матрос лохматина,
трубе
корабельной
под рост.
Услышал,
обдумал,
ругнулся матерно
и так
сказал
матрос:
— Флотишко
белые сперли
до тла!
Угнали.
У нас —
ни кляпа̀!
Для нашей
галоши
дыры котла
сам
собственноручно клепал.
Плывет плоховато —
комода вроде.
На этих
дыни возили раньше нам.
Два лета
работал я
в Райкомводе*.
В Одессе
стоит иностранщина.
Не пароходы,
а бламанже*!
У нас
в кочегарках
от копоти залежь,
а там
работай
хоть в паре манжет —
старайся,
и то не засалишь.
Конечно,
помягше
для нежных задов,
но вот что,
мои мамаши:
здесь тише,
здесь тверже,
здесь хуже —
зато
н-а-ш-е!
Эх,
только были бы тут рубли —
Европа
скупая гадина, —
уж мы б
понастроили б нам корабли
— громадина!
Чтоб мачта
спичкой казалась
с воды,
а с мачты —
море в овчину.
Тады́
катай
хоть на даровщину! —
Не знаю,
сколько это узлов
плелись,
не быстрей комода.
И в Черное море
плюнул зло
моряк
из Райкомвода.
[1925]
Выволакивайте будущее!*
Будущее
не придет само,
если
не примем мер.
За жабры его, — комсомол!
За хвост его, — пионер!
Коммуна
не сказочная принцесса,
чтоб о ней
мечтать по ночам.
Рассчитай,
обдумай,
нацелься —
и иди
хоть по мелочам.
Коммунизм
не только
у земли,
у фабрик в поту.
Он и дома
за столиком,
в отношеньях,
в семье,
в быту.
Кто скрипит
матершиной смачной
целый день,
как немазаный воз,
тот,
кто млеет
под визг балалаечный,
тот
до будущего
не дорос.
По фронтам
пулеметами такать —
не в этом
одном
война!
И семей
и квартир атака
угрожает
не меньше
нам.
Кто не выдержал
натиск домашний,
спит
в уюте
бумажных роз, —
до грядущей
жизни мощной
тот
пока еще
не дорос.
Как и шуба,
и время тоже —
проедает
быта моль ее.
Наших дней
залежалых одёжу
перетряхни, комсомолия!
[1925]
Даешь мотор!*
Тяп да ляп —
не выйдет корабль,
а воздушный —
и тому подавно.
Надо,
чтоб винт
да чтоб два крыла б,
чтоб плыл,
чтоб снижался плавно.
А главное —
сердце.
Сердце — мотор.
Чтоб гнал
ураганней ветра.
Чтоб
без перебоев гудел,
а то —
пешком
с трех тысяч
метров.
Воробьи,
и то
на моторах скользят.
Надо,
сердце чтоб
в ребра охало.
А замолк
мотор —
и лететь нельзя.
И на землю
падает
дохлый.
Если
нужен
мотор
и для воробья,
без него
обойдутся
люди как?
Воробей
четверку весит,
а я —
вешу
пять с половиной
пудиков.
Это мало еще —
человечий вес.
А машина?
Сколько возьмет-то?!
Да еще
и без бомб
на войну
не лезь,
и без мины,
и без пулемета.
Чтоб небо
летчик
исколесил,
оставляя
и ласточку сзади, —
за границей
моторы
в тысячи сил
строят
тыщами
изо дня на̀ день.
Вот
и станут
наши
лететь в хвосте
на своих
ходынских*
гробах они.
Тот же
мчит
во весь
тыщесильный темп —
только
в морду
ядром бабахнет.
И гудят
во французском небе
«Рено»*,
а в английском
«Рольс-Ройсы»*.
Не догонишь
их,
оседлав бревно.
Пролетарий,
моторами стройся!
Если
враз
не сберешь —
не сдавайся, брат,
потрудись
не неделю одну ты.
Ведь на первом
моторе
и братья Райт*
пролетали
не больше минуты.
А теперь —
скользнут.
Лети, догоняй!
Только
тучи
кидает от ветра.
Шпарят,
даже
не сев
в течение дня,
по четыреста
— в час! —
километров.
Что̀ мотор —
изобрел
буржуйский ум?
Сами
сделали
и полетали?
Нет,
и это чудо
ему
по заводам
растил
пролетарий.
Эй,
рабочий русский,
в чем затор?
Власть
в своих руках
держа, вы —
втрое лучший
должны
создать мотор
для защиты
рабочей державы.
Вот
уже
наступает пора та —
над полями,
винтом тараторя,
оплываем
Рязань
да Саратов
на своем,
на советском
моторе.
Русский
часто
любит
«жить на авось» —
дескать,
вывезет кривая.
Ты
в моторном деле
«авоськи» брось,
заграницы
трудом
покрывая.
По-иному
поставь
работу.
Сам
к станку
приставься ра̀ненько.
Каждый час
проверь
по НОТу*.
Взрасти
слесарей
и механиков…
Чтоб скорее
в счастье
настали века,
коммунисты
идут к которым,
ежедневно
потей
и корпи, «Икар»*,
над родным
советским
мотором.
Пролетарии,
помните
это лишь вы:
землю
взмыли,
чтоб с птицей сравняться ей.
Так дружней
за мотор
возьмись, «Большевик»*, —
это
сердце
всей авиации.
Надо —
сердце.
Сердце — мотор,
чтоб гнал
ураганней ветра,
чтоб
без перебоев гудел,
а то —
пешком
с трех тысяч
метров.
Надо,
чтоб винт
да чтоб два крыла б,
чтоб плыл,
чтоб снижался плавно.
Тяп да ляп —
не выйдет корабль,
а воздушный —
и тому подавно.
[1925]
О.Д.В.Ф.*
— Не понимаю я, —
сказал
один,
в раздумье сев, —
что это
за такие
воздушные друзья
и что такое
О.Д.В.Ф.*? —
Товарищ,
брось
в раздумье коптиться!
О.Д.В.Ф. —
это
тот,
кто сделает
тебя
птицей.
— А на что
воздушный флот? —
Вот.
Если
враг
с пулеметом,
враг с картечью
налетит,
на аэро сев, —
кто
в защиту
ему
полетит навстречу?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
лихорадка,
народ калеча,
налетит,
комаром насев, —
хину
кто повезет?
Кто
тебя
излечит?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Кто
прикажет,
за вёрсты увидев рыбу:
«Догоняй,
на лодки сев?»
(Ведь ее
с берегов
и не взвидели вы бы!)
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
надо
в момент
исследовать местность,
враг
откуда
стреляет, засев, —
кто
ее промерит?
Известно:
самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
надо
вмиг
доставить известие,
хоть верхом
на ласточку
сев, —
кто
его
доставит
с ветром вместе?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
Антанта
на нас
рассердится,
кто
смирит
антантин гнев?
Успокоит
антантино сердце
самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
солнце
огненным глазом
выжигает
крестьянский посев —
кто
заставит
тучи
раздо̀ждиться наземь?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
надо
срочно
доставить клади,
хоть в ковер
в волшебный
засев, —
кто
и тысячу
верст
отмахает на̀ день?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Когда
жара
и дождь когда,
кто,
на тучи
чуть не сев,
предскажет
крестьянину
и жар
и холода̀?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если надо,
чтоб мчал
пассажир,
в день
десятки
верст облетев, —
кто
отмашет
небесную ширь?
Самолет.
А его
построит
О.Д.В.Ф.
Если
не тушит
ни одна душа,
а пожар
разевает зев —