Том 68. Чехов — страница 39 из 305

письмами и потому не включенных в данный раздел.

* * *

Чрезвычайно интересны литературные советы, которые Чехов давал своим со­братьям по перу и начинающим писателям. Так, драматургу А. М. Федорову Чехов пи­шет: «Чувствуется сильное пристрастие к эффектам, эффект опережает мысль, и порой кажется, что сначала автор придумал эффекты, а около них уже потом стал лепить мало-помалу и пьесу». И в следующем письме: «...Название _пСтихия" недостаточно просто, в нем чувствуется претенциозность. Кое-где выползает мастерство, а не искус­ство; так, подделка под декаданс...» Это письмо опытному уже литератору и драматур­гу перекликается с письмом совсем юной девушке, впервые пробующей силы в лите­ратуре,-^-Р. Ф. Ващук: «Что касается „Сказки", то, мне кажется, это не сказка, а на­бор таких слов, как гномы, фея, роса, рыцари,— все это фальшивые бриллианты, по крайней мере на нашей русской почве, по которой никогда -не ходили ни рыцари, ни гномы, и на которой едва ли сыщете человека, могущего представить себе фею, обе­дающую росой и лучами. Бросьте это; надо быть искренней...» Требование искренно­сти и простоты выражено и в письме Мейерхольду, где идет речь о театре (об игре акте­ра, исполняющего роль Иоганнеса в пьесе Г. Гауптмана «Одинокие»): «Не следует под­черкивать нервности, чтобы невропатологическая натура не заслонила, не поработи­ла того, что важнее, именно одинокости, которую испытывают только высокие, притом здоровые (в высшем значении) организации». Эта фраза очень важна и для актеров, исполняющих роли героев пьес Чехова; она перекликается со многими другими высказываниями Чехова о «нервности» и об «авторском спокойствии», например, с печатаемым ниже отзывом Чехова о рассказах Леонида Андреева: «„Иност­ранец" мне очень понравился. И „Иностранец" и „В тумане"— это два серьез­ные шага вперед. В них уже много спокойствия, авторской уверенности в своей силе, в них мало авторской нервности». О том же свойстве таланта — быть внешне холод­ным при большом внутреннем накале — пишет Чехов и Федорову, анализируя образ героини его пьесы «Стихия»: «Лидия художница, очень талантлива, а потому и холодна, у вас же она кое-где истерична, истерична в своем страдании». Эти суждения очень важны для понимания эстетических взглядов Чехова, они помогают опровергнуть пред­ставления о нем, как о художнике безразличном к предмету своего описания; совершен­но ясно, что здесь идет речь лишь о форме выражения чувств художника, которая, как считал Чехов, должна быть «спокойной» и не должна быть «истеричной».

Встречаются в письмах Чехова и высказывания о собственном творчестве. Инте­ресно признание Чехова, что его творческая деятельность стеснялась цензурой. Это признание касается повести «Моя жизнь» и сделано в письме к М. Г. Вечеслову, который надеялся получить у Чехова — для шведского переводчика — экземпляр без цен­зурных купюр. «Когда повесть „Моя жизнь" печаталась в „Приложениях Нивы", то цензура обрезала ее в нескольких местах; в книгу же («Рассказы: 1) „Мужики" 2) „Моя жизнь" ») она вошла вся. Понятно, что повесть, даже напечатанная in toto, должна произ­водить впечатление урезанной, так как когда я писал ее, то не забывал ни на минуту, что пишу для подцензурного журнала».

Интересна в этом отношении также и более ранняя переписка с Лейкиным, где имеется несколько новых свидетельств о вмешательстве цензуры в чеховские рассказы (и вмешательстве Лейкина, предупреждающем цензуру).

Во многих письмах содержатся суждения Чехова о литераторах и их произведе­ниях. Так, например, в письме Билибину 1886 г. дана интересная характеристика Лей­кина: «Как фирма, для „Осколков" он необходим, ибо известный редактор лучше, чем неизвестный. Человечество ничего не потеряет, если он перестанет писать в „Осколках" (хотя его рассказы едва ли можно заменить чем-нибудь лучшим за отсутствием пишу­щих людей), но „Осколки" потеряют, если он бросит редакторство. Помимо популяр­ности, где вы найдете другого такого педанта, ярого письмописца, бегуна в цензурный комитет и проч.?»

Многие широко известные черты чеховской личности проявляются в публикуемых письмах. «Вы пишете: „ ...может быть, наша масть вам уже не под стать". Этакие слова грех писать. Неужели вы думаете, что я уже успел сделаться скотиной? Нет-с, по­дождите немножко, теперь еще пока рано, еще не испортился, хоть и начал жить. Да и в будущем я едва ли буду делить людей на масти». Эта скромность Чехова, его вни­мание к людям, проявляется во многих из печатаемых писем. Он сообщает писателю Лазаревскому, что прочел хорошую рецензию на его произведения, посылает в жур­нал повесть начинающего писателя Грекова, заботится о приезжающих в Ялту боль­ных, платит в гимназию за незнакомого мальчика, лечит десятки и сотни людей.

Внимание читателя привлечет серия писем, посланных Чеховым на Сахалин, после возвращения из поездки. В них отразились те моральные обязательства, которые добровольно взял на себя Чехов по отношению к жителям Сахалина. Он вникает во все детали работы сахалинских школ, во все их нужды, организует посылку книг, с присущей ему добросовестностью собственноручно переписывает списки отправ­ляемых книг.

История поездки Чехова на Сахалин и связанных с нею наблюдений дополняется и публикуемнми письмами Чехова к Д. Л. Манучарову. В них идет речь о брате адре­сата — Иване Львовиче Манучарове, народовольце, переведенном после отбытия десятилетней каторги на поселение на Сахалин. В одном из этих писем мы впервые находим у Чехова характеристику положения на Сахалине политических ссыльных.

Письма Чехова ранних лет поражают полнокровностью, кипучестью, за ними ощу­щается разносторонняя деятельность живущего напряженной жизнью человека. Чехов трудится в поте лица («ложишься в пятом часу утра»,— пишет он в 1883 г.), зани­маясь на медицинском факультете, «работая в 6—7 изданиях», встречаясь с друзьями. Он полон литературных замыслов («с удовольствием написал бы юмористическую ме­дицину в 2—3 томах! Перво-наперво рассмешил бы пациентов, а потом бы уж и ле­чить начал»), мечтает о путешествиях (на Волгу, на юг). И в одном из последних пи­сем, в 1904 г., он выражает желание поехать в Норвегию (что, вероятно, связано, с его последним замыслом—написать пьесу, героями которой должны были быть участники полярной экспедиции). Но самый тон поздних писем сильно меняется; они кратки, в них часто встречаются жалобы на плохое самочувствие, болезнь и про­скальзывает сознание безнадежности своего состояния.

Среди печатаемых писем есть письма к переводчикам произведений Чехова на иностранные языки. Так, много лет продолжалась связь Чехова с чешским пере­водчиком Борживоем Прусиком, который перевел много рассказов и пьес Чехова. В Чехословакии же переводила Чехова и Елизавета Била. Из переписки с М. Г. Вечесловым, высланным за организацию социал-демократического кружка и жившим в Швеции, мы узнаем об интересе к Чехову шведских переводчиков. С М. М. Ковалевским Чехов переписывается по поводу перевода своих произведений на французский язык. Переводчик русских писателей на греческий язык П. С. Лефп присылает Чехову сборник своих переводов, в который включены и рассказы Чехова.

Печатаемые письма дают много ценных дополнений для изучения биографин и твор­чества Чехова. В них мы находим неизвестные суждения о новых произведениях литературы, о современных ему литераторах, о героях своих и чужих произведений. Мы получаем дополнительные сведения о том, какое энергичное участие принимал Чехов в общественной жизни, сколько времени, сил и средств отдал он общественному ТРУДУ — лечению крестьян, помощи ссыльным, распространению книг на Сахалине. Мы еще раз убеждаемся в большом интересе, вызванном ужо в те годы произведениями Чехова за рубежом.

В подготовке настоящей публикации принимали участие следующие лица:

Ш. Ш. Богатырев—письма к Елизавете Биле и Борживою Прусику.

В. П. В ил ьч и некий — письма к Е. А. Сысоевой.

Н. И. Гитович — письма к М. Н. Альбову, И. Н. Альтшуллеру, Л. Н. Андре­еву, В. В. Билибину (от 22 февраля 1892 г.), А. Л. Вишневскому (от 10 июня 1903 г.), В. А. Гольцеву, А. М. Евреиновой, С. Я. Елпатьевскому, М. К. Заньковецкой, А. И. Ива­ненко, К. Л. Книпперу, М. М. Ковалевскому, Н, А. Лейкину(от 17 июня 1884 г., 17 ию­ля 1885 г.и 21 февраля 1889 г.),Б. А. Лазаревскому, В. Э. Мейерхольду, М. К. Первухи­ну, П. Г. Розанову, В. Н.Семенковичу (от 25 мая и 23 сентября 1896 г. и 24 июля 1897г.), К.М. Станюковичу, И. Д. Сытину, О. И. Фельдману, Н. Н. Хмелеву, М. П. Чеховой (телеграмма и письмо от 4 июня 1901 г.), П. Е. и Е. Я. Чеховым, В. И. Яко венко (от 31 июля 1893 г.).

М. П. Гриельская — письма к М. Г. Вечеслову, И. М. Кондратьеву, П. С. Лефи, А. А. Михайлову, Г. М. Чехову, М. А. Членову, М. М. Чемоданову.

Е. Н. Дунаева — письма к Н. П. Цучинскому и А. Е. Крымскому.

И. С. 3 и л ь б е р ш т е й н — письма к И. Э. Бразу и А. Н. Маслову (Бежецкому).

М. Т. Колод очко—письмо к А. П. Евтушевскому.

Б. Н. Коншина-— письма к О. Л. Книппер, Н. А. Лейкину (от 24 апреля 1897 г.), М. Ф. Победимской, И. Н. Сахарову, М. П. Чеховой (28 августа 1900 г.), И. П. Чехову.

Ю. М. Миркина — письма к А. Л. Вишневскому (от 21 октября 1899 г.), Я. А. Корнееву, Н. Н. Оболонскому (октябрь 1892 г.), П. А. Сергеенко (от 30 де­кабря 1901 г.), В. Н. Семенковичу (от 16 августа 1897 или 1898 г.), Е. М. Шавровой, Д. И. Эфросу.

В. П. Нечаев — письма к К. С. Баранцевичу, А. А. Петрову, В. С. Тюфяевой.

Э. А. Полоцкая — письма к Р. Ф. Ващук и Д. Л. Манучарову.

Н. А. Роскина — письма к Ю. К. Балтрушайтису, К. П. Иванову, В. М. Лав­рову, В. А. Маклакову, Н.Н. Оболонскому (18Е0-е гг., С. Ф. Рассохину, П. А. Сергеенко от 30 июня 1903 г.).

М. В. Теплинский — письма к И. С. Вологдину, В. М. Дорошевичу и В. О. Кононовичу.

И. В. Федоров — телеграмма А. И. Урусову.

В. Е. Хализев — письма к В. И. Яковенко (кроме письма от 31 июля 1893 г.).

Б. Д. ЧелышевиБ. Д. Хлестунов — письма к Г. П. Кравцову.