодневного перемирия, в продолжение которого обе стороны не только хоронили убитых, но и успели отдохнуть и придти в себя, сражение возобновилось. Второй прусский корпус, предводимый генералом Франсецким (этот корпус должен был служить авангардом для всех немецких войск между Сеной и Марной), подкрепил вюртембергский и саксонцев. Французы были застигнуты врасплох в Бри и Шампиньи; скоро они, однако, оправились от замешательства, дрались очень упорно, вернули себе утраченные раньше позиции, отняли обратно Бри и половину Шампиньи и к концу боя сумели даже занять выгодное для наступления положение, но не подвинулись вперед ни на пядь и не взяли ни Кейльи, ни Вилье, бывших ключами позиции. Таким образом, бои 30 ноября и 2 декабря остались бесплодными. По признанию Трошю, они стоили второй армии, являвшейся главным нервом обороны, 10 000 человек, в том числе большинства офицеров и большей части кадрового состава. Да, впрочем, если бы французы даже и остались победителями, какую пользу это могло принести им, поскольку в конце третьего перехода они были бы атакованы в открытом поле свежими войсками и неизбежно раздавлены?
Войска перешли обратно Марну, и Дюкро, доблестный Дюкро, оставивший половину клинка своей шпаги в теле одного саксонца, советовал заключить почетное соглашение, которое спасло бы город от голода и армию от сдачи без всяких условий. Но Париж отказался от каких бы то ни было сделок с врагом. 5 декабря Мольтке сообщил Трошю, что немцы снова заняли Орлеан, и обещал свободный пропуск французскому офицеру, который будет послан, чтобы лично убедиться во взятии немцами этого города. Трошю не пожелал воспользоваться этим предложением; он расписался в получении письма и велел расклеить его на стенах Парижа с добавлением, что оно нисколько не повлияет на правительство, долг и решение которого — продолжать борьбу.
Точно так же, когда Россия заявила, что она более не считает себя связанной договором 1856 года, правительство формально отказалось командировать Жюля Фаьра представителем Франции на Лондонскую конференцию. Тщетно Гамбетта требовал, чтобы Фавр съездил побеседовать о войне с представителями великих держав. Тщетно делегат по иностранным делам, Шодорди, просил Фавра отправиться в Лондон, чтобы превратить конференцию в конгресс, поставить на нем вопрос о мире и, может быть, добиться более выгодных условий. Правительство боялось раздразнить Париж