А. Ф. Маркс, издавший в 1899—1901 гг. собрание сочинений Чехова, выпустил его вторым изданием в виде приложения к журналу «Нива» на 1903 г. За это повторное издание Чехов не получил гонорара.
Записана беседа с Чеховым, состоявшаяся в апреле 1903 г. в Ялте.
Книга В. Г. Короленко «Очерки и рассказы», изд. «Русской мысли». М., 1887.
О желании Чехова, чтобы его книга «Остров Сахалин» была принята как диссертация, см. в воспоминаниях Г. И. Россолимо («Чехов в воспоминаниях современников», стр. 589), а также в настоящем томе, прим. 30 к воспоминаниям И. Н. Альтшуллера.
Имеется в виду рецензия А. М. Скабичевского на сборник Чехова «Пестрые рассказы» («Северный вестник», 1886, № 6).
Письмо Д. В. Григоровича от 25 марта 1886 г., в котором он дал высокую оценку таланту Чехова («Слово», стр. 199—201).
В пьесе Метерлинка «Слепые».
Эта встреча Чехова с Миролюбовым произошла в Ялте в апреле 1903 г.
ИЗ ДНЕВНИКА В.Г.КОРОЛЕНКО
Публикация А. В. Храбровицкого
С 1881 г., со времени якутской ссылки, и до конца жизни (в 1921 г.) — в течение сорока лет — Владимир Галактионович Короленко вел дневник. Дневник Короленко имеет не только биографическое, историко-литературное значение; это летопись общественной и политической жизни России за четыре десятилетия.
Во время предсмертной болезни Короленко говорил своим близким: «Издадите дневники, думаю, много будет в них любопытного» В 1925—1928 гг. вышли в свет четыре тома «Дневника» Короленко, охватывающие 1881—1903 гг. (Харьков, Госиздат Украины). Дневники за последующие годы остались неизданными.
В неизданных дневниках Короленко, хранящихся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, имеются две записи, посвященные Чехову. Одна из них — от 6 июля 1904 г.—публиковалась, но с большими сокращениями; нами она печатается полностью. Вторая запись — от 4 декабря 1916 г.— публикуется впервые.
СМЕРТЬ ЧЕХОВА2
Джанхот. 6 июля 1904 г.)
Вчера из Новороссийска мне прислали телеграмму: в Баденвейлере (Шварцвальд) умер от чахотки А. П. Чехов 3. Я знал Чехова с 80-х годов и чувствовал к нему искреннее расположение. Думаю, что и он тоже. Он был человек прямой и искренний, а иные его обращения ко мне дышали именно личным расположением 4. В писательской среде эти чувства всегда очень осложняются. Наименее, пожалуй, сложное чувство (если говорить не о самых близких лично и по направлению людях) было у меня к Чехову, и чувство, которое я к нему испытывал, без преувеличения можно назвать любовью. Но встречались мы мало 8, ходили по разным дорогам; наши личные связи помещались в литературных лагерях прямо враждебных: он был лично близок с Сувориным и до конца отзывался о нем хорошо, хотя и... несколько презрительно. Он характеризовал его какпси- хопата и истерика, часто страдающего от того, что пишут в «Новом времени», неглубокого, возмущающегося сегодня тем, что завтра его уже не волнует. Чехов рассказывал мне (кажется в 1896 и 1897 году), как Сигма- Сыромятников, тогда служивший в каком-то департаменте, выкрал из типографии «Нового времени» оригинал какой-то заметки, неприятной «департаменту», и представил ее туда в доказательство того, что автор — не он, а другой. Этот другой, зять Шубинского, редактора «Исторического вестника» (кажется Лебедев), был уволен со службы. Шубинский в присутствии Суворина (и, кажется, самого Чехова) не подал руки Сыромят- никову и объяснил, в чем дело. Суворин тоже возмутился страшно, и даже в чиновничьем мире заговорили. Шубинский написал министру (кажется, Витте) о том, что в таком-то департаменте принята по службе мера, исходившая из похищения рукописи в газете. Дело шло о «Новом времени», и Витте сделал директору департамента (кажется, Кабат) выговор («Вы меня ссорите с печатью»). Возможно, что чиновничьи сферы дали бы какое-нибудь удовлетворение, но (Чехов говорил об этом с презрительным негодованием по адресу «слабохарактерности» Суворина) — вскоре в той же газете появились, как ни в чем не бывало, фельетоны Сигмы. Очевидно, «пресса» сама смотрит на выкрадывание документов довольно легко... Канцелярии успокоились 6.
Я думаю, что общество Сувориных и нововременцев принесло Чехову много вреда. Под конец своей жизни он сильно отошел от них, а в «Новом времени» уже не помещал ни строчки.
№. Мои воспоминания о Чехове должны быть напечатаны в июльской книге «Русского богатства» (1904)7.
Полтава. 4 декабря 1916 г.
Отвечал на письмо Б. А. Лазаревского. Бедняга рвет и мечет. Почерк, вероятно, от нервности, совсем неразборчив. Пишет о «новой газете», о том. что в нее пошел Андреев. «Разве им не ясно, что жалованья в 40 тысяч—это подкуп». «Амфитеатров за деньги готов на все, но Андреев...». «И кудлатый Брусянин... является ко мне и заявляет, что ему там положено жалованье 3600 р., так вообще... Может, что и напишет...» 8.
Это, действительно, характерно и похоже на подкуп литературы: отказаться потом от привычного оклада — трудно. Струя золота пущена обильно и соблазнительно. Лазаревскому кажется, что по всему этому и жить нельзя. Тем более, что вот его и других те же люди обвиняли за то, что они работали в «Лукоморье» Суворина9. И что он написал статью «об интереснейшем и честнейшем юноше великом князе Олеге Константиновиче» 10.
Отвечая на это письмо, я припомнил маленький характерный эпизодик о Чехове. Когда-то (давно!) он при мне получил письмо от Баранце- вича. Речь шла о сборнике в память Гаршина. Предполагалось два сборника, но потом захотели их слить в один. Шли переговоры между двумя редакциями — на одной Герд, личный друг Гаршина, Ярошенко, редакция «Северного вестника» с Михайловским, Плещеевым, Успенским и т. д. На другой Альбов, Баранцевич и Лихачев (поэт). Переговоры ни к чему не привели. Дело довольно простое: вышло два сборника, один поменьше (Баранцевича) вышел ранее, другой — объемистее. Но Баранцевичу показалось, как будто, что тут есть повод для трагедии, точно мир раскололся: на одной стороне свет и одна редакция, на другой — тьма и редакция другая. В этом тоне он и написал Чехову. Вспоминаю еще такое место: «Зачем там Короленко... Он не их, он наш» и т. д. 11 Протягивая мне это письмо, Чехов сказал: «Посмотрите, какой ложноклассицизм».
У него не было ни капли ложноклассицизма, и потому у него выходила хорошо все,— даже сношения с Сувориным, с которым он дружил сначала и разошелся потом. И все ясно до прозрачности: почему дружил и почему разошелся 12. Не то, что у Мережковского, например. Он с ложноклассическим пафосом скорбел по поводу сношений с Сувориным и называл это в Чехове «смердяковщиной». Оказалось, что сам он переписывался с Сувориным, да еще по поводу денежных антреприз литературного свойства, уверял Суворина, что «мы понимаем друг друга», и т. д. В этом все неискренность, все «ложноклассицизм» — и попытка сойтись с Сувориным, и осуждение этого в Чехове...
Когда-то мне нравился Мережковский, в котором я видел как раз..^ искренность!..13
ПРИМЕЧАНИЯ
Владимир Короленко. Полное собр. соч., т. I. Харюв, 1922, стр. 8.
Извлечение из этой записи впервые было опубликовано в примечаниях к «Избранным письмам» В. Г. Короленко, т. II. М., 1932, стр. 182. Более полно, с добавлением нескольких фраз напечатано в кн. В. Г. Короленко. Воспоминания о писателях. М., 1934, стр. 171, а также в Собр. соч. Короленко, т. VIII. М., 1955, стр. 468—469. Вторая половипа записи, начиная со слов «Чехов рассказывал мне...»— кончая словами «Канцелярии успокоились», в печати не появлялась.
В письме от 4 июля 1904 г. Короленко писал из местечка Джанхот близ Геленджика: «Сейчас принесли мпе из Новороссийска телеграмму: Грозинский извещает
С
/
fl4JUUf' A" JriX/ts+t*,^ V *f i ftotn
«ел ~ . А .
'i/rt6« /(й» as
H И+ ил Л*?. Iу
, * lySt/iv / J •■ Лл,у /,f /ty,
- ^ r/A' f У*-
*t«\i4*/ tf/sr+l _
" jb*' ЛУ
tiv
.у/
//У/Л ^jf^ /Ыугу*/**.*
J' л г»
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИЙЕ В. Г. КОРОЛЕНКО ОТ 6 ИЮЛЯ 1904 г., ОЗАГЛАВЛЕННАЯ \
«СМЕРТЬ ЧЕХОВА. Листы первый и четвертый Библиотека СССР им. В. И. Ленина. Москва
о смерти Чехова. Как неожиданно и как печально. Еще на днях я прочел в .Русских ведомостях" успокоительные известия об его здоровье. Не хочется верить, но... На всех нас здесь легла точно какая тень» (В. Г. Короленко. Письма. Под ред. Б. Л. Модзалевского. Пб., 1922, стр. 266).
4 29 июля 1903 г., сообщая о приветствиях, полученных им в связи с пятидесятилетием, Короленко писал Н. Ф. Анненскому: «Чехов, кроме подписи на телеграмме .Русской мысли", прислал отдельно: .Дорогой, любимый товарищ, превосходный человек. Сегодня с особенным чувством вспоминаю вас. Я обязан вам многим. Большое спасибо. Чехов". Это одна из особенно приятных для меня телеграмм, потому что я его давно люблю... А человек он правдивый» (В. Г. Короленко. Собр. соч. в десяти томах, т. X. М., 1956. стр. 379).
Для характеристики отношения Чехова к Короленко интересно также следующее свидетельство Ф. Д. Батюшкова: «Помню один разговор с А. П. Чеховым, который очень любил Короленко, хвалил его, по не во всем одобрял. Это было за год до кончины Чехова. Мы шли, беседуя, ночью по Невскому, взад и вперед, между Литейным и Надеждинской, и как будто Чехов все хотел что-то досказать. Наконец, он высказал — это было по поводу сдержанного и недоверчивого отношения Л. Н. Толстого к Короленко, как к писателю. .Ноя нашел чем победить его предубеждение,— поспешил заявить Антон Павлович.— Вы помните, конечно, очерки .У казаков"... Там ёсть сцена в трактире... Превосходная... Я дал ее прочесть Льву Николаевичу... Никакой выдумки, все верно, правдиво, ярко...". В последниегоды жизни Толстой, действительно, иначе относился к Короленко, чем раньше» (Ф. Батюшков. Поэзия вымысла и правда жизни в произведениях Вл. Гал. Короленко.—«Современная иллюстрация», 1913, № 7, от 14 июля, стр. 100).