Копия для «Русской мысли» снималась, по-видимому, с автографа, так как в журнальной публикации пьесы обращает на себя внимание одна ошибка, которая могла возникнуть только при копировании автографа. Вместо фразы Вершинина во втором акте: «Видите, мои волосы седеют» в «Русской мысли» напечатано: «Все, даже мои волосы седеют» — явная нелепость, которая не могла возникнуть даже по небрежности корректора. В рукописи слово «Видите» перенесено: «Ви-дите», причем, при копировании мелкого, «кружевного» почерка Чехова, первую часть слова можно было прочесть как «Все», вторую как «даже», а маленькую косую черточку переноса принять за запятую. Другое объяснение этой ошибки найти трудно, тем более, что в текстах, сохранившихся в театре, это место читалось так: «Я седой» (см. первую главу настоящей работы).
Не располагая наборным текстом «Трех сестер», мы не можем судить, насколько точно он был скопирован и чему следует приписать ошибки журнальной публикации — невнимательности переписчика или небрежности корректоров «Русской мысли». Последнее предположение кажется нам наиболее вероятным. Как видно из писем Чехова, оп неоднократно высказывал недовольство работой корректоров и вел с ними борьбу, в которой далеко не всегда оказывался победителем.
Так, в 1899 г. Чехов писал Ю. О. Грюнбергу, сотруднику А. Ф. Маркса: «Еще раз позвольте пожаловаться на изумительную медленность, с какою посылается мне корректура, на совершенное игнорирование моих писем и проч. и проч.» (XVIII, 231).
В 1900 г.— В. А. Поссе: «За опечатки я сердился не на вас, а на типографию... Надо бороться и с опечатками, и со шрифтом, и проч., и проч.; иначе мелкие назойливые промахи станут привычными... А бороться, по-моему, можно только одним способом: постоянно заявлять о замеченных ошибках» (XVIII, 337).
Еще письмо в издательство Маркса: «Корректуры я прочитываю всякий раз внимательно, но типография ваша часто остается к моим поправкам совершенно равнодушной, ошибки остаются неисправленными,— и почему это так, понять не могу» (XVIII, 397).
Приведенные высказывания Чехова ни в коей мере не подтверждают широко распространенного мнения, что раз Чехов держал корректуру, следовательно он принял текст и тем самым «канонизировал» его со всеми возможными в нем ошибками. Следует учитывать еще, что автор всегда плохой контролер своего произведения, так как он порой видит то, чего в тексте нет, но что было или должно было бы в нем быть.
А. П. Скафтымов, комментируя пьесу для полного собрания сочинений, пишет: «Журнальный текст был исправлен в 1902 г. для нового издания 7-го тома собрания сочинений» (XI, 588). Это сказано неточно: журнальный текст был исправлен не в 1902, а в 1901 г. и не для нового издания 7-го тома, а сначала для отдельного издания пьесы у Маркса.
Чехов исправил большинство смысловых искажений журнального текста, но многие лексические и стилистические нарушения остались им незамеченными. Напомним, что первую корректуру для Маркса Чехов правил на память — рукопись была в Москве, в Художественном театре, а черновики свои он обычно уничтожал.
Пьеса вышла отдельным изданием, с портретами исполнительниц ролей трех сестер на обложке,в мае 1901 г. А осенью того же года (15 октября) сотрудникА. Ф. Маркса А. Е. Розинер писал Чехову: «Ваша драма „Три сестры" появилась уже после выхода 7-го тома („Пьесы") и была поэтому издана отдельно. Теперь мы имеем в виду приступить к печатанию нового издания 7-го тома. Можно ли включить в этот том и пьесу „Три сестры"?» (XIX, 466)
Чехов ответил согласием.
«В издании «Три сестры",— писал онРозинеру 18 октября 1901 г.,—было сделано много опечаток, а потому не откажите выслать мне корректуру» (XIX, 148).
Подготовляя «Три сестры» для второго издания, Чехов во многих случаях отменил свою правку, сделанную в первом издании. Была в том числе восстановлена реплика Маши: «Выпью рюмочку винда! Эх-ма, жизнь малиновая, тде наша не пропадала!» При этом ремарка «стучит вилкой по тарелке», вставленная в первом издании для реплики «Господа, я желаю сказать речь», по недосмотру осталась и перешла во все последующие издания. Эта ремарка была устранена только в 1955 г., при подготовке нами к печати «Трех сестер» для 12-томного собрания сочинений Чехова (Гослитиздат, 1955—1956).
Для подписчиков, которые уже приобрели первое издание 7-го тома, где не было ни «Трех сестер», ни переделанного водевиля «Свадьба», издательство Маркса выпустило сборник пьес, куда вошли «Три сестры» и водевили «Свадьба» и «Юбилей», переработанные Чеховым. Сборник этот вышел в марте 1902 г. и являлся как бы дополнением к уже вышедшему 7-му тому собрания сочинений. Текст пьесы был дан в нем с теми поправками, которые Чехов внес для второго издания 7-го тома.
Текст этого второго, дополненного издания 7-го тома (1902 г.) почти не содержит разночтений по сравнению с текстом сборника. Есть только один случай: в третьем акте в реплику Наташи: «Вообще нужно помогать бедным людям» вставлено слово «поскорее (помогать)». Если эта правка сделана Чеховым, то он, по-видимому, имел в виду вернуться к варианту ялтинской редакции: «Нужно поскорее помочь бедным».
Второе издание 7-го тома является последней прижизненной публикацией пьесы.
Его текст перепечатывался во всех последующих изданиях: во втором полном собрании сочинений Чехова в изд. Маркса, в полном собрании сочинений 1932 г. под ред. А. В. Луначарского и С. Д. Балухатого и, наконец, в Полном собрании сочинений. В самое последнее, 12-томное собрание сочинений нами на основании белового автографа было внесено несколько поправок, устраняющих искажения «Русской мысли», но, к сожалению, по условиям подготовки этого массового издания не было возможности довести работу по очищению текста до конца.
При следующем издании собрания сочинений Чехова текст «Трех сестер» должен быть подвергнут тщательной проверке с привлечением всех рукописных и печатных вариантов; каждое обнаруженное разночтение должно быть проанализировано в соответствии с опытом советской текстологической науки. Не претендуя здесь на полное и окончательное решение этой задачи, мы ограничиваемся приведением далее лишь некоторых наиболее очевидных примеров искажений текста, допущенных в «Русской мысли» и перекочевавших из нее во все последующие издания пьесы.
Попервомуакту:
В первой реплике Ольги: «ты уже в белом, лице твое сияет...»—напечатано: «в белом платье». Слово «платье» придает излишнюю конкретизацию, нарушает ритм и лишает фразу поэтического, «чеховского» звучания. Вспомним аналогичное построение фразы в «Чайке»: «Отчего вы всегда ходите в черном?» — спрашивает Медведенко Машу. «Всегда в черном... Ее любит учитель...»,— записывает Тригорин очередной «сюжет для небольшого рассказа».
В реплике Чебутыкина: «А я не буду работать» — было пропущено «А»'. Фраза утратила вызывающий оттенок, приобрела характер простого сообщения.
В последней фразе монолога Вершинина: «И может статься, что Паша теперешняя жизнь, с которой мы так миримся, будет со временем казаться странной, неудобной, неумной, недостаточно чистой, быть может, даже страшно грешной» — вместо «так» было напечатано «там» (это было исправлено Чеховым) и выпало слово «страшно».
В реплике Ирины: «Николай Львович, дорогой, не говорите мне о любви» — пропущено «дорогой».
По второму акту:
В диалоге:
Тузенбах <...>Я провожаю вас каждый вечер.
Ирина. Как я устала!
Тузенбах. И каждый вечер буду приходить на телеграф и провожать вас домой...
— слово «вечер» (во втором случае) было заменено на «день».
Соленый, объясняясь в любви Ирине, говорит: «Вы одна, только вы одна можете понять меня». Начальные слова: «Вы одна» — выпали в «Русской мысли».
По третьему акту:
В первой реплике Анфисы: «Сидят теперь внизу, под лестницей... А говорю — пожалуйте наверх, нешто, говорю, можно так — плачут» — «А» было заменено на «Я».
Во фразе Наташи: «Или я тебя не понимаю, или же ты не хочешь меня понять» — пропущено «тебя», необходимое по смыслу.
После фразы Наташи: «Нам нужно уговориться, Оля» — были пропущены слова: «раз навсегда».
В монологе пьяного Чебутыкина после слов: «... а теперь ничего не помню. Ничего» — в рукописи фраза: «В голове пусто, на душе холодно». Фраза эта, ярко характеризующая Чебутыкина, в «Русской мысли» была пропущена и никогда не печаталась.
Во фразе Тузенбаха: «Марья Сергеевна, например, играет на рояли чудесно» — вместо «например» было напечатано «по-моему», что придает фразе не тот смысл: ведь
2 Литературное наследство, т. 68
Тузенбах говорит о возможности устроить концерт («Можно бы устроить, если бы захотеть»), а не о своих музыкальных вкусах.
Во фразе Ольги: «Ведь замуж выходят не из любви, а только для того, чтобы исполнить свой долг» — пропущено слово «только».
В сцене «покаяния» Маши, после слов Ольги: «Какие бы ты глупости ни говорила, я все равно не слышу» — в реплике Маши было напечатано: «Э, глупая ты, Оля» вместо «чудная» (как у Чехова). «Э, глупая ты Оля» — это редакция первоначального текста, где Чехов заменил «глупая» на «чудная» по вполне понятным соображениям: во избежание соседства двух однокоренных слов в разной грамматической и смысловой функции.
В монологе Андрея перед фразой: «Наташа прекрасный, честный человек» — пропущены слова: «Если желаете знать» — необходимые для вызывающего топа, которым Андрей уверяет прежде всего себя в том, в чем он хочет уверить сестер.
По четвертому акту:
После слов Ирины: «Когда я Держала экзамен На учительницу, то даже заплакала от радости...» — напечатано: «от благости». Эти слова остались от первоначальной редакции, в которой реплика кончалась словами: «от благости, которая наполнила меня всю» — незначительная по объему купюра, сделанная Чеховым, не была перенесена в театральный текст и не попала в «Русскую мысль».