Том 68. Чехов — страница 100 из 305

Вот и все, что я могу сказать вам в ответ на ваш вопрос о недостатках...» (XIX,

369).

Как видно из письма Куприна от 6 декабря, он успел частично реализовать заме­чания Чехова перед сдачей в набор ноябрьской книжки журнала. Впоследствии текст рассказа подвергался неоднократной стилистической правке (для издания его в «Зна­нии», «Мире божьем», «Московском книгоиздательстве», издательстве А. Ф. Маркса).

В рассказе «На покое» Куприн затронул близкую Чехову тему «актерской гибели», столь характерную для русской театральной жизни конца XIX в., с прогоравшими антрепризами, бродячими труппами, с все возраставшей зависимостью актера и театра от подачек купца-благотворителя, самодура-мецената. Конец трагика Славянова- Райского — это во многом типичный удел русского таланта, гибнувшего в неблаго­приятной среде.

Есть все основания думать, что Чехов и Куприн в своих ялтинских беседах не раз говорили о театре. Оба знали русскую театральную провинцию, ее быт, колоритные фигуры. Чехов хорошо помнил таких трагиков, как Иванов-Козельский (ему посвящен фельетон Чехова «Гамлет на пушкинской сцене», 1882) и Люиский, о ко­торых писал Куприн в рассказе «Как я был актером». По свидетельству П. Н. Орлене- ва, Любский играл в Ялте (по-видимому, летом 1901 г.) в спектакле, организованном Чеховым в пользу туберкулезных больных (Г1. Н. Орленев. Мои встречи с Че­ховым.— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 426—428). Общим знакомым Чехова и Куприна был известный актер, режиссер и антрепренер Н. Н. Соловцов. Чехов,познакомившись с Соловцов),im еще в Таганроге,весьма ценил его мастерство, по­святил ему водевиль «Медведь», встречался с ним в Москве в 1888—1889 гг., долго пере­писывался, тяжело переживал его смерть. Куприн хорошо знал Соловцова по Киеву, в 1890-е годы был частым посетителем его театра. О Соловцове вспоминал Куприн в письме к Чехову от декабря 1901 г., сравнивая его по манере держаться на сцене со Станислав­ским. Этокупринское сопоставление Чехов потом повторил в письме к Книппер (XIX, 193).

Чехов охотно слушал рассказы Куприна (незадолго до того прослужившего год в мелкой украинской труппе) о нравах провинциального театра; один из таких расска­зов он даже внес в свою записную книжку (XII, 259. Об этом эпизоде см. также в очер­ке Куприна «Памяти Чехова».— «Чехов в воспоминаниях современников», стр. 520). По-видимому, оба сходились в своей неприязни к жизни богемы, к некультурности, отсталости театральной среды. Позже, в рассказе «Как я был актером» (1906), Куприн сочувственно повторял чеховские слова: «Более актера истеричен только око­лоточный. Посмотрите, как они оба в царский день стоят перед буфетной стойкой, говорят речи и плачут» (Соч., т. IV, стр. 135).

Актерские данные самого Куприна Чехов ценил настолько, что советовал ему поступить в Художественный театр (см. письмо, датируемое не ранее 9 мая 1901 г. и от1 декабря 1901 г.). Посмотрев в Москве осенью 1901 г. «Чайку», «Дядю Ваню», «Трех сестер», Куприн в письме к Чехову детально разбирал постановку и игру «художествен- ников». Высоко оценивая мастерство Станиславского, Москвина, Книппер, Санина, Куприн считал, что рядовому составу труппы не удалось преодолеть сценические штам­пы. и даже склонен был утверждать, что «прославленная реформа совсем не коснулась среднего и маленького актеров» (письмо от декабря 1901 г.). Вряд ли Чехов разделял такую оценку, но в письме к Книппер он сообщил о критическом отношении Куприна к спектаклям Художественного театра (XIX, 193). Куприн не раз выступал с публич­ным чтением рассказов Чехова (письма от 10 февраля 1903 г. и от мая 1904 г.), играл в любительских спектаклях роли Чубукова в «Предложении» и Астрова (письмо его к В. А. Тихонову от сентября 1907 г.— ЦГАЛИ, ф. 240, on. 1, ед. хр. 71).

Одновременно с рассказом «На покое» осенью 1902 г. Куприн писал «Болото». Осно­ву этого рассказа составили впечатления от поездки летом 1901 г. в лесную глушь Ря­занской губернии, которыми Куприн делился в письме к Чехову (от 29 декабря 1901 г.). Герой рассказа, студент Сердюков, убежденный противник цивилизации, которого умиляет патриархальный деревенский уклад, «циклопические» орудия крестьянского труда, сталкивается с реальной жизнью мужика. Его ужасает убогий нищенский быт, суеверия, а главное — рабская покорность крестьянина своей участи. Гибнущая от болотной лихорадки семья лесника олицетворяет в его глазах судьбу всей голодной, разоренной, вымирающей деревни. «К чему эта жизнь?.. Кому нужно это жалкое, не­человеческое прозябание?» — говорит «со страстными слезами на глазах» купринский студент.— «Какой ответ, какое оправдание может дать судьба в их страданиях?» (Соч., т. III, стр. 85).

«Болото» близко к «проблемной» новелле Чехова ⁵. История купринского студен­та — тот же «случай из практики», когда взору честного, думающего человека внезап­но открывается вопиющее противоречие жизни, которое переворачивает душу, лишает покоя. Как и в рассказах позднего Чехова, в «Болоте» несложный повествовательный материал таит глубокое содержание: конфликт здесь питают не внешние события, а тот идеологический сдвиг, то пробуждение «социальной тревоги», которое происходит в сознании героя. Куприн сам определял «Болото» как рассказ, смысл которого не в сюжете, а «в настроении» (письмо к Н. К. Михайловскому от сентября 1902 г.— ИРЛИ, ф. -181, on. 1, ед. хр. 367).

Характеризуя замысел своего рассказа «Припадок», Чехов говорил, что хотел бы написать его так, чтобы произвести «гнетущее впечатление» (XIV, 168). Теми же сло­вами («гнетущее впечатление, похожее на (...) виноватую жалость») обозначил и Куприн настроение, которое пронизывало его рассказ (Соч., т. III, стр. 80).

Как п многие чеховские лирические повеллы, «Болото» кажется незаконченным, лишенным развязки. Все так же безропотно отправляется в ночной обход Степан, по прежнему покорно несет бремя тяжелой и опасной жизни на болоте его семья, все так

ЧЕХОВ

Рисунок П. 3. Панова, 1903 г.

Местонахождение оригинала неизвестно. Воспроизводится с репродукции в «Живописном обозрении», 190'i,№40

«Резко обозначились на лице складки, появились новые тени, прида­ющие лицу сухой и озабоченный характер». (Из воспоминаний Н. 3. Панова «Сеанс»)

же молчит и хмурится лес. Но сдвиг есть: беспокойная мысль уже овладела сознанием героя; протест против неправды жизни становится для него теперь главным убежде­нием, наряду с верой в новую, достойную человека жизнь, которая скоро озарит с «ли­кующим торжеством победы» тусклые берега (там же, стр. 86). Финал «Болота» с его сменой настроения, переключением в новый эмоциональный тон напоминает лириче­ские концовки таких произведений Чехова, как «Студент», «Случай из практики», «Свирель», «Счастье», «Огни», «Гусев».

В одном из первых писем к Чехову Куприп назвал его учителем жизни. Сделанное в полушутливой форме, это признание отражало действительное положение вещей. Из публикуемых писем видно, что за помощью и советом Куприн обращался к Чехову

и в вопросах своей творческой работы, и в житейских делах. Вместе с тем письма Куп­рина были для Чехова в его ялтинской «ссылке» одним из источников сведений о про исходящем в России. Наряду с литературными новостями значительное место в них за­нимают сообщения о политических событиях. Куприн пишет о готовящихся в Петер­бурге студенческих «беспорядках» (письмо от 29 декабря 1901 г.), рассказывает о звер­ском убийстве офицером студента на Невском (письмо от декабря 1901 г.), сообщает об учиненном Плеве разгоне комитета по устройству юбилея печати (письмо от начала января 1Й03 г.), упоминает о кишиневском погроме (письмо от 19 апреля 190.3 г.). Иро­нически отзывается Куприн (в письмах от декабря 1901 г. и февраля 1902 г.) об орга­низовавшемся в Петербурге религиозно-философском обществе, в котором рядом с Ме­режковским, Розановым, с преосвященным Сергием и «лицами иисусовой пехоты» заседает В. С. Миролюбов, прогрессивно настроенный литератор, издатель массового демократического журнала. Как известно, вступление Миролюбова в религиозно-фи­лософское общество вызвало резкую отповедь Горького и осуждение Чехова. Отзыв о членах религиозно-философского общества в письме Чехова к Миролюбову от 17 де­кабря 1901 г. (XIX, 195) близок мнению о них Куприна®.

Период, к которому относится публикуемая переписка, был временем сближения Куприна с горьковским книгоиздательством «Знание». - С радостью писал Куприн Чехову, что «Знание» купило у него книгу рассказов, и гордился, что сможет ■«выйти в свет под таким флагом» (письмо от 6 декабря 1902 г.). В том же письме Куприн сообщил, что познакомился с Горьким и слушал его рассказы «о молоканах, о духоборах, о сормовских и ростовских беспорядках» ⁷.

Свой первый «знаньевский» том Куприн хотел посвятить Чехову, «поставить вперед дорогое (...) литературное имя» (письмо, датируемое декабрем 1901 г., и от 29 декабря 1901 г.). Как видно из письма Куприна от 29 декабря 1901 г., Чехов советовал издать книгу как можно проще и оставить без посвящения. 10 февраля 1903 г. Куприн послал Чехову свой сборник, в который вошли «Молох», «Ночная смена», «Одиночество», «Ноч­лег», «Лесная глушь», «Дознание», «В цирке», «На покое». В библиотеке Чехова сохра­нился этот экземпляр с надписью рукой Куприна: «Глубокоуважаемому Антону Пав­ловичу Чехову на добрую память от вечно и неизменно преданного ему А.Куприна. 1903, 9 февр. СПб.» (С. Д. Б а л у х а т ы й. Библиотека Чехова. Циг. изд., стр. 247).

МнениеЧехова о первом томе рассказов Куприна в переписке Чехова не отразилось. По-видимому, оно было высказано Куприну при личной встрече, которая произошла в Ялте месяц спустя, в марте 1903 г., ибо и в эти последние годы жизни Чехов не пере­ставал интересоваться работой Куприна и откликами на его произведения. С удовле­творением писал он Куприну о том, что отдельные его выражения (из рассказов «Ноч­лег» и «Булавин») входят в литературную речь и уже зафиксированы словарем рус­ского языка, издаваемым Академией наук (XX, 39). В письме от 22 апреля 1903 г., написанном вскоре после отъезда Куприна из Крыма, Чехов сообщил ему, что Вере­саев очень хвалил его рассказ «Трус» (XX, 87).