Том 68. Чехов — страница 232 из 305

⁷¹ Янг говорит о своих переводах и сравнивает суровую красоту чеховского стиля с цветистыми переводами его на английский язык, которые до сих пор преобладали: «Изо всех драматургов на свете к Чехову менее чем к кому бы то ни было подходит та разношерстная путаница стилей, которую ему навязывают при переводе на английский язык,— то замыслова­тый, то возвышенный, или мрачно-психологичный, или напыщенно-экзальтирован­ный, или совсем уже плоский, в котором не ощущается поэтичности или выпадает юмор (...)»

Последняя чеховская постановка в 1930-е годы была осуществлена группой Моло­дых актеров, так называемыми Surry Players, которые поставили «Три сестры». Судя по убийственно-остроумной рецензии Дж. М. Брауна, постановка эта полностью про­валилась: «Surry Players не только не подняли Чехова к высотам, „где парит искусство", они даже не удосужились прочитать его в „кухне жизни" (...) Только при четком по­нимании взаимосвязанности частей, только при режиссере, который способен понять и выявить скрытый замысел, если режиссеру в этом помогают актеры, умеющие строить образ изнутри, только тогда чеховские пьесы на сцене не покажутся путаными ,..

Большинство из нас ... невольно вспомнили достоинства постановки той же пьесы, сделанной мисс Гальенн, вспомнили Американский Экспериментальный театр (...), вспомнили великие и незабываемые чудеса мхатовских спектаклей, а главное, вспомнили самый текст. Кто же виноват, если, вспоминая все это, мы были охвачены чувством негодования?»⁷².

4

В 1940-х годах можно отметить относительную вялость в издании чеховских про­изведений, а также и работ о Чехове. В течение этого десятилетия издан всего лишь один сборник рассказов ⁷³, но ни один из помещенных в нем переводов не явился но­вым для американского читателя. Также сократилось число отдельных расска­зов, печатающихся в периодической прессе: в 1930-е — их было тринадцать, в 1940-е годы — всего шесть⁷⁴. Вышло два сборника пьес ⁷⁵ в старых переводах и один сбор­ник ⁷⁶ — довольно увесистое издание, в которое вошло двадцать девять рассказов и повестей, «Медведь», «Вишневый сад» и девятнадцать писем. Значительным событием этого десятилетия явился выход в свет пьес Чехова «Три сестры» и «Вишневый сад» в новом переводе Старка Янга⁷⁷. Был также издан сборник, в который вошли избран­ные письма Чехова, его записные книжки за 1892—1904 гг. и дневники с 1896 по 1903 г.⁷⁸ Кроме того, чеховские произведения вошли в несколько антологий⁷⁹. Мо­нографий о Чехове за это время не появлялось, однако вышел ряд статей, в которые рассматривалась чеховская проза и драматургия⁸⁰ и, кроме того, русские материалы — работа Корнея Чуковского⁸¹ и воспоминания Горького, Куприна и Бунина вместе с перепиской Чехова и Горького⁸².

В 1940-е годы, так же, как в 1930-е, американская критика ограничивалась глав­ным образом обсуждением чеховских пьес и рецензиями на те постановки — их было всего три,— которые были осуществлены в это десятилетие. В 1940 г. театральный критик Джон Гасснер опубликовал работу о выдающихся представителях мировой драматургии⁸³, в которой дает беглую характеристику чеховского метода. Гасснер указывает на глубокий оптимизм и человечность Чехова и утверждает, что Чехов ото­шел от концепции трагичности, принятой классиками и романтиками. Чехов, по мне­нию Гасснера, видит трагедию не в столкновении личностей, а в том постоянном трении и износе, которым жизнь подвергает человека, не умеющего с пей справиться. В своих пьесах он «грустит, прощаясь с жизненным укладом, полным красоты и очарования "... Вместе с тем он сознает, что жизнь идет вперед, и признает очистительную силу за этим неизбежным процессом ломки; с каждым ударом топора, подрубающего деревья вишневого сада, созидается творческий мир будущего»⁸⁴.

Нельзя, однако, сказать, чтобы Гасснер, при всем своем восхищении драматурги­ческим мастерством Чехова, сумел подобрать ключ к его пониманию. -

В этом же десятилетии появилась еще одна работа, в ней мы находим более глу­бокое проникновение в суть эстетики чеховской драматургии. Эта работа, «Сущность театра» ^8S, принадлежит Фрэнсису Фергюсону и впоследствии вышла деше­вым изданием ⁸⁶, благодаря чему приобрела широкое распространение. Одна пз глав этой книги заключает в себе разбор «Вишневого сада» и явля­ется едва ли не наиболее серьезной критической работой, посвященной чеховской драматургии, из всех, какие были до сих пор опубликованы в Америке. Фергюсон, который одновременно с работой над этой книгой руководил семинаром литературной критики в Принстонском университете, называет Чехова художником реалистической драмы в чистейшем ее виде. В заключительном своем анализе Фергюсон рассматривает реалистические пьесы и систему Станиславского как части единого творческого на­правления.

Свой анализ Чехова Фергюсон разрабатывает, опираясь на аристотелевскую эсте­тику, пользуясь ее терминологией и применяя ее концепции к искусству современной драматургии. Выбрав из «Вишневого сада» одно явление, он подвергает его подробней­шему разбору, причем в поле его зрения попадают не только действие и диалог, но и все авторские ремарки и указания. «Полная свобода от механической интриги, от рассудочной последовательности,— заключает Фергюсон,— доказывает совершенство чеховского реалистического искусства, в то время как эпизоды, кажущиеся случай­ными, на самом деле являются результатом тонкого и сознательного мастерства»⁸⁷.

Анализируя структуру пьесы, Фергюсон обращает внимание на особый прием, к которому прибегает Чехов,— в основу каждого действия класть какое-нибудь тор­жественное событие (встречи, проводы, юбилеи), вовлекающее так или иначе всех дей­ствующих лиц; прием, как замечает Фергюсон, роднящий Чехова с Генри Джеймсом и служащий у обоих писателей одной и той же цели — не раздроблять внимание и не фиксировать его' на частных целях того или иного героя⁸⁸.

В своем подробном разборе одного явления «Вишневого сада» Фергюсон поль­зуется новым переводом Старка Янга, подчеркивая высокое его качество, благодаря которому вся музыкальность и поэтичность чеховского текста впервые получили свое воплощение на английском языке⁸⁹.

Говоря о влиянии Чехова на современное искусство, Фергюсон в первую очередь называет Московский Художественный театр, в котором современный реализм нашел свое совершенное воплощение. Творчество Чехова и школа Московского Художест­венного театра, требующие от актера одновременно точности передачи авторского замысла и напряженной работы воображения, оказали огромное влияние на мировое искусство. Новый творческий метод, найденный МХАТ'ом, дает возможность,-—

«ТРИ СЕСТРЫ» НА АМЕРИКАНСКОЙ СЦЕНЕ (КАРТИНА ИЗ 1-го АКТА) Постановка Гатри Мак Клинтина в «Ethel Ваггушоге Theatre», Нью-Йорк, 1942 г.

говорит Ферпосон,— по только приблизиться к реализму в искусстве. Вооружившись этим методом, актер находит подход к драматургии всех времен. Кроме того, реализм Чехова несет в себе залог дальнейшего развития, «ибо приводит искусство к ого искон­ным корням, из которых могут вырасти новые побеги» ⁹⁰.

Если подход Фергюсона п страдает некоторой недооценкой интеллектуальной зна­чимости чеховских пьес, то, с другой стороны, мы находим у него проникновенный и подлинно эстетический отклик на творчество Чехова, поэтическая красота которого нуждается в тонком художественном анализе. Такой анализ необходим, ибо помогает американскому читателю и зрителю оценить пьесы Чехова как произведения высокого искусства.

В 1942 г., через год после того, как Америка вступила и войну — режиссер Гатри Мак Клинтик (Guthrie McClintic) поставил «Три сестры». Кэтрин Корпел (Katheriue Cornell) играла Машу, известная трагическая актриса Джуднт Андерсон (Judith Anderson) — Ольгу. Остальные роли были распределены следующим образом: Гертруд Масгроув (Gertrude Musgrove)—Ирина, Александр Нокс (Alexander Knox) — Тузенбах, Мак Кей Моррис (McKay Morris)—Соленый, Эдмунд Гуэн (Edmund Gwenn)— Чебутыкин, Деннис Кинг (Dennis King) — Вершинин, Эрик Дреслер (Eric Dres­sier) — Андрей и Рут Гордон (Ruth Gordon) — Наташа. Премьера была дана в воен­ном лагере под Ныо-Порком, в Fort Meade, где солдаты проходили военную подготовку, причем весь реквизит для спектакля был сделан руками солдат. Солдаты приняли спектакль с исключительным энтузиазмом⁹¹. После этого состоялась премьера в Ethel Barrymore Theatre (Нью-Йорк), вызвавшая восторженные отзывы в печати. Многие из критиков поспешили отметить элемент безнадежности, характеризующий пьесу, указывая на контраст менаду чеховскими героями и их потомками, которые в это время отстаивали Сталинград⁹². Уолкотт Гибб, театральный критик журнала «New Yorker», назвал спектакль «одним из художественных триумфов всего сезона», но вместе с тем высказал опасепие, что для большей части американских зрителей пьеса может ока­заться малопонятной из-за специфически русских проблем, в ней затронутых, и типич­но-русской настроенности ее⁹³. Однако режиссер спектакля Мак Клннтнк возражал Гиббу, говоря, что чеховские герои являются не только специфически русскими, но и «общечеловеческими типами и по существу не принадлежат одной какой-либо стране, либо эпохе»⁹⁴.

В 1944 г. на американской сцене появилась новая чеховская постановка, осуще­ствленная Ив Ле Гальенн совместно с Маргарет Уэбстер (Margareth Webster),— «Вишне­вый сад»; премьера состоялась 25 января 1944 г. в National Theatre с участием Ив Ле Гальенн — Раневская. Джозефа Шилдкраут (Joseph Shildkraut) — Гаев, Стивена Шнэйбл (Stephan Schnabel) — Лопахин, Лойс Холл (Lois Hall) — Аня, Кэтрин Эмерп (Katherine Emery) — Варя, А. Г. Эндрюс (A. G. Andrews) — Фирс, Эдуарда Фрэнз (Eduard Franz) — Трофимов, Рекс О'Мэли (Rex O'Malley) — Епиходов и Лины Ро­берте (Leona Roberts) — Шарлотта. Пьеса шла в новом переводе Ирины Скарятиной