..у это был в самом деле необыкновенный, редкий и, в сравнении с теми, кого она знала, великий человек.
СТРАНИЦА ИЗ ЧЕРНОВОЙ РУКОПИСИ РАССКАЗА «ДАМА С СОБАЧКОЙ»
Сообщение К. М. Виноградовой
Работа над рассказом «Дама с собачкой» почти не нашла отражения в письмах Чехова. Немногие упоминания об этом рассказе относятся лишь к срокам окончания работы и присылки рукописи в редакцию. По этим письмам можно установить, что Чехов работал над рассказом осенью 1899 г. в Ялте. Основная работа шла, по-видимому, в сентябре —- октябре 1899 г., а 30 октября рукопись уже была отослана Чеховым В. А. Гольцеву.
В рассказе использованы три записи из записной книжки Чехова. Одна из них, содержащая рассуждения о тайне, очень отдаленно вошла в рассказ своей философской темой. Две другие записи касаются незначительных деталей, не связанных органически с основным сюжетом. Это упоминание о губернаторской дочке в ложе провинциального театра и сравнение кружев на дамском белье с чешуей.
Рассказ «Дама с собачкой» дошел до нас в двух редакциях: первопечатный текст в журнале «Русская мысль» 1899 г., № 12, п позднейший текст 1903 г. (А. П. Ч е- хов. Собрание сочинений, т. XII. СПб., изд. Маркса, 1903). Обе редакции существенно отличаются друг от друга.
Все изменения, осуществленные писателем, углубляют главную мысль рассказа. Даже небольшие текстовые исправления усиливают идейную и художественную значимость рассказа. Наиболее значительная правка произведена Чеховым во второй и третьей главах рассказа. В первой главе сделаны лишь мелкие стилистические изменения.
В общей композиции рассказа, в художественном раскрытии его идейного замысла вторая глава является наиболее значительной. Центральной, глубоко лирической темой проходит в ней тема Анны Сергеевны. Дама с собачкой, с вульгарной лорнеткой в руках (которую она, кстати сказать, теряет в первой же прогулке с Гуровым), становится бесконечно трогательной в своей любви: «От нее веяло чистотой порядочной, наивной, мало жившей женщины» (IX, 361). Гуров же смотрит на свое сближение с Анной Сергеевной как на весьма обычное для него увлечение: спокойно, равнодушно, даже несколько презрительно. Разница в переживаниях героев раскрывается в первом же их серьезном разговоре. Небольшая сценка эта, построенная на контрастах душевного состояния Анны Сергеевны и Гурова, подвергается изменениям при подготовке рассказа для собрания сочинений.
Так, в картину душевного состояния Анны Сергеевны после сближения с Гуровым, данную в журнальном тексте глазами Гурова, Чехов вносит всего лишь два слова: «очень серьезно», которые меняют интонацию этой фразы.
«Анна Сергеевна, эта „дама с собачкой", к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению,— так казалось, и это было странно и некстати»[63].
Перенеся сюда стоявшие в журнальном тексте в следующей фразе слова: «она стала серьезной» и несколько изменив их: «отнеслась... очень серьезно», Чехов подчеркнул глубину переживаний Анны Сергеевны.
Душевному смятению и тревоге Анны Сергеевны противопоставлено в рассказе спокойное, равнодушное, граничащее с пошлостью, поведение Гурова. В тот именно момент, когда Анна Сергеевна «задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине», Гуров спокойно подходит к столу, на котором был арбуз, отрезает себе ломоть. В позднейшей редакции Чехов добавил еще одну выразительную деталь:
«На столе стоял арбуз. Гуров отрезал себе ломоть и стал есть не спеша. Прошло по крайней мере полчаса в молчании».
Чехов исключает слова Анны Сергеевны: «Это больше никогда не повторится. Клянусь!» — и заменяет их предельно лаконичным восклицанием, которое передает смятение Анны Сергеевны: «Это ужасно».
Существенно изменяется Чеховым разговор Анны Сергеевны с Гуровым. В журнальном тексте Гуров прерывает взволнованную исповедь Анны Сергеевны грубоватыми репликами, в которых сквозит эгоизм самодовольного мужчины, избалованного успехом у женщин, и полное безразличие к душевному состоянию Анны Сергеевны. В позднейшем тексте Чехов сильно сокращает рассказ Анны Сергеевны и целиком исключает все реплики Гурова, обличающие его. После эпизода с арбузом они уже не нужны, так как все уже выражено одной этой деталью. Диалог превращается таким образом в монолог Анны Сергеевны.
Журнальный текст
Вы должны выслушать меня. Я расскажу вам, отчего это произошло.
Мне ничего не нужно знать, решительно ничего!
Но позвольте мне рассказать, мне станет легче...
После, милая! — сказал он и поправил ее волосы.— Зачем делать такое серьезное, умное лицо? Это, извини, даже немножко неумно, потому что не соответствует обстоятельствам.
Нет, вы должны меня выслушать. Прошу вас. Я вам уже говорила, что я вышла замуж и поехала с мужем в С. Живут же другие в провинции, отчего мне не жить? Но мне С. стал противен с первой же недели: как выгляну в окно, а там серый забор — о боже мой! Ложилась в девять часов спать и только развлечения, что в три часа обед, а в девять спать.
Текст собрания сочинений
Чем мне оправдаться? Я дурная, низкая женщина, я себя презираю и об оправдании не думаю. Я не мужа обманула, а самое себя. И не сейчас только, а уже давно обманываю.
В окончательном тексте Чехов снимает и ту восторженную характеристику, которую дает Гурову Анна Сергеевна. «Я чувствую, вы добрый, вы хороший человек,— говорила она. — Я вас мало знаю, но почему-то вы мне кажетесь таким добрым, порядочным, умным, вы не такой, как все, и поймете меня».
Теперь, после сцены с арбузом, эта характеристика становится неуместной, внутренне не мотивированной. То, что интуитивно уже почувствовала в Гурове Анна Сергеевна, пока еще не ясно читателю. До эпизода с поездкой в Ореанду Чехов оставляет Гурова таким, каким он сам привык воспринимать себя и каким видел его читатель.
Сложный процесс внутреннего пробуждения Гурова, обновленного любовью, наступает позднее, и Чехов с большой психологической тонкостью постепенно раскрывает его перед читателем. Подлинный строй души Гурова раскрывается в поэтической, полной глубокого смысла, поездке Анны Сергеевны и Гурова в Ореанду. Этой прогулкой начинается перелом в мироощущении Гурова. Любовь молодой красивой женщины, картины южной природы, не смолкающий шум моря — все это заставило Гурова задуматься о смысле жизни, о том, «как в сущности все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве» (IX, 363).
Выделенные слова отсутствовали в журнальном тексте.
Все изменения, внесенные Чеховым во вторую главу, направлены к тому, чтобы подчеркнуть значение поездки в Ореаиду в раскрытии основной идеи рассказа. Так, Чехов исключает следующий отрывок: «Гуров наслаждался, хотя и сознавал, что эти впечатления ему нн к чему, совсем не нужны, так как его жизнь не была ни прекрасной ни величавой и не было желания, чтобы она когда-нибудь стала такой». Это были мысли
т^ь&г
V>~
Со -77*^ / Т"
■ vy
J.W r^y*
rrJ) - ^ - «- -y
у A ^ ^
*
ЧЕРНОВОЙ АВТОГРАФ РАССКАЗА «ДАМА С СОБАЧКОЙ» (ОСЕНЬ 1899 г. Последний лист рукописи. Внизу надпись И. А. Бунина Литературный музей, Москва
прежнего Гурова, Гурова до встречи с Анной Сергеевной. Теперь же любовь к Анне Сергеевне открывала ему другой мир и тем самым разбудила в нем способность воспринимать прекрасное.
С большой последовательностью Чехов и здесь вычеркивает излишне восторженную характеристику, данную Гурову Анной Сергеевной: «Еще немного и я увлеклась бы вами серьезно. Вы такой хороший, такой милый, чудный, редкий человек. Вас так легко полюбить! Но зачем любовь? Она разбила бы мою жизнь. Любить вас тайком, скрываться от всех — разве это не ужасно».
Глава заканчивается лирическим раздумьем Гурова, возвращающегося после отъезда Анны Сергеевны. Гуров, растроганный и грустный, анализируя свое отношение к Анне Сергеевне, испытывает легкое раскаяние. «Ведь эта молодая женщина,с которой он больше уже никогда не у видится, не была с ним счастлива... она называла его добрым, необыкновенным, возвышенным; очевидно, он казался ей не тем, чем был на самом деле, значит невольно обманывал ее...» (IX, 364).
В журнальном тексте эти думы Гурова заканчивались словами: «и теперь ему было неловко». В последней редакции Чехов снял эту концовку.
В третьей главе тема любви дается как тема Гурова, обновленного своим чувством к Анне Сергеевне.
Поэтический образ Анны Сергеевны, заполнивший все сознание Гурова, сталкивается с миром пошлости, символом которой является «осетрина с душком». Это столкновение заканчивается внутренней победой Анны Сергеевны, ее торжеством — происходит перерождение Гурова.
Все изменения, внесенные Чеховым в журнальный текст третьей главы, направлены к одной цели — как можно убедительнее обнаружить это новое в облике Гурова.
Чехов последовательно исключает все то, что так или иначе мельчит и снижает образ Гурова. Так исключены фразы:
«... он бранил Крым, Ялту, татар, женщин, уверял, что Швейцария лучше».
«... ссорился с жильцами, дворниками, полицией».
«... легкое, беспечное настроение и чувство личной свободы исчезли».
В следующем абзаце оставлена только одна фраза, чрезвычайно лаконичная и выразительная для характеристики того обывательского мира, в который окунулся Гуров в Москве:
«Уже он мог съесть целую порцию селянки на сковородке, [и если бы Анна Сергеевна видела, как он выходил из ресторана красный, мрачный, недовольный, то быть может поняла бы, что в нем нет ничего возвышенного и необыкновенного]».
Чехов устраняет из первоначального текста лишние слова, добиваясь большей сдержанности и цельности изложения:
«И приходилось говорить неопределенно о любви, о женщинах, [говорил он долго, просил спеть что-нибудь, сам пел], и никто не догадывался в чем дело».